Замечание учёного о том, что подземный ход здесь маловероятен, звучало в ушах школьным звонком, резким и противным. Хотелось верить в то, что, конечно, ход здесь был, и непременно грозненский, а может, и не один. Глаза выискивали в полумраке палат какие-то угловатые предметы, похожие не то на дыбы, не то на тиски, в которые зажимали голову несчастного. Я сделал шаг в сторону и присмотрелся – нет, обыкновенный старый шкаф с отломленной дверцей, рядом вешалка на ножке. Ничего загадочного.

– Мы когда с Мишей Коршуновым тут лазали, конечно, всё по-другому было! Мусором всё каким-то завалено, некоторые помещения – под потолок! А Миша тут жил в детстве в Доме на набережной, и вот они мальчишками здесь подвалы исследовали, подземный ход искали. Не нашли, естественно, – говорил Задикян, пока профессор запирал дверь.

Орест Николаевич кивнул:

– Да, надо Мише позвонить, как он, не знаешь?

– На даче сидит, в Москву не ездит почти. А на даче у него вроде и телефона нет. Я Вику видел недавно, жену, книжку они новую к изданию готовят.

– Миша даже рассказ написал про эти подземелья. Расскажешь, Орест?

Мы уселись в тени тополя, возле церкви, глядя на темно-кирпичную стену палат.

– Этот было в самом конце тридцатых, – начал профессор. – Мальчишки – жильцы Дома на набережной и бараков вокруг – решили проверить легенду об этом подземном ходе. Вроде как Миша сам её услышал случайно, когда ходил в багетную мастерскую, вот сюда, в трапезную церкви. Хотя не знаю, действительно так было или уж он это для сюжета потом выдумал. Ну, в общем, взяли свечи, верёвку и залезли ночью в церковный подвал. Ход они, конечно, никакой не нашли, но рассказ написан крайне занимательно. Всё-таки Миша гениальный детский писатель. И вот эта романтика, страхи подземелья очень хорошо переданы у него. По застенку они там шли, под ногами у них мышиные скелеты хрустели… Белоусова тоже писала. Она недавно книжку издала. Там про жительницу, которая в детстве якобы по этому ходу ходила.

– Не то Панова, не то Попова, – поморщил лоб Задикян.

– Павлова. Ну, не суть, так эта Павлова чуть ли не четыре раза туда спускалась. Ход, по её рассказам, был широкий и выходил в какое-то подземелье возле взорванного храма Христа Спасителя. Храм взорвали, а подземелье там какое-то открылось.

– Так, значит, ход всё-таки есть?! – воскликнул я. – До сих пор?

– Стоп, стоп, стоп, молодой человек, – строго посмотрел Орест Николаевич. – В науке эмоций быть не должно. Зарубите себе это на носу. Во-первых, свидетельство существования подземного хода, пускай и устное, относится к началу тридцатых годов. Барышню эту, свидетельницу, в глаза никто не видел, где её Белоусова нашла – бог знает. И хоть Таисию Михайловну мы с Артёмом хорошо знаем, никакой уверенности в достоверности описанной истории у нас нет. Во-вторых, я с трудом представляю себе подземный ход, да ещё под рекой, по которому можно было бы свободно передвигаться спустя несколько столетий после его постройки. А в-третьих, в тридцать первом году храм Христа Спасителя был разрушен взрывами и на его месте вот-вот должна была начаться стройка века – Дворец Советов. Циклопическая высотка со статуей Ленина наверху. Логично предположить, что к такому масштабному строительству необходимо было провести новые инженерные коммуникации, которые смогли бы обеспечивать бесперебойную подачу электроэнергии. В связи с Генеральным планом реконструкции Москвы перестроили электростанцию, вон её трубы торчат, – указал профессор на похожее на завод здание в глубине других построек. – Электростанция подавала горячую воду и электричество в Дом на набережной, а также обеспечивала стройплощадку Дворца Советов. Электрические кабели протянуть было просто – по дну реки. А вот если туда провели ещё и теплосеть, то вполне могли сделать дюкер – подводный переход для коммуникаций. Вот его-то и могли принять за подземный ход.

– Не знаю, как они дюкер-то могли построить в то время? – засомневался Задикян. – Орест, ну, сам посуди: проходческие щиты применялись только в Метрострое. Да и то он один был, в тридцать третьем году в Англии куплен. А щитов малого диаметра и вовсе у нас не существовало.

– Могли! – невозмутимо отвечал профессор. – Земснарядом поперечно углубили русло и затопили в него дюкер в виде трубы. Вот и получился «подземный ход» под рекой. А потом, Москва-река мелкая была. Канала-то к Волге ещё не было! Это потом уже уровень на два метра подняли.

От реки налетел ветер. Зашуршал веточками над головой, промёл невидимой метёлкой пыль во дворе и, сорвав, бросил к нашим ногам несколько пожухлых свёрнутых листьев.

– Вот и лето почти закончилось, – пробормотал Артём Аршакович, чертя веточкой у себя под ногами какую-то фигуру. – Орест, ты к метро сейчас?

Легенда о подземном ходе жива и сегодня, но каких-либо подтверждений или опровержений она так и не получила. Уже в нулевых Артём Задикян и его товарищ, пожилой геофизик О Ен Дэн, получили разрешение на проведение геофизических исследований на территории палат и церкви Святой Троицы. Георадар посылает в грунт геомагнитные импульсы, а затем антенна получает их отражение. Данные записываются в компьютер, а затем расшифровываются специалистом. То есть геофизик просматривает всю глубину грунта, на которую прошли волны, как бы в разрезе. В зависимости от плотности породы изменяется и прохождение через неё волны. Обнаружив такие изменения, или аномалии, геофизик понимает, чем они вызваны, и может определить глубину залегания водяной линзы, коммуникаций, предметов или пустот. Однако работа это трудоёмкая и пока позволяет находить искомое только на небольших площадях.

При зондировании подповерхностного участка палисадника, возле правого крыла здания палат Аверкия Кириллова, прибор зафиксировал ряд аномалий. Кроме фундаментов предположительно монастырской белокаменной стены, что само по себе интересно, на глубине порядка 30 метров радиограмма показала пустоты. Своим сечением обнаруженное подземелье больше всего напоминало подземный ход высотой от 1,5 до 2,5 метра на разных участках. Кроме того, было зафиксировано частичное заполнение «хода» водой. В отчёте даётся 95-процентная гарантия нахождения в обозначенной точке пустоты, ведущей по направлению Москвы-реки. Но с уверенностью говорить о том, что это именно древний ход, а не современные коммуникации, к сожалению, не приходится.

В 2009 году здание электростанции ГЭС-2 получило статус объекта культурного наследия, а в 2016-м там начался демонтаж оборудования. Производственный комплекс решили переделать в место культурного досуга москвичей, сохранив при этом всю его архитектурную уникальность. Тогда мне удалось договориться о посещении электростанции. Я, конечно, надеялся найти дюкеры в сторону храма Христа Спасителя или какие-то следы их существования. Но визуальный осмотр фундаментной части ГЭС-2 результатов не дал.

Тогда я отправился в ГЭС-1, куда были переданы инженерные планы коммуникаций и систем выведенной из эксплуатации второй электростанции. Но каково же было моё разочарование, когда выяснилось, что чертежи, находящиеся в архиве, составлены уже после 1945 года.

– А где же довоенные схемы? – поинтересовался я у главного инженера.

Оказалось, что в первый год Великой Отечественной войны вся проектная и инженерная документация ГЭС-1 и ГЭС-2 была уничтожена. Риск взятия Москвы войсками фашистской Германии был высок, метрополитен подготавливали к затоплению, планы коммуникаций сжигали, а вместе с ними уничтожали и ответы на многие интересующие меня вопросы.

Ясно одно: сегодня дюкера в указанной точке нет.

Много интересного было в подземной Москве. Только всё – или закрыто, или входов туда никто не знал. Иногда возникали «свидетели», рассказывавшие, как они ещё в советское время со своими знакомыми, занимавшими высокие посты, проезжали на чёрных «Волгах» по многокилометровым подземным тоннелям из Подмосковья к самому центру столицы. Часто мне приходилось слышать о том, как дед или отец случайного собеседника проходил подземным ходом под рекой из одного заброшенного монастыря в другой. Финал таких историй был всегда одинаковым: «В семидесятых приехали рабочие и вход в подземелья зацементировали, чтобы мальчишки не лазали!» Вначале у меня что-то бешено подпрыгивало внутри, я просил отвезти меня и показать, где эти монастыри, церкви и в каком месте, хотя бы примерно, располагалось устье подземного хода. Но никакого энтузиазма в глазах рассказчика не встречал. Отвечали, что участники событий давно умерли, монастыри восстановили, а точного или хотя бы примерного места никто уже не помнит, а спросить не у кого. Я звонил Артёму Аршаковичу, сбивчиво пересказывал услышанное, но и он в ответ скептически замечал: «Вот когда покажут, где вход, тогда мы и посмотрим, а пока это всё ОБС». – «Что такое ОБС?» – удивлялся я. «Одна баба сказала!» – посмеиваясь, отвечал он.