Отличается ли канализация Парижа от нашей? Как небо и земля! Отличается принципиально, и по своему устройству, и по архитектуре, и по внешнему виду узлов и сооружений, времени их постройки, а также по ощущениям, которые охватывают при спуске в системы. Наверное, человеку, не связанному с изучением подземелий, подобная авантюра – спуститься в Париже в колодец посреди улицы – может показаться из ряда вон выходящей. Но поверьте, большинство горожан и проникновение в коммуникации родного города воспримет как событие выдающееся и уникальное, память о котором сохранится на долгие годы!
– Балакин! Подняться наверх и доложить, что там с дождём! – распорядился Маклаков.
Костик пополз по лесенке, и нас снова обсыпало какими-то ошмётками вперемешку с ржавой трухой.
– Нормально, поднимайтесь! – послышался сверху голос.
– Р-разрешаю подъём! – скомандовал шеф и, не дожидаясь нас, быстро поставил ногу на ступеньку.
Очутившись на поверхности, я полной грудью вдохнул воздуха. Никогда он ещё не казался мне настолько свежим и чистым. Одежда отсырела, и если её не успел промочить внезапный ливень, то это за десять минут сделали подземные испарения. На ботинки налипли комья серо-оранжевой субстанции – растворённого бетона и коррозирующего металла.
– От вас воняет, сэр, как от бомжа! – воскликнул Маклаков, хлопнув по плечу Костика.
– От вас тоже воняет, сэр! – улыбаясь, ответил тот.
– К тому же у вас такая грязная рожа, как будто вы ночуете на помойке.
– Благодарю вас, сэр!
Я посмотрел на Балакина, возившегося с колодезной крышкой, и вдруг заметил, что небольшая серьга в его ухе стала почти чёрной, хотя мог поклясться, что до спуска видел серебряное колечко, а сейчас оно было тёмное, с переливом в рыжину. Не то чтобы я каждый раз пристально оглядывал своих друзей с головы до ног, придавая значение каждой мелочи, но изменение цвета серьги было настолько внезапным и очевидным, что не заметить этого было просто невозможно.
– Чего ты? – спросил Костик.
– Серьга почернела.
– Подумаешь.
– Она сейчас почернела в коллекторе.
– Ну и что?
– Почернела, говорите? – очень серьёзным и каким-то скорбным тоном проговорил шеф, подходя к нам. – Это значит, ты сейчас таку-у-ую дозу отрицательной энергии хапнул… Интересно только, это связано с гибелью там этого телевизионщика или ты просто стал мишенью рандомных потоков?
– Да ладно вам, чего привязались? Всё со мной нормально, – ответил Костик, но как-то неуверенно. – Каких ещё потоков?
– Ты не дури! Серебро как губка всю энергетическую грязь впитывает и проявляет. Ты сейчас будешь с этим кольцом, как обезьяна с радиоактивным изотопом на ухе, ходить. Сам пострадаешь и другие через тебя пострадают! Выкидывай давай!
– Чего?
– Серьгу свою заражённую снимай и выкидывай.
– Да она не снимается!
– Снимай, кому говорю!
Костик нехотя попытался расстегнуть серьгу, но у него ничего не вышло.
– Говорю же, не снимается, – промямлил он.
– А ты сильнее потяни.
Наконец Балакин расстегнул серьгу и положил её на ладонь. Маленькое серебряное колечко было словно покрыто патиной. Растерянно моргая, наш товарищ смотрел на него, не зная, что делать дальше.
– Пойди вот туда в овраг подальше и выкини её, – напомнил Маклаков.
Нехотя Костик отошёл от нас, а вернулся уже без украшения. Он был расстроен.
– Не грусти! – подбадривал его шеф, когда мы шагали к метро. – Ты же сейчас сухим из воды, считай, вышел. Конечно, дозу чёрной энергии принял дай боже. Ну а что ты хотел? Это же канализация, система для человеческих испражнений, сточная вода, откуда там быть светлым энергиям? Чтобы там выжить, защита знаешь какая должна быть?
Недалеко от метро к нам подошёл странный человек.
– А вы ди-иггеры? – распевно и высоким голосом спросил он.
– А что, не видно? – огрызнулся Маклаков.
– Ви-идно-о! А ведь я знаю, чего вы и-ищете! Подземелье, где шумит вода-а!
Мы недоуменно переглянулись. Лицо нашего собеседника было круглым и без следов щетины. Толстые губы постоянно расплывались в широкой улыбке, на голове красовалась светлая панама с серыми следами рук на полях и на тулье. Весь он был каким-то пухлым, с белыми руками и складками на запястьях, словно младенец-переросток.
– Ну и дальше что?
– А я знаю, где она-а, пошли-и, – проговорил незнакомец и, раскачиваясь из стороны в сторону, словно стрелка метронома, побрёл к желтевшим за деревьями пятиэтажкам.
– Похож на бесноватого, – сказал шеф. – Посмотрим.
Наш проводник что-то причитал и улыбался. Но, пройдя метров двадцать, устало сел на край заросшей, давно не видевшей ремонта песочницы.
– Близко не подходим! – предупредил командир.
– Купим мы, бабушка, себе кисоньку, купим мы, бабушка, себе кисоньку, – бормотал провожатый, глядя куда-то мимо. – А кисонька – «мяу-мяу!».
– Ну, где твоё подземелье? – перебил его Маклаков.
– А уточка – «та-та-та-та», а курочка по зёрнышку… Я зна-аю где, там вода-а, голубая вода-а! – Незнакомец похлопал несколько раз по металлической ножке «грибка» и повторил: – Там вода-а!
– Подземелье где?
Этот ненормальный испортил настроение окончательно. Казалось, что он тоже был подослан к нам подземными духами, окрасившими Костикову серьгу. Досадливо плюнув в сторону, Маклаков процедил:
– За мной!
Мы развернулись, и завывания – «вода-а, там голубая вода-а!» – вскоре проглотил городской шум.
Удивительно, но в юношестве всё воспринимается совсем не так, как есть. Трудно разобраться, где причина, а где следствие, кто на самом деле является источником плохого настроения, а кто просто попадается под горячую руку, очутившись в центре события случайно.
Спустя всего несколько дней я увидел на Костике его любимую серьгу, она снова была такой же матовосеребристой, как и прежде.
– Я её тогда в карман сунул, – объяснил он. – Нашёл Вовка дурака – выбрасывать. Ну, она полежала в кармане немного и побелела, даже не чистил.
Оказалось, что серебро темнеет из-за сероводорода, такой же эффект может быть, если принять сероводородную ванну в санатории и не снять при этом серебряных украшений. Но как быстро появляется окись, так же быстро затем она и сходит. Ни при чём здесь отрицательные энергии, проклятия и тайные болезни, а изменение цвета серебряных изделий при высоком содержании в атмосфере сероводорода вызвано простой химической реакцией.
Глава 7
Знакомство с профессором
Вечером мне позвонил Задикян и предложил на следующий день поехать к профессору Колбукову. Мы встретились с Артёмом Аршаковичем на площади Никитские Ворота.
– Ты только Маклакову не говори! – предупредил он. – Вовчик его ненавидит. Да и Оресту не говори, что ты с Вовчиком.
– Почему? – удивился я.
– Ну, не знаю. Профессор считает Маклакова фармазоном[31]. Говорит, вместо того чтобы научной работой заниматься, тот только на телевидении выступает и сказки рассказывает.
Странные взаимоотношения царили в мире подземных профессионалов: все между собой были знакомы, все занимались, как мне казалось, одним делом – подземными исследованиями, но при этом что-то скрывали друг от друга, подсмеивались, одному нельзя было говорить то, другому это.
Мы вышли из тени громады ТАСС и побрели по узенькому тротуару. Откуда-то доносилось женское пение, звучало пианино. Но всё это было не вместе, а сливалось в какофонию, словно звуковые дорожки разъезжалась между собой, то отставая, то догоняя друг друга.
– Голос города! – обвёл рукой улицу Артём.
Где-то захохотал тромбон. Резкий и чистый звук, почти как голос тифона метропоезда, прокатился между домами и упорхнул за ржавые низкие крыши.