Дэлглиш стоял в веренице машин, выстроившихся перед очередным светофором, и вспоминал подробности того дела. Если в ходе расследования царили хаос и неразбериха, то же самое будет и в суде. В своей заключительной речи судья поддержал Уоллеса, но присяжные признали его виновным, взяв только час на выработку решения. Уоллес подал апелляцию. Ее приняли на том основании, что к делу не были приложены достоверные сведения, подтверждающие вынесенный присяжными вердикт. В сущности, это означало, что присяжные ошиблись.
Акройд все щебетал, а Дэлглиш уставился на дорогу. Толчея его не удивила: с каждым годом рабочий день в пятницу заканчивается все раньше; ситуацию усугубляли дачники, семьями покидающие Лондон на выходные. Они еще не доехали до Хэмпстеда, а Дэлглиш уже сожалел о своем порыве и мысленно подсчитывал, сколько часов он потерял. Он приказал себе перестать дергаться. Его жизнь и так переполнена делами, случилась передышка, зачем же портить себе удовольствие? Ближе к «Джек Строз касл» движение замерло, и потребовалось несколько минут, чтобы влиться в поток машин, движущихся по Спаньердз-роуд, которая прямой линией вытянулась вдоль Хэмпстеда. Кусты и деревья росли вплотную к дорожному полотну. Казалось, друзья едут по далекой глубинке.
— Здесь притормози, Адам, иначе пропустим поворот, — сказал Акройд. — Его непросто заметить. Мы к нему подъезжаем, осталось около тридцати ярдов, он по правой стороне.
Найти поворот и в самом деле оказалось непросто. А заезжать в него приходилось поперек встречного потока, что тоже было нелегко. Дэлглиш увидел ворота, а за ними дорожку с густыми зарослями кустов и деревьев по сторонам. Слева от въезда висела прикрепленная к стене черная табличка с белой надписью: «Музей Дюпейна. Пожалуйста, снизьте скорость».
— То еще приглашение, — сказал Дэлглиш. — Им что, не нужны посетители?
— Не уверен, что хозяева в них нуждаются, особенно если посетителей много. Макс Дюпейн, основавший этот музей в 1961 году, считал его чем-то вроде своего хобби. Он был очарован временем между двумя войнами. Можно сказать, был на нем помешан. Дюпейн собирал свою коллекцию тогда же, в двадцатые-тридцатые, чем и объясняется наличие некоторых картин: он мог купить их до того, как у художника появлялись большие деньги. Им были приобретены первые издания всех значимых романистов того времени, а также тех, кто, по его мнению, заслуживал места в этой коллекции. Библиотека на сегодняшний момент ценится довольно высоко. Музей предназначался для тех, кто разделяет его страсть, и этот подход оказал влияние и на нынешнее поколение владельцев. Теперь, когда дела переходят к Маркусу Дюпейну, ситуация может измениться. Он только что оставил государственную службу и вполне может воспринять музей как дело всей жизни.
Дэлглиш ехал по асфальтированной дорожке, столь узкой, что две машины едва могли на ней разминуться. С каждой стороны дорожки тянулась узкая полоска травы, а за ней — живая изгородь из кустов рододендрона. За ними росли чахлые деревца с начавшими желтеть листьями, и их присутствие делало дорожку еще сумрачнее. Они проехали мимо молодого человека, над которым возвышалась тощая пожилая женщина и, казалось, руководила его работой. Между ними стояла плетеная корзина; было похоже, что они сажали луковицы каких-то цветов. Молодой человек поднял на посетителей глаза и неотрывно смотрел, пока они ехали мимо. Женщина, если не считать мимолетного взгляда, не обратила на них внимания.
Дальше был поворот налево, там дорожка выпрямлялась, и впереди неожиданно возник музей. Дэлглиш остановил машину и вместе с Акройдом погрузился в молчаливое созерцание. Дорожка разделялась надвое, чтобы обогнуть круглую лужайку с кустами посередине, далее стояло симметричное здание из красного кирпича. Дом был изысканным, его архитектура впечатляла, и он оказался больше, чем Дэлглиш ожидал. В здании насчитывалось пять эркеров, центральный из которых, с двумя окнами, одно над другим, сильно выдавался вперед. На каждом из двух нижних этажей, с той и другой стороны от этого эркера, имелось по четыре одинаковых окна и еще по два в скатах крыши. Выкрашенную белой краской дверь со стеклами окаймлял сложный кирпичный узор. В сдержанности и абсолютной симметричности этого здания таилось что-то отталкивающее, казенное, чуждое. А вот и кое-что необычное: на месте ожидаемых пилястров располагались утопленные в стену панели, а капители были украшены кирпичным орнаментом. Они придавали фасаду некоторую причудливость, без которой тот был бы пугающе однообразен.
— Узнаешь дом? — спросил Акройд.
— Нет. Он должен быть мне знаком?
— Только в том случае, если ты посещал «Пенделл-Хаус», который неподалеку от Блетчли. Иниго Джонс построил его в 1636-м, и тот дом не был для него рядовым. Некий процветающий фабрикант соорудил это здание в 1894 году. Ему понравился «Пенделл-Хаус», и он решил сделать копию. В конце концов, настоящий архитектор там не присутствовал и возразить не мог. Тем не менее, копируя, делец не пошел дальше внешнего вида. И тем лучше. Интерьер «Пенделл-Хаус» не внушает доверия. Тебе нравится?
Конрад, словно ребенок, беспокоился, не будут л и разочарованы его подношением.
— Занятно. Правда, я предпочел бы не знать, что это копия Иниго Джонса. Мне нравится, но я не уверен, что мне захочется жить здесь. Избыток симметрии вселяет в меня беспокойство. А такие утопленные кирпичные панели я вижу впервые.
— Не ты один, если верить Певзнеру.[5] Говорят, они уникальны. Мне это по душе. Без них фасад смотрелся бы слишком сдержанно. И все равно зайдем и поглядим, как там внутри. Ведь за этим мы сюда и приехали. Стоянка за лавровыми кустами, направо. Макс Дюпейн не выносил вида машин перед домом. По правде говоря, он ненавидел проявления современной жизни. Большинство из них.
Дэлглиш опять завел двигатель. Белая стрелка на деревянной табличке указывала дорогу к стоянке, покрытой гравием территории, пятьдесят на тридцать ярдов, с въездом с южной стороны. Там уже двумя рядами расположилось двенадцать машин. Дэлглиш нашел место в дальнем конце.
— Тесновато, — сказал полицейский. — Как они управляются в людный день?
— Наверное, посетители смотрят, нельзя ли приткнуться с той стороны дома. Там есть гараж, но им пользуется Невил Дюпейн. Он держит в нем свой «ягуар-тайп». Впрочем, я никогда не видел, чтобы на стоянке не было мест. А может, в музее специально занимаются этим вопросом. Для пятницы, дневного времени, картина обычная. Несколько машин принадлежит персоналу.
Пока они шли к входной двери, вокруг не наблюдалось никаких признаков жизни. Дэлглишу подумалось, что для случайного гостя вход таит неясную угрозу, однако Акройд уверенно взялся за круглую медную ручку, повернул ее и толкнул дверь.
— Летом ее обычно не запирают. Сегодня такое солнце, что можно, кажется, рискнуть. Так или иначе — мы на месте. Добро пожаловать в музей Дюпейна!
2
Вслед за Акройдом Дэлглиш вошел в просторный холл, пол которого был выложен черной и белой плиткой. Перед собой он увидел изящную лестницу, которая на уровне примерно двадцатой ступени раздваивалась и вела к восточной и западной галереям. С каждой стороны холла имелось по три двери из красного дерева. В каждой из них открывалась такая же, поменьше, ведущая на верхнюю галерею. Под крючками для одежды стояли две высокие стойки для зонтиков. Справа располагался стол секретарши; он был также из красного дерева. На стене позади него висел старомодный пульт. Рядом была дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен», ведущая, судя по всему, в служебные помещения. Единственным живым существом здесь была сидящая за столом женщина. Акройд и Дэлглиш направились к ней, и она подняла глаза.
— Добрый день, мисс Годбай! — сказал Акройд. — Это мисс Мюрел Годбай, — продолжил он, развернувшись к Дэлглишу. — Она отвечает за прием посетителей и за всеми нами приглядывает. А это мой друг, мистер Дэлглиш. Он должен платить?
5
Николаус Певзнер (1902–1983) — британский историк архитектуры.