— Когда-либо прежде он вел себя с вами агрессивно?

— Никогда. Он не злой мальчик. Как я говорил, это моя вина. Неподходящие слова в неподходящее время.

— И он ничего не рассказывал о своем дне: чем занимался на работе, когда оттуда ушел, когда пришел домой?

— Ничего. Да и когда? До того как он взбеленился, взял кочергу и двинулся ко мне, мы успели сказать друг другу совсем немного. Двинул мне по правому плечу. Сбил с ног, и я треснулся головой о край телевизора. Вот такая получилась бредятина.

— Не могли бы вы рассказать о его жизни здесь, как долго вы пробыли вместе, как познакомились?

— Девять месяцев назад я подобрал его на Лестер-сквер. Может, десять месяцев. Трудно указать точное время. В конце января или начале февраля. Он отличался от остальных мальчиков. Райан заговорил первым, и я понял, что он может попасть в беду. Их жизнь ужасна. Там проституция… Стоит пойти по этой дорожке, и не успеешь оглянуться, как окажешься на том свете. Он не пробовал, но, я думаю, мог. Райан скатывался в пропасть, так что я забрал его сюда.

— …и жили с ним. Я имею в виду, вы стали любовниками, — без обиняков сказала Кейт.

— Он, конечно, гей, однако домой я его взял не поэтому. У меня кое-кто есть, и не первый год. Мой друг на полгода уехал на Дальний Восток, в командировку. Возвращается в январе. Хотелось бы надеяться, что к тому времени Райан будет устроен. Для троих эта квартира слишком мала. Райан пришел ко мне в первую же ночь, считая, судя по всему, что обязан платить за постой. Я быстро вправил ему мозги. Никогда не смешивал секс и дела. Ни раньше, ни теперь. И меня не привлекают молодые. Слышать такое несколько странно, и тем не менее это так. Мальчик мне понравился, я его пожалел, вот и все. Он, как вам известно, приходил и уходил. Когда предупреждал, когда нет. Обычно он возвращался через неделю-другую, нуждаясь в ванне, чистой одежде, удобной постели. Райан побывал в целом ряде сквотов, но нигде не задерживался надолго.

— Вам было известно, что при музее Дюпейна он работает в саду?

— Я давал ему рекомендацию. Он рассказывал, что работает там по понедельникам, средам и пятницам. Обычно в эти дни он уходил рано и возвращался около шести. Из чего я заключаю, что он был там, где и говорил: в музее Дюпейна.

— Как он туда добирался? — спросила Кейт.

— На метро и пешком. У него был старый велосипед, который затем исчез.

— Работать зимой до пяти — не слишком ли поздно? Фонари зажигают гораздо раньше.

— Он говорил, что всегда помогал не только в саду, но и по дому. Я не расспрашивал. Это было бы в духе его отчима. Мальчик не переносил, когда вмешивались в его жизнь. Не вините его. Я не виню. Да! Может, хотите чего-нибудь выпить? Чай, кофе? Забыл спросить.

Поблагодарив, Кейт объяснила, что им пора. Майор кивнул и сказал:

— Надеюсь, вы его найдете. Скажите ему тогда, что со мной все в порядке. Если он захочет вернуться, постель его ждет. Во всяком случае, на данный момент. И он не убивал того врача. Как его зовут? Дюпейн?

— Доктор Невил Дюпейн.

— Вы можете выкинуть это из головы. Этот мальчик не убийца.

— Ударь он вас посильнее и в другое место, он мог бы им стать.

— Ну ведь он не ударил, правда же? Там лейка — осторожнее, когда будете выходить. Извините, что от меня оказалось так мало толку. Дадите знать, когда его найдете?

К их удивлению, на выходе майор протянул руку. Он сжал ладонь Кейт с такой силой, что она почти поморщилась.

— Да, сэр, не беспокойтесь, — сказала инспектор. — Мы обязательно дадим вам знать.

Когда дверь закрылась, Кейт добавила:

— Можно попробовать зайти к миссис Перифилд. Она может знать, когда Райан вернулся. Похоже, она из тех женщин, что приглядывают за всем, происходящим у соседей.

На первом этаже они позвонили. Им открыла статная пожилая женщина, слегка перестаравшаяся с косметикой и завитая. Она была в покрытом узорами костюме, в пиджаке с четырьмя карманами, который украшали большие медные пуговицы. На двери осталась цепочка; сквозь щель женщина подозрительно разглядывала полицейских. Как только Кейт показала ей удостоверение и объяснила, что они по поводу Райана Арчера, та сразу сняла цепочку и пригласила их войти. Кейт, подозревая, что выбраться будет непросто, предупредила, что они не хотят надолго отвлекать миссис Перифилд от ее дел. Не могла бы она сказать, во сколько Райан вернулся вчера домой?

Миссис Перифилд рассыпалась в пространных заверениях, что очень хотела бы им помочь, но, к сожалению, это не в ее силах. По пятницам она играет в бридж. Вчера миссис Перифилд играла с друзьями в южном Кенсингтоне и осталась после чая выпить хересу. Она вернулась домой за каких-нибудь пятнадцать минут до этого чудовищного нападения. Пирсу и Кейт пришлось выслушать во всех подробностях, как миссис Перифилд удалось, действуя без промедления, сохранить жизнь майору. Чудом. Она надеется, что теперь он осознает: людям не надо слишком доверять, слишком сочувствовать. Райан не тот жилец, которого пускают в порядочный дом. Миссис Перифилд еще раз повторила, как ей жаль, что она не может помочь, и Кейт ей поверила. Она не сомневалась: миссис Перифилд была бы счастлива сообщить, что когда Райан вернулся, от него несло бензином — с пылу, с жару, прямо с места преступления.

По дороге к машине Кейт сказала:

— Выходит, у Райана нет алиби. По крайней мере насколько нам известно. Правда, я с трудом верю…

— Ради Бога, Кейт, и ты туда же! — взорвался Пирс. — Ни один из них не похож на убийцу. Он подозреваемый, как и все остальные. И чем дольше он будет скрываться, тем хуже для него.

13

Дом миссис Фарадей был по счету восьмым в этом квартале, выстроенном в середине девятнадцатого века. Изначально жилье предназначалось, без сомнения, для привилегированной части рабочего класса. Оно помнило все: растущую ренту, запустение, военный урон и житье несколькими семьями в каждом доме; однако нынче им на смену пришли те представители среднего класса, которые ценят близость Сити, хороших ресторанов, театров, а также с удовольствием заявляют, что живут в интересном, общественно и этнически разнородном обществе. Судя по количеству оконных решеток и систем сигнализации, местные жители постарались обезопасить себя от нежелательных проявлений такого разнообразия. Сам квартал подкупал единством архитектурных решений. Одинаковые фасады цвета кофе с молоком, балконы с черными железными перильцами… Отличия сводились к ярко выкрашенным разноцветным дверям и медным дверным молоточкам всех родов. Весной цветение огороженных вишневых деревьев оживило бы это архитектурное благолепие — теперь же лишь осеннее солнце освещало тянущиеся вдоль улицы голые ветки, а на стволах оставляло золотой отблеск. То одну, то другую оконную раму украшал плющ или какие-то желтые цветы.

Кейт нажала звонок на медной дощечке, и вскоре с той стороны откликнулись. Детективы были церемонно встречены пожилым мужчиной с непроницаемым лицом и седыми волосами, аккуратно зачесанными назад. В его одежде чувствовалась некая двусмысленность: черные брюки на помочах, полосатая коричневая куртка, казавшаяся недавно выглаженной, и галстук-бабочка в крапинку.

— Коммандер Дэлглиш и инспектор Мискин? — спросил он. — Миссис Фарадей вас ждет. Она в саду. Будьте добры, пройдите прямо туда. Моя фамилия Перкинс, — добавил мужчина, словно это каким-то образом объясняло его присутствие.

Для Кейт оказались неожиданными и сам дом, и то, как их встретили. Домов, в которых дверь открывает дворецкий, нынче осталось мало, да и шедший впереди человек не был похож на обычного дворецкого. Манерами и самоуверенностью он смахивал на старого слугу. А может быть, он родственник, который решил сыграть такую роль и получает от этого какое-то извращенное удовольствие?

Благодаря высоким напольным часам, стоящим справа от двери, узкий холл стал еще уже. Стены закрывали акварели, висевшие так тесно, что узора темных зеленых обоев почти не было видно. Через дверь слева Кейт мельком заметила книжные полки от пола до потолка, изящный камин и над ним портрет маслом. Это был не тот дом, в котором можно обнаружить репродукцию с дикими лошадьми в галопе, скачущими к берегу, или с восточной женщиной. Наверх вела колоссальная, изящно изогнутая лестница. Перкинс открыл белую дверь, которой оканчивался коридор; она вела на террасу, тянущуюся по всей ширине дома. Возникло очень домашнее ощущение: на плетеных стульях валялась одежда, по плетеным столам были разбросаны журналы, прозрачная зелень растений, закрывающая окна, делала воздух зеленоватым, словно полицейские оказались под водой. В сад можно было попасть, спустившись по коротенькой лестнице. Выложенная йоркским камнем дорожка вела к теплице. Сквозь стекло они видели женскую фигуру, в чьих ритмичных, повторяющихся наклонах угадывался какой-то старинный танец. Движение не прекратилось, даже когда Дэлглиш и Кейт встали у двери: женщина мыла и дезинфицировала цветочные горшки. На скамейке стоял таз с мыльной водой; миссис Фарадей брала один за другим отдраенные горшки, окунала их в дезинфицирующий раствор и расставляла на высокой полке, упорядочивая по размеру. Через несколько секунд она решила обратить внимание на посетителей и открыла дверь. Их обдало сильным запахом раствора.