— И все же пусть эксперты глянут, — сказал Дэлглиш. — Вы и Бентон-Смит можете встретиться с ними прямо там. Соседи могут что-то знать о посетителях.

Они перешли к полученному час назад заключению о смерти, составленному доктором Кинестоном. Беря свой экземпляр, Пирс сказал:

— Изучая заключение о смерти, созданное нашим доком Кинестоном, можно многое узнать, но как терапевтическое средство оно никуда не годится. Его полнота и дотошность достойны восхищения, хотя главное — это какая ему нравится музыка. Мне показалось, что вы грохнетесь в обморок, сержант.

Глянув на Бентона-Смита, Кейт увидела, как потемнело его лицо, а черные глаза превратились в блестящие угли. Тем не менее он спокойно перенес насмешку и холодно сказал:

— В какое-то мгновение так и случилось. — Он помолчал и взглянул на Дэлглиша. — Я впервые присутствовал на вскрытии молодой женщины.

Глядя в заключение, Адам сказал:

— Да, с ними тяжелее всех: с молодыми женщинами и детьми. Любому, кто может смотреть на их вскрытие без содрогания, стоит спросить себя: не ошибся ли он с выбором профессии? Давайте глянем, что нам сообщил доктор Кинестон.

Отчет патологоанатома подтвердил его первоначальные предположения. Главное давление оказала правая рука. На затылке небольшой кровоподтек, позволяющий предположить, что в борьбе девушку прижали к стене, но на физический контакт между жертвой и убийцей ничто не указывает. Под ногтями не обнаружено ничего, что указывало бы на попытки борьбы со стороны девушки. Важной новостью была ее двухмесячная беременность.

— Возможно, у нас появился еще один, дополнительный, мотив, — сказал Пирс. — Селия могла договориться о встрече с любовником, желая обсудить, что им делать дальше, или собираясь надавить на него с замужеством. Но почему в Дюпейне? У нее же была собственная квартира.

— В случае с такой девушкой, богатой и искушенной, беременность не похожа на мотив для убийства. Это так, неприятность, от которой можно избавиться, оставшись на ночь в какой-нибудь дорогой клинике, — сказала Кейт. — И как она забеременела, если сидела, судя по всему, на противозачаточных таблетках? Она сделала это намеренно или перестала предохраняться. Пачка была запечатана.

— Я сомневаюсь, что ее убили из-за этой беременности, — заговорил Дэлглиш. — Причина убийства кроется в том месте, где она оказалась. У нас есть единственный убийца и вторая жертва — Невил Дюпейн, которого изначально и собирались убить.

Картина, бывшая пока еще не более чем предположением, болезненно-ярко возникла в уме коммандера: человеческая фигура — пол пока неизвестен — открывает кран в садовом сарае. Сильный поток воды смывает следы бензина с одетых в резиновые перчатки рук. Рев огня. Потом раздается неясный звон разбитого стекла и треск первого занявшегося дерева. Что заставило Вулкана глянуть вверх? Предчувствие или опасение, что огонь может выйти из-под контроля? Бросив вверх единственный взгляд, в окне Комнаты убийств он увидел девушку, глядящую на него широко раскрытыми глазами; ее желтые волосы освещены огнем. Был ли это тот самый момент, тот самый единственный взгляд, после которого Селии Меллок было суждено умереть?

Дэлглиш услышал голос Кейт:

— Мы пока не ответили на вопрос, как Селия попала в Комнату убийств. Похоже, единственный путь — через дверь в квартире Кэролайн Дюпейн. А как она попала в квартиру и зачем вообще туда пошла? И как мы можем быть в этом уверенными, если возможно, что она и ее убийца проникли в музей в тот момент, когда на входе никого не было?

Зазвонил телефон. Кейт подняла трубку, выслушала и сказала:

— Правильно, я сейчас же спущусь. — Она повернулась к Дэлглишу: — Приехала Талли Клаттон, сэр. Хочет с вами встретиться. Говорит, это важно.

— Наверняка, если она ради этого сама приехала, — сказал Пирс. — Наверное, не стоит надеяться на то, что мы наконец сможем опознать водителя.

Кейт была уже у двери.

— Будьте добры, Кейт, отведите Талли в комнату для бесед, — сказал Дэлглиш. — Я сразу с ней встречусь. И вы тоже.

В полиции сообщили, что на осмотр музея уйдет остаток среды и половина четверга. Следователи собирались вернуть ключи к концу дня. Чемодан уже убрали. Проведя осмотр квартиры Кэролайн Дюпейн, коммандер Дэлглиш и инспектор Мискин, похоже, решили не забирать у нее ключи и не лишать ее доступа в собственное жилище.

В четверг Талли встала, как и всегда, рано. Уборка и протирание пыли были отменены; она маялась без дела. День потерял всякую форму. Осталось лишь сбивающее с толку ощущение ирреальности, неузнаваемости происходящего. Талли двигалась машинально. Зловещий мир вокруг казался ей плодом чужого воображения. Даже коттедж перестал быть укрытием: всепроникающий дух распада, крепнущее предчувствие беды ощущались и здесь. Для Талли дом все еще оставался средоточием ее жизни, средоточием покоя, однако с появлением Райана порядок был разрушен. В действиях парня не было ничего злонамеренного; просто для двух столь разных личностей коттедж оказался слишком мал. Один туалет, да еще совмещенный с ванной — более чем неудобное положение. Талли всегда становилось неуютно от мысли, что он сейчас нетерпеливо ждет, пока она выйдет; сам же Райан не выходил оттуда чуть ли не часами, оставляя на полу мокрые полотенца и засохшие следы мыла в раковине. Арчер был очень чистоплотен и мылся дважды в день, так что Талли беспокоилась о счетах за тепло. Зато свою грязную одежду Райан бросал на пол, оставляя Талли подбирать ее и засовывать в стиральную машину. Накормить его оказалось непросто. Она подозревала, что у них разные вкусы, однако требующееся мальчику количество еды оказалось для нее неожиданностью. Райан денег не предлагал, а Талли не могла заставить себя спросить. Он рано ложился и тут же включал свою стереоустановку. Поп-музыка по вечерам была невыносима. Правда, после обнаружения тела Селии Меллок не оправившаяся от потрясения Талли попросила Райана сделать потише, и он без всяких возражений подчинился. И все же шум, хоть и приглушенный, оставался — в виде рвущего нервы ритма, от которого не удавалось спастись, даже накрыв голову подушкой.

В четверг, сразу после завтрака, пока Райан был еще в постели, Талли решила пойти в Уэст-Энд. Не представляя себе, насколько уходит, она не стала собирать рюкзак, взяв лишь сумку и положив в нее апельсин и банан в качестве завтрака. От метро «Хэмпстед» она доехала до набережной Виктории, прошла пешком до Нортамберленд-авеню, пробралась через толчею на Трафальгар-сквер, миновала Малл и оказалась в Сент-Джеймс-парке. Это был один из самых ее любимых лондонских маршрутов; постепенно, прохаживаясь вокруг озера, Талли почувствовала успокоение. Несвойственное осеннему времени тепло вернулось, и она села на скамейку, чтобы съесть фрукты, греясь на ласковом солнце и наблюдая, как бросают хлеб уткам родители с детьми, фотографируются на фоне воды туристы, прогуливаются рука об руку влюбленные. А еще там ходили парами загадочные мужчины в черных плащах, которые Талли всегда казались важными шпионами, обменивающимися всякими опасными секретами.

К половине третьего она пришла в себя, но возвращаться домой была еще не готова. Обойдя в последний раз озеро, Талли решила прогуляться к реке. Оказавшись на Парламент-сквер, у Вестминстера, она тут же решила присоединиться к небольшой очереди, стоявшей в палату лордов. До сих пор ей довелось побывать только в палате представителей. Здесь она получит новые впечатления и заодно спокойно полчаса посидит. Ждать пришлось недолго. Талли миновала дотошную охрану, дала осмотреть свою сумку, получила пропуск и стала подниматься по указанной ей лестнице на галерею для публики.

Она толкнула деревянную дверь и с любопытством уставилась на располагавшуюся далеко внизу палату. Талли часто видела ее по телевизору, но тут угрюмое великолепие вдруг ожило. Наверное, сегодня никто не смог бы создать такую палату; сама мысль о ней удивительна для любого времени. Отделка, архитектурные излишества, золото, дерево, витражи — казалось, что все эти герцоги, графы, маркизы и бароны викторианской поры не знали слова «слишком». Такой подход себя явно оправдал; возможно, строящим это здание были в принципе чужды сомнения. Архитекторы и ремесленники знали, для чего они это сооружают, и верили в то, что знали. В конце концов, мы тоже не без претензий: построили «Миллениум доум». Палата немного напоминала собор, хотя здание было совершенно светским. Золотой трон с пологом и канделябрами славил земное царство, в нишах стояли статуи баронов, а не святых, витражи высоких окон изображали оружие, а не сцены из Библии.