— Кролик умер быстро. Дульси свернула ему шею. Ты доволен? Это был здоровущий кроль, наверное, дед всех этих ушастых. Он тоже ей живот поцарапал. Да будет тебе известно, что кролик может быть злым как доберман, когда ты…

— А ты бы не стал злиться, если бы кто-то вознамерился освежевать тебя, чтобы съесть на ужин?

— Мы кошки. Мы охотники. Бог выпустил на землю кроликов, чтобы кошки на них охотились, чем мы и занимаемся. Ну что, будем продолжать гастрономическую тему?

Допив молоко, Джо спрыгнул на холодный линолеум, Клайд погасил свет, и они направились обратно в спальню. Однако, когда Джо уже устроился в удобном гнездышке, старательно утоптанном на его половине одеяла, он вдруг забеспокоился о Дульси.

Когда он уходил от нее меньше часа назад, ему показалось, что на фоне крыши промелькнула какая-то тень. Возможно, это енот или опоссум влезли наверх в поисках птичьих гнезд. Но да же если это и был Азраил, Дульси сумеет справиться; она в состоянии дать ему отпор, если он начнет вести себя чересчур нагло.

По крайней мере, Джо на это надеялся.

Лунный свет превратил пешеходную дорожку и стены домов в лабиринт причудливо сплетенных теней, но улица казалась пустынной и безмолвной; все вокруг замерло, лишь высоко над головой Дульси попискивали юркие летучие мыши.

Она стояла, упершись передними лапами в витрину магазина и не могла оторвать глаз от выставленных за стеклом товаров, подсвеченных разноцветными огоньками, — текстиля ручной работы, глиняных статуэток, деревянных резных масок и фигурок. Яркие вещи влекли ее. Прижавшись носом к стеклу, она вдыхала диковинные запахи, сочившиеся изнутри, ароматы, которые не мог унюхать ни один человек: слабый, едва уловимый кисловатый запах чужеземных красок, ароматы кожи и редких пород дерева, тяжелый неприятный дух овечьего жира, исходящий от сотканных вручную шерстяных ковров и одеял. Рассматривая выразительные перуанские и колумбийские узоры, она подумала, что изображенные на них лошади, олени и кошки скорее напоминают мифологических, нежели реальных животных.

Они очень похожи на меня, подумала она.

Эта мысль удивила и напугала Дульси, она даже вздрогнула от неожиданности.

Возможно, эта идея и прежде неосознанно жила в ее голове, появившись в результате чтения мифов: мысль, что она сама — странная, необычная и вообще не от мира сего.

«Ерунда. Я живая, из плоти и крови, а не какой-то сверхъестественный мифический зверь. Я просто не такая. Немножко иная».

И она решительно продолжила любоваться яркими и диковинными предметами.

До того, идя по улице, она останавливалась возле каждого магазинчика, чтобы приподняться на задние лапки и полюбоваться выставленными в витринах вручную расписанными шелковыми блузками, кашемировыми свитерами, серебряными украшениями ручной работы. Страсть к таким вещам заставляла ее мурлыкать от вожделения.

Вновь опустившись на все четыре лапы, она шмыгнула в садик, ведущий вдоль боковой стены магазина, пробежала его до конца и остановилась, глядя на окошко над задней дверью.

Она не собиралась воровать — как когда-то в прошлом — похищая у соседей всякие шелковые штучки. Ей просто хотелось подобраться поближе к этим прекрасным вещам — прикоснуться к ним, насладиться их запахом.

Вскарабкавшись по бугенвиллее, чьи вьющиеся одревесневшие стебли с пурпурными цветами оплетали стену магазина, она добралась до задней двери. Цепляя когтями и раскачивая верхнюю часть окошка, она в конце концов исхитрилась открыть его: фрамуга подалась внутрь, но не намного — дальше не пускала цепочка.

Миновав стеклянный скат фрамуги, она спрыгнула на сложенные штабелем ящики, а с них — на пол.

Она оказалась на складе магазина. К легкому запаху упаковочной стружки примешивался резкий аромат необработанного красного дерева, доставленного сюда из Южной Америки.

Добежав до большого зала, она попала в экзотический мир, куда так стремилась. Со всех сторон ее окружали разнообразные предметы, созданные далекими примитивными культурами. Все стеллажи, витрины и прилавки были заполнены этими необыкновенными сокровищами.

Она вспрыгнула на прилавок, обнюхивая украшенные перья ми статуэтки, глиняные и раскрашенные деревянные фигурки зверей, средневекового вида металлические штуки, которые можно вешать на стену, и аппликации из крохотных кусочков ткани. Улегшись на стопку шерстяных свитеров — мягких, слов но пух еще не оперившихся птенцов, она принялась с наслаждением перекатываться по ним, мурлыча и напевая от восторга получеловеческую, полукошачью песенку.

Уже давно она не испытывала столь сильной страсти, какую пробуждали в ней все эти вещи.

Выбрав самый мягкий свитер из пряжи рыжего, кремового и черного цветов, который великолепно гармонировал с ее собственной полосатой шкуркой, она совсем забыла о прежних добрых намерениях. Волоча его, словно леопард убитую антилопу, она спрыгнула на пол и отправилась к складу. Там она остановилась, оценивая расстояние до окошка над дверью. Голова у нее шла кругом от пьянящего наслаждения чудесной добычей, которая сейчас принадлежала ей и только ей. Она уже было приготовилась к прыжку, когда позади нее раздался глухой удар. Она резко обернулась, ощетинившись.

Она учуяла его прежде, чем смогла разглядеть. В непроглядной тьме, черный на черном, он стоял, буравя ее своими янтарными глазами. Затем он неторопливо вышел из темноты, улыбаясь самодовольно и покровительственно.

— И что же ты тут стащила, дорогая? Дульси присела, во все глаза глядя на него.

— Ну-ну. И ты еще собиралась сообщить о нас с Грили в полицию, когда ты сама просто мелкий воришка. Скажи мне, Дульси, куда ты тащишь этот чудесный мягкий свитерок из викуньи?

— Я собираюсь вздремнуть на нем. На складе, а то прилавок слишком ярко освещен, — соврала она. — А что, это незаконно?

Кот сел, одарив ее гаденькой улыбочкой.

— Хочешь сказать, ты ничего не украла? И ты никогда не воровала, скажем, у соседей? Никогда не забиралась в их дома, чтобы стащить шелковое бельишко, чулки или расшитую кружевную пижамку?

Ее сердце бешено колотилось; будь она человеком, у нее бы пылали щеки.

— Моя дорогая Дульси, я все знаю о твоих мелких шалостях. И о коробке, которую твоя Вильма Гетц держит на заднем крыльце, чтобы соседи могли вернуть себе украденные вещички, и о замшевых перчатках мистера Уоррена, которые подарила ему жена, и о собственных дорогих часах Вильмы, которые якобы потерялись почти на целый год.

Дульси пристально смотрела на него, лихорадочно соображая, где он мог об этом услышать. Конечно, все соседи знали, но… Мэйвити. Это наверняка она. Она могла об этом слышать. Возможно, она рассказала эту пикантную историю Грили, даже не подозревая, что это может как-то повредить Дульси.

— Мэйвити считает, — сказал Азраил, — что ты просто очаровательна. Надо же, таскать у соседей нижнее белье… — Кот пошевелил усами. — А Грили, конечно, был просто в восторге от твоей, скажем так, сообразительности и хитрости.

Он посмотрел вверх, на полки, и она невольно перевела взгляд на ряд резных статуэток — уродливых человечков из черного дерева.

— Эти фигурки, моя дорогая, эти уродцы с перьями… Ты ведь знаешь, что такое куклы вуду?

— Ну и?

— Эта темная магия вуду — могущественная штука, — сказал он, масляно улыбаясь. — Это та же темная сила, что живет в тебе, Дульси, и подбивает тебя воровать. Да, дорогуша, в этом мы с тобой похожи. Ты ведь знаешь, что рассказывают о черных котах: якобы они — вечные спутники ведьм. Все эти истории говорят о том, что тьма существует внутри нас, она и побуждает нас искать наслаждение в воровстве. Эта тьма живет в тебе и повелевает тобой. Вот так-то, дорогая.

Она попятилась и подняла переднюю лапу, готовая полоснуть его по морде, но золотистые глаза и вкрадчивое мурлыканье завораживали ее и манили.

— Мы с тобой, Дульси, принадлежим этой тьме. Такая магическая сила и такая страсть — редкость в наше время, их нужно ценить. Да, моя сладкая, тьма зовет тебя, колдовская тьма вуду. — Он пристально смотрел на нее, басовитое мурлыканье рокотало где-то в глубине его глотки. — Черная магия вуду… Хочешь, я произнесу для тебя заклинания, темные заклинания? Те, что так дороги твоим братьям в джунглях? Ну же, Дульси… — И он придвинулся ближе, отчего ее охватила дрожь.