— Ладно. — Я постаралась, чтобы мой голос прозвучал холодно. — Приходи. Но если об этом узнают мама и папа, я не виновата.

Вивьен ничего не говорит, но я чувствую ее удивление, когда сообщаю, что уезжаю с Элис и Робби на все выходные. Перед отъездом на работу она обнимает меня крепче, чем обычно.

— Желаю хорошо повеселиться, юная леди, — говорит она.

Мы решаем отправиться на юг и берем мою машину, новый «пежо», потому что он самый быстрый и удобный. Из Сиднея мы выезжаем в пятницу утром. И Элис, и я должны быть в школе, но преподаватели снисходительно относятся к нашему выпуск ному классу. На всякий случай я беру с собой учебник и планирую почитать его на пляже. Робби — редкий случай — в эти дни свободен от работы в ресторане. Робби ведет машину, потому что он — единственный из нас, кому можно ехать со скоростью больше восьмидесяти километров в час. Настроение прекрасное, смеемся и шутим. Доехав до Меримбулы, заходим в местный универсам и покупаем еды на все дни поездки. Элис набирает в тележку шоколад и другие сладости, я и Робби закупаем более важные вещи — яйца, молоко, хлеб, туалетную бумагу. Мы загружаем наши припасы в багажник, еще раз сверяемся с картой и направляемся к побережью.

Мы арендовали старый деревянный дом с двумя спальнями. В Интернете были размещены фотографии, но мы все-таки не особенно обольщались относительно кухни и столовой. Когда же мы наконец-то приезжаем и видим очаровательный, покрашенный в белый цвет домик с верандой, то остаемся просто в восхищении.

Мы вбегаем внутрь и носимся по комнатам, смеясь и восклицая:

— Какая прелесть!

— Боже мой, вы только посмотрите на эту огромную старую ванную!

— А какой открывается вид! Здесь слышно океан! Из каждой комнаты! Ничего себе, какая красота!

— А вы посмотрите на спальни! Они просто невероятные!

Мы переодеваемся в купальники и плавки и мчимся к воде. Мы даже не задумываемся о температуре, мы просто подбегаем и бросаемся в волны. Вода ледяная, но я так счастлива — ведь нам предстоят три волшебных, веселых дня, — что холод меня совершенно не беспокоит. Элис убегает от Робби, он догоняет ее, лямка купальника сползает и видна грудь. Это смешит Элис еще больше, она стягивает и вторую лямку, теперь видна и вторая грудь. Она сжимает свои соски и направляет их на Робби.

— Бах, бах, ты убит! — кричит она.

— А-а-а-а-а-а! — Робби хватается за сердце и падает навзничь.

Элис поворачивается и направляет соски на меня.

— Нет, нет! — хохочу я. — Пожалуйста! Пожалейте меня!

Краем глаза я вижу мужчину и женщину средних лет. Они проходят мимо и смотрят на нас едва ли не с отвращением.

Элис следит за моим взглядом и тоже замечает эту пару. Радостное выражение на ее лице сменяется гневным. Она вдруг поворачивается и резко стягивает с себя остатки купальника, холодно и с вызовом улыбаясь паре на берегу.

Мужчина и женщина краснеют, бормочут что-то, торопливо отворачиваются и почти убегают.

Элис смотрит им вслед, потом запрокидывает голову и хохочет.

Вечером мы ужинаем рыбой и картошкой, купленной в местной лавке. Картошка хрустит, рыба очень свежая и вкусная, и мы объедаемся по полной. Закончив трапезу, вытягиваемся на диванах в комнате и лениво болтаем обо всем на свете.

— Боже мой, как я ненавижу таких людей, — говорит Элис.

— Каких?

— Вот таких — консервативных провинциалов, как на пляже.

— Консервативных провинциалов? Правда? Ты сразу про них все поняла? — Робби с любопытством смотрит на Элис. — Ты ведь видела их всего пять минут.

— Да, я сразу все поняла. Маленькие люди с плохими стрижками и в ужасной одежде. Жирные и некрасивые. Такие, как они, всегда голосуют на выборах за консерваторов и ненавидят геев. Они обычно говорят… — Тут Элис начинает говорить с ярким австралийским акцентом: — Она хорошая девушка. Хоть и черная. Я бы даже пригласил ее на обед, но…

Я смеюсь над удачной пародией, я понимаю, что Элис всего лишь шутит. Но Робби не смеется. Он смотрит на Элис и качает головой.

— Ты иногда бываешь такой злой.

— Наверное, но я говорю о них чистую правду, — отвечает она. — А вот ты предпочитаешь думать обо всех только хорошее.

— Вовсе нет. Но ты несправедлива. Ты только…

Элис громко зевает и приглаживает волосы.

— Может, я и несправедлива. Ну и что? Мир вообще несправедлив, Робби. Поверь, я многое знаю о таких людях. Они точно такие, как мои родители. Грустные, ожесточенные. Уродливые. Их вечно интересует, как живут другие, потому что их собственная жизнь невыносимо скучна. Это понятно по их глазам. Я их чувствую за сотни километров. — Она вытягивается на диване, футболка приподнимается, и виден загорелый живот. — Короче, эта беседа мне надоела. Мы уже сто раз говорили об этом, хватит. Я очень устала. — Она посылает нам воздушный поцелуй и уходит из комнаты.

Робби и я улыбаемся друг другу, слушая, как Элис, раздеваясь, что-то бормочет у себя в комнате.

— Не позволяйте себе лишнего! — кричит она. — Спокойной ночи, малыши! Ведите себя прилично.

— Спокойной ночи, Элис.

— Хочешь посидеть на веранде? — через некоторое время спрашивает Робби.

— С удовольствием.

Он ставит для нас стулья, и по выражению его лица я понимаю, что он что-то хочет мне сказать.

— Я хочу задать тебе один вопрос, — говорит он наконец.

— Давай, слушаю.

Он вздыхает.

— Мне очень неловко об этом спрашивать, и я пойму, если ты не захочешь ответить. Не стесняйся, просто скажи, что не желаешь обсуждать эту тему.

— Хорошо, — смеюсь я. — Не постесняюсь.

— Можно спрашивать?

— Валяй.

Робби оборачивается и смотрит на окна дома.

— Элис доверяет тебе? Он рассказывала что-нибудь обо мне? Она говорит о своих чувствах?

— Нет.

— Нет? — Робби смотрит на меня с надеждой.

Но правда заключается в том, что Элис вообще очень редко вспоминает о Робби. Конечно, она говорит о нем, ну, например, когда у нас есть какие-то совместные планы. Но она никогда не говорит о своих чувствах к нему. Как-то я спросила ее, любит ли она Робби, но она только рассмеялась в ответ. И хотя было понятно, что Робби испытывает к ней серьезные чувства, мне всегда казалось, что они с Элис все давно выяснили.

Но Робби не задавал бы мне таких вопросов, если бы ему все было ясно. Понятно, что он рассчитывал на иные отношения, большие, чем Элис могла ему дать. Мне вдруг захотелось предостеречь его и посоветовать поискать себе другую подругу, если он хочет каких-то серьезных отношений. Но, само собой разумеется, я этого не говорю, просто не могу. Ведь я действительно не знаю, что Элис думает о своих отношениях с Робби, может, она и любит его, просто пока не понимает этого или боится своих чувств. И я не имею никакого права советовать или предупреждать.

— Я ведь знаю ее всего три месяца, Робби, — говорю я.

— Но вы так подружились, проводите вместе так много времени, — возражает он. — Ты хотя бы имеешь какое-то представление, что она обо всем этом думает?

— Но она ничего не говорила. Правда. И я правда знаю не больше, чем ты. — Я озадачена. — А в чем ты хочешь увериться? В том, что Элис тебе не подходит? Ты сказал, что у нее какие-то нездоровые наклонности. — Я колеблюсь, пытаясь подобрать правильное слово. — Ты же сам видишь все ее недостатки. Глаза у тебя открыты?

— Уж скорее у меня открыто сердце. — Он грустно улыбается. — Иногда я просто ни о чем не думаю, и тогда все хорошо. А иногда я начинаю думать обо всем плохом, что есть в наших отношениях, и тогда понимаю, что отношения с Элис делают меня несчастным. Я притворяюсь, что все хорошо. Но на самом деле хочу большего.

Он снова вздыхает.

— Извини. Я не должен был задавать тебе такие вопросы. Это ужасно, когда люди начинают советоваться о своих отношениях с кем-то третьим. Ненавижу, когда вот так начинают расспрашивать меня.

— Ничего страшного. Все в порядке. Я просто не знаю, что тебе ответить. Но почему ты не спросишь Элис? Поговори с ней серьезно и спроси, чего она хочет.