В то же время Афина покровительствует Одиссею, который, не будем забывать, придумал троянского коня. Афина руководит и Одиссеем, и Гераклом; оба они крепкие ребята, но чаще побеждают с помощью хитрости или (без такого негативного оттенка) — метис. И хотя обоим лучше было под горячую руку не попадаться (Одиссей любил называть себя «разрушителем городов»), ясно, что они противостоят бессмысленному, яростному насилию, ассоциируемому с Аресом и его детками. Геракл лично избавил мир от некоторого количества этих психопатов. Дело не вполне ясное — нельзя прийти в Фивский окружной архив и посмотреть свидетельства о смерти, — но похоже, что Геракл, при поддержке Афины, замочил по меньшей мере половину людоедских отпрысков Ареса.

Так что же мы имеем в виду, называя Афину богиней войны? Заметьте, ее знаменитое оружие — не меч, но щит Эгида с головой Горгоны, и всякий, нападающий на нее, рискует обратиться в камень. Афину всегда описывают спокойной и величавой, в отношении Ареса таких эпитетов не употребляют.

— Не знаю, Енох. Может быть, завоевательные и оборонительные войны?

— Различие преувеличено. Помните, я говорил, что Гефест кончил на Афине?

— У меня в сознании запечатлелся четкий мысленный образ.

— Афина и Гефест — интересная парочка, поскольку он — другой бог технологии. Его специальность — металлы, металлургия, огонь, короче, добрый старый Железный Век. Неудивительно, что он запал на Афину. После того как все произошло, она брезгливо вытерлась и бросила тряпку на землю, в результате взаимодействия с которой появился Эрихтоний. Вы знаете, кто это был?

— Нет.

— Один из первых аттических царей. Знаете, чем он знаменит?

— Расскажите.

— Он изобрел колесницу — и ввел серебро в качестве платежного средства.

— Господи! — Рэнди сжимает голову руками и тихонько стонет.

— Во многих религиях есть божества, которых мы вправе сопоставить с Афиной. У шумеров был Энки, у скандинавов — Локи. Локи — бог-изобретатель, хотя психологически он ближе к Аресу, бог не только технологии, но и зла, тогдашняя ближайшая параллель к дьяволу. У американских индейцев были трикстеры — хитрецы вроде Ворона и Койота, однако не было технологии, поэтому они не соединили Хитреца и Ремесла в гибридного бога-технолога.

— Хорошо, — говорит Рэнди, — очевидно, вы подводите к тому, что есть некие закономерные явления, которые, пройдя через восприятие и мышление примитивных, суеверных людей, всегда создавали мысленные образы, идентифицируемые ими в качестве богов, героев и тому подобного.

— Да. И можно опознать их в другой культуре, как два человека, носящие в мозгу образ Роота, могут узнать меня, если обменяются впечатлениями.

— Значит, Енох, вы пытаетесь меня убедить, что боги — которые вовсе не боги, но слово удачное — сходны потому, что внешняя реальность, их породившая, постоянна и универсальна вне зависимости от культуры.

— Да. В случае трикстеров закономерность та, что хитрые люди достигают власти чаще, чем простодушные. И все цивилизации глубоко это переживали. Некоторые, скажем многие американские индейцы, считали, что это здорово, но никак не связывали с технологией. Другие, например викинги, ненавидели эту тенденцию и отождествляли ее с дьяволом.

— Отсюда странная любовь-ненависть Америки к хакерам.

— Верно.

— Компьютерщики ругают журналистов, которые создали демонический образ хакера. Но вы полагаете, что это двоякое отношение имеет более глубокие корни.

— В некоторых культурах. Викинги — судя по их мифологии — ненавидели бы хакеров. Иное дело греки. Те своих умников любили. Отсюда Афина.

— Принято. Почему же тогда она богиня войны?

— Давайте смотреть правде в лицо, Рэнди: мы все знаем таких, как Арес. Тот тип человеческого поведения, который породил у эллинов мысленный образ по имени Арес, существует по сей день в форме терроризма, стихийных беспорядков, погромов и мелких фюреров, которые много о себе мнят, но на самом деле ничего не смыслят в современной войне. При всей своей тупости и некомпетентности такие люди, если их не останавливать, способны захватить большие куски планеты.

— Вам надо познакомиться с моим другом Ави.

— Кто будет с ними бороться, Рэнди?

— Боюсь, вы сейчас скажете «мы».

— Иногда это могут быть другие аресопоклонники, как в войне Ирана и Ирака, когда всем было глубоко плевать, кто победит. Но чтобы аресопоклонники не захватили весь мир, с ними надо воевать. Неприятно, но факт: цивилизации нужна Эгида. И единственный способ побороть гадов — это ум. Хитрость. Метис.

— Тактическая хитрость, как троянский конь Одиссея, или…

— И это, и технология. Время от времени почти равное противостояние разрешается за счет технологического прорыва — вроде длинных луков при Креси. На протяжении большей части истории такое случалось раз в несколько столетий — изобретение колесницы, составного лука, пороха, броненосцев. Но что-то изменилось примерно об ту пору, когда «Монитор», который северяне считали единственным броненосцем в мире, случайно наткнулся на «Мерримэк», о котором южане думали то же самое, и они несколько часов колошматили друг друга без всякого толка. Этот пример не хуже других иллюстрирует зримый рывок в военной технологии — момент, когда экспонента круто пошла вверх. Консервативной военной машине обычно требуются десятилетия, чтобы осознать происходящее, но к началу Второй мировой все, кроме полных дебилов, поняли, что победит тот, у кого лучше технология. Так что на стороне немцев мы имеем реактивные самолеты, нервно-паралитический газ и ракеты с электродистанционной системой наведения. А на стороне союзников три огромных достижения, ради которых пришлось собрать вместе всех самых головастых парней: криптография, из которой, как вам известно, выросли ЭВМ, проект «Манхэттен», давший нам ядерное оружие, и «Радиэшен Лэб», благодаря которой мы получили современную электронную промышленность. Знаете, почему мы выиграли Вторую мировую войну, Рэнди?

— Вы вроде только что объяснили.

— Потому что наша техника была лучше?

— Разве вы не то же перед этим сказали?

— Но почему наша техника была лучше, Рэнди?

— Думаю, мне слабо ответить. Я недостаточно хорошо знаю этот период.

— Краткий ответ таков: потому что немцы поклонялись Аресу, а мы — Афине.

— Должен ли я понимать, что вы или ваша организация имеете к этому какое-то отношение?

— Ой, Рэнди! Давайте не будем скатываться на теорию заговора.

— Простите. Я устал.

— Я тоже. Спокойной ночи.

И Енох Роот засыпает. В одно мгновение.

Рэнди — нет.

За «Криптономикон»!

Рэнди ведет атаку на известный шифртекст — самую трудную. У него есть перехваты «Аретузы» и ничего больше. Он не знает алгоритма. Обычно иначе: алгоритм известен. Дело в том, что алгоритм, вынесенный на суд общества и проверенный на стойкость знающими людьми, как правило, надежнее тайного. Тайный алгоритм рано или поздно становится явным, тут его обыкновенно и взламывают. Однако «Аретуза» — шифр времен Второй мировой, когда люди были гораздо менее искушенными.

Все было бы гораздо проще, знай Рэнди открытый текст хотя бы части сообщений. Знай он весь открытый текст, надобность в расшифровке отпала бы, превратилась в чисто академическое упражнение. Есть компромисс между этими двумя крайностями — не знать открытого текста вообще или знать его весь. В криптографии это зовется «зацепкой». «Зацепка» — предположение о том, какие слова или фразы может содержать шифртекст. Например, расшифровывая немецкие сообщения времен Второй мировой, можно предположить, что в них есть слова «ХАЙЛЬ ГИТЛЕР» или «ЗИГ ХАЙЛЬ». Можно случайным образом выбрать одиннадцать последовательных букв и сказать: «Предположим, здесь написано ХАЙЛЬ ГИТЛЕР. Что это будет означать для остального текста?».

Рэнди не рассчитывает найти ХАЙЛЬ ГИТЛЕР в сообщениях «Аретузы», но есть другие предсказуемые слова. Он мысленно составляет список зацепок: «МАНИЛА» — наверняка. «УОТЕРХАУЗ» — возможно. Тут в голову ему приходят еще два слова: «ЗОЛОТО» и «СЛИТКИ». Значит, в случае «МАНИЛЫ» можно взять любые последовательные шесть букв, сказать: «Что, если ими зашифровано слово МАНИЛА?» и строить на этом дальнейшую работу. Работай он с перехватом длиною в шесть букв, надо было бы выбирать из одной шестибуквенной цепочки. Семибуквенное сообщение предоставляет две возможности: первые и последние шесть. Для сообщения длиной n букв число вариантов равно (n – 5). В стопятибуквенном сообщении слово МАНИЛА может прятаться ста различными способами, вернее, даже сто одним, поскольку возможно — и даже вполне вероятно, — что слова МАНИЛА там нет. И каждое из этих ста предположений порождает свои варианты толкований основного текста. Какие именно — зависит от той гипотезы, которую Рэнди примет в отношении алгоритма.