Два взвода японских десантников с винтовками и «намбу» преследуют Шафто и его отряд по направлению к набережной. Если остановиться и вступить в перестрелку, они, вероятно, укокошат немало нипов, прежде чем полягут сами. Однако их цель — отыскать Альтамира, а не пасть смертью храбрых. Поэтому они отступают через район Эрмита. Очередной «Пайпер Каб» засек японцев, когда те карабкались через развалины дома, и вызвал огонь — артиллерийские снаряды несутся с севера, как футбольные мячи в передаче через все поле. Шафто и его товарищи пытаются рассчитать интервал между залпами, прикинуть, сколько орудий по ним стреляет, и перебежать из укрытия в укрытие за несколько секунд затишья. Примерно половина японцев убиты или ранены снарядами, но задело и двух партизан. Бобби пытается оттащить одного в безопасное место, когда вдруг замечает, что топчет осколки белого фарфора с названием отеля — того самого, где они с Глорией танцевали в день начала войны.

Раненые партизаны еще держатся на ногах, поэтому отступление продолжается. Шафто немного успокаивается и обдумывает ситуацию. Партизаны нашли хорошую оборонительную позицию и несколько минут сдерживают нипов, пока он прикидывает обстановку и составляет план. Через пятнадцать минут партизаны бросают укрытие и бегут якобы в панике. Примерно половина японцев устремляются за ними и попадают в западню: проулок перегорожен рухнувшим зданием. Один партизан открывает огонь из «томми», а Шафто — он остался позади и спрятался в выгоревшем автомобиле — бросает гранаты во вторую половину японского взвода, чтобы те не кинулись на выручку товарищам.

Однако японцы несгибаемы. Они перегруппируются под командованием уцелевшего офицера и продолжают погоню. Шафто, оставшийся теперь один, бежит вдоль цоколя другого отеля, шикарного, на самом берегу, рядом с американским посольством. Он спотыкается о тело девушки, которая выпрыгнула, выпала или была выброшена из окна. Спрятавшись за кустом, чтобы отдышаться, Бобби слышит, что из окон отеля несется пронзительный вой. Он понимает, что здание полно женщинами, и все они либо кричат, либо плачут.

Преследователи, кажется, его потеряли. Партизаны тоже. Шафто некоторое время остается на месте, слушая крики женщин. Очень хочется ворваться внутрь и как-нибудь им помочь, но в здании, очевидно, полно японских солдат, иначе бы женщины так не кричали.

Он некоторое время внимательно прислушается, силясь не обращать внимания на женские вопли. Четырнадцатилетняя девочка в окровавленной ночной рубашке падает из окна пятого этажа и грохается о землю, как мешок с цементом. Шафто закрывает глаза и слушает, пока окончательно не убеждается, что детей в здании нет.

Картина проясняется. Мужчин увели и перебили. Женщин повели в другую сторону. Молодых женщин без детей загнали в это здание. Женщин с детьми должны были отправить куда-то еще. Куда?

Из-за отеля доносится автоматная стрельба. Наверное, это его ребята. Шафто пробирается к углу отеля и снова прислушивается, пытаясь угадать, где они. Кажется, в парке Рисаля. Тут артиллерия Макартура решает наддать жару, и земля под ногами начинает колыхаться, как встряхиваемый ковер. Не слышно больше ни автоматных очередей, ни женских криков. Шафто смотрит на восток и на запад, в сторону Эрмиты и Малате, откуда они недавно пришли, и видит взлетающие в небо куски зданий и клубы дыма. Это, как подсказывает его опыт, значит, что американцы наступают еще и с юга, пробиваясь к Интрамуросу. Шафто и его отряд хукбалахап действовали сами по себе, но, выходит, невольно стали предвестниками мощного пехотного наступления.

Из отеля, напуганные обстрелом, вываливают японские солдаты. Они так пьяны, что еле держатся на ногах, некоторые на ходу натягивают штаны. Шафто с омерзением бросает в их сторону гранату и дает деру, не оборачиваясь взглянуть на результат, убивать японцев уже не доставляет ни малейшего удовольствия. Никакого ощущения сделанного дела. Нудная и опасная работа, которой не видно конца. Когда эти мудаки капитулируют? Они срамятся перед всем миром.

Он находит своих в парке Рисаля, под древней испанской стеной; ребята и остатки японских преследователей спорят за обладание бейсбольным ромбом. Момент и удачный, и неудачный. Чуть раньше нипы в соседних кварталах услышали бы перестрелку, хлынули в парк и всех их перебили. Чуть позже тут была бы американская пехота. Однако сейчас парк Рисаля — в центре сумасшедшего городского боя, и всякая логика утрачена. Надо настоять на своем, а это Бобби Шафто умеет.

Одно на руку — артиллерия пока бьет по другим объектам. Шафто садится на корточки за кокосовой пальмой и прикидывает, как бы преодолеть двести ярдов абсолютно открытой местности до чертова бейсбольного ромба.

Он знает это поле: дядя Джек водил его сюда на игру. Слева и справа за линиями торчат деревянные трибуны, перед каждой — ров. Шафто знает войну и понимает, что в одном засели партизаны, в другом — нипы, и ни те, ни другие не могут высунуться, как солдаты времен Первой мировой в противоположных окопах. Под трибунами кое-какие помещения, в том числе буфет и туалеты. Сейчас и японцы, и партизаны пробираются через эти помещения, высматривая позицию, с которой можно стрелять в ров.

Со стороны левой трибуны в него летит японская граната, задевает крону пальмы, с треском рвет листья. Шафто пригибается за соседним деревом и не видит гранату. Она взрывается и сдирает материю, а также солидный кусок кожи, с руки и с ноги. Однако, как все японские гранаты, она паршиво сделана и не причиняет серьезного вреда. Шафто разворачивает и дает очередь в направлении, откуда прилетела граната, а сам тем временем пытается оценить обстановку.

Идея неудачная, потому что у него кончились патроны. Есть несколько в кольте, и все. И одна граната. Он подумывает, не бросить ли ее на бейсбольное поле, но правая рука в плачевном состоянии. И потом — черт, поле слишком далеко! Даже здоровой рукой он бы туда не добросил. Может, один из трупов на траве, посередине между ним и трибуной, на самом деле не труп? Шафто подползает на животе и убеждается, что лежащие определенно мертвы.

Он начинает огибать открытое место по периметру, в обход основной базы, стараясь добраться до правой линии, за которой его товарищи. Хотелось бы зайти японцам в тыл, но этот нип с гранатой здорово его напугал. Где же он все-таки засел?

С краев поля теперь постреливают совсем редко. Противники поняли, что ситуация патовая, и берегут патроны. Шафто решается привстать. Он пробегает три шага, но тут дверь женского туалета открывается, выскакивает человек и размахивается, как Боб Феллер перед броском. Шафто стреляет из кольта, проклятая отдача выбивает пистолет из раненой руки. Граната летит на него, точно в цель. Шафто падает на землю и тянется к кольту. Граната ударяет в плечо и отскакивает на землю, шипя и крутясь. Но не взрывается.

Шафто поднимает голову. Нип стоит в дверях женского туалета, плечи жалобно обвисли. Шафто узнает его: только один нип мог так бросить гранату. Несколько мгновений он лежит, считая слоги по пальцам, потом вскакивает, складывает ладони рупором и орет:

Граната летит —

Аплодисменты пушек —

Бросок, что надо!

Гото Денго и Бобби Шафто запираются в женском сортире и выпивают по глотку портвейна из бутылки, которую Гото спер в каком-то разграбленном магазине. Несколько мгновений оба приходят в себя. Гото Денго уже слегка пьян, тем больше восхищения вызывает его бросок.

— Я под завязку накачан амфетамином, — говорит Бобби Шафто. — Силы поддерживает, но ослабляет меткость.

— Я заметил! — говорит Гото Денго. От так отощал и осунулся, что похож не столько на себя, сколько на своего гипотетического недужного дядюшку.

Шафто делает вид, что обиделся, и принимает стойку дзюдо. Гото Денго невесело смеется и отмахивается.

— Довольно драк, — говорит он.

Пуля влетает в окно женского туалета и выбивает кратер в фаянсовом унитазе.