— Потому что в этот день у нее родился мальчик. Запись о рождении есть в городском архиве. Дуглас Макартур Шафто.

— Греби меня вперегреб! — Шафто начинает сопоставлять даты.

— С тех пор многие Альтамира вернулись в Манилу — якобы в поисках работы. Некоторые из них стали ушами и глазами сопротивления.

— Я не сомневался, — говорит Шафто.

Мистер Калагуа осторожно улыбается.

— В Маниле полно людей, которые якобы служат ушами и глазами сопротивления. Легко быть ушами и глазами, труднее — руками и ногами. Однако многие Альтамира и впрямь сражаются — они ушли в горы к хукбалахап.

— В какие? В горах Самбалес я их не встретил.

— На юг от Манилы и озера Бай много вулканов и густых джунглей. Здесь сражаются некоторые родичи Глории.

— Она тоже там? И ребенок? Или они в городе?

Мистер Калагуа явно нервничает.

— Дальше начинается непроверенная часть. Говорят, что Глория — прославленная героиня сопротивления.

— Вы хотите сказать, что она погибла? Если так, выкладывайте прямо.

— Нет, я не слышал, чтобы она погибла. Но она героиня. Это точно.

На следующий день Шафто сваливает очередной приступ малярии. Неделю он мечется в жару. Калагуа переносят его в дом и приглашают городского врача — того, кто два года назад принял Дугласа Макартура Шафто.

Чуть окрепнув, Бобби отправляется на юг. За три недели он добирается до северных окраин Манилы, прячась в поездах и грузовиках или прокрадываясь в темноте затопленными рисовыми полями. Убивает двух японских солдат, подкравшись к ним сзади, и еще троих в перестрелке. Оба раза приходится временно лечь на дно, чтобы не попасть под облаву. Однако Манилы он достигает.

Он не сумасшедший, чтобы идти через центр города, к тому же это только лишняя трата времени. Вместо этого Шафто с помощью подпольщиков перебирается из одного окраинного барангая в другой, пока не оказывается на прибрежной равнине между Манилой и озером Бай. Теперь от гор, где сражаются Альтамира, его отделяют рисовые поля протяженностью в несколько миль. По пути он наслушался самых разных рассказов о Глории, частью явно вымышленных — люди говорили то, что он хотел услышать. Хотя кое-что смахивало на правду.

Говорили, что у Глории здоровый мальчик — живет в Малате на попечении родственниц, пока мать воюет в горах.

Говорили, что Глория стала полевой медсестрой, партизанской Флоренс Найтингейл.

Говорили, что она работает связной, бесстрашно носит через японские КПП тайные вести и контрабанду.

Шафто в недоумении. Связная она или медсестра? Может, ее с кем-то путают? А может, она и то и другое — контрабандой носит медикаменты через японские посты?

Чем дальше на юг, тем правдоподобнее звучат рассказы. Одни и те же истории повторяются снова и снова, отличаясь только в деталях. Человек пять твердо убеждены, что Глория в горах над Каламбой, работает связной в отряде хукбалахап. Рождество Бобби встречает в рыбачьей лачуге на берегу большого озера, Лагуна-де-Бай. Вся местность кишит москитами. Его снова настигает малярия. Две недели в горячечном бреду один кошмар о Глории сменяет другой.

Слегка оклемавшись, Бобби на лодке переправляется в прибрежный городок Каламба. Черные вулканические конусы, подступившие совсем близко, выглядят обнадеживающе — прохладные и безмятежные, они в точности как те горы, откуда Бобби ведет свой род. Согласно семейному преданию, первые Шафто попали в Америку по кабальному контракту; обливаясь потом на табачных и хлопковых полях, они с тоской смотрели на прохладные горы и, получив свободу, сразу перебрались туда. Точно так же Бобби стремится в Лусонские горы — из малярийных низин к Глории. Путешествие почти окончено.

Однако он застревает в Каламбе и вынужден прятаться в лодочном сарае. Японские десантные войска собирают силы для какой-то большой операции, а партизаны не дают им покоя. Японцы сатанеют и усиливают карательные меры.

Наконец местный партизанский вожак отправляет к Шафто эмиссара. Тот выслушивает его историю и уходит, а через несколько дней возвращается с двумя хорошими вестями: американцы высадились в заливе Лингаен; Глория жива. Она у партизан всего в нескольких милях отсюда.

— Помоги мне выбраться из города, — молит Шафто. — Переправь в лодке через озеро, дальше я пойду сам.

— Куда? — прикидывается дурачком эмиссар.

— В горы! К хукбалахап!

— Ты не дойдешь. Там везде минные поля. Партизаны очень осторожны.

— Но…

— Почему бы тебе не отправиться в другую сторону? В Манилу?

— Зачем?

— Там твой сын. И там ты нужнее. Скоро в Маниле будут серьезные бои.

— Ладно, — говорит Бобби, — отправлюсь в Манилу. Но прежде я хочу увидать Глорию.

— А… — До эмиссара наконец доходит. — Ты говоришь, что хочешь увидать Глорию.

— Не просто говорю. Я действительно хочу ее увидать.

Эмиссар выпускает облачко табачного дыма и мотает головой.

— Нет, — спокойно говорит он.

— Что такое?

— Нет, не хочешь.

— С чего ты взял? У тебя мозги не в порядке?

Лицо у эмиссара каменеет.

— Ладно, — говорит он наконец. — Я спрошу. Может, Глория придет с тобой повидаться.

— Это безумие. Слишком опасно.

Эмиссар смеется.

— Ты не понимаешь. Ты — белый человек в провинциальном филиппинском городке, где хозяйничают голодные, озверевшие японцы. Тебе нельзя высовывать нос. Нельзя. А Глория, напротив, может ходить свободно.

— Ты говорил, людей обыскивают на каждом посту.

— Глорию не тронут.

— А разве японцы не… не обижают женщин?

— А. Ты боишься, что Глорию изнасилуют… — Эмиссар снова глубоко затягивается. — Уверяю тебя, этого не случится. — Он встает, явно утомленный разговором, и заканчивает: — Жди здесь. Копи силы для битвы за Манилу.

И уходит, оставив Шафто изводиться еще сильнее.

Через два дня владелец лодочного сарая будит Шафто задолго до рассвета. Он почти не говорит по-английски и жестами зовет его в лодку, потом на веслах отправляется к песчаной косе примерно в полумиле дальше вдоль берега.

Первые лучи солнца пробиваются из-за края озера, подсвечивая огромные, с целые планеты, кучевые облака. Впечатление, будто самое большое в мире нефтехранилище взорвалось в небо, расчерченное на огромные трапеции следами американских патрульных самолетов.

Глория прогуливается по косе. Лицо закрыто шелковым платком, но фигуру Бобби узнал бы где угодно. Она расхаживает туда-сюда по самой кромке воды, теплые волны накатывают на босые ступни. Рассвет совершенно ее заворожил, она любуется небом, старательно держась спиной к Шафто. Вот кокетка. У Шафто встает со страшной, нечеловеческой силой. Он похлопывает по задним карманам, убеждаясь, что не забыл презервативы «Я ВЕРНУСЬ». Трудно будет трахнуться на косе при этом старом сморчке, но может, за деньги он согласится часок где-нибудь погулять.

Старик постоянно оглядывается через плечо, прикидывая расстояние до косы. Примерно на расстоянии броска камня он останавливается и поднимает весла над водой. Лодка по инерции проплывает несколько ярдов и останавливается.

— Чего тебе надо? — Шафто подавляет вздох. — Денег? — Он трет пальцы. — Вот это?

Однако старик просто смотрит ему в лицо с каменным выражением, которое Шафто сотни раз видел в бою. Потом, дождавшись, когда Бобби заткнется, движением головы указывает на Глорию.

Она как раз обернулась к лодке. Культяпками, замотанными, как у мумии, Глория поднимает платок, показывая лицо.

Вернее, то, что было лицом. Теперь это череп.

Бобби судорожно набирает воздух и издает крик, который, вероятно, слышно в центре Манилы.

Старик беспокойно оглядывается на город, потом встает, загораживая Глорию. Шафто как раз набирает в грудь воздух, но вскрикнуть не успевает, потому что старик с размаху бьет его веслом по башке.