И хотя обстановка в «Шахтном стволе» по вечерам временами достигала точки кипения, в целом люди вели себя доброжелательно. Мужчины пили, смеялись, играли, пытались завести разговоры с редкими женщинами, заходившими в салун, леди занимали не слишком высокое место на социальной лестнице Касл-Сити. В салуне можно было встретить почти всех известных мужчин города, но их жены сюда никогда не заходили.

Большинство мужчин умели пить, а проигрыши за карточным столом воспринимали со смущенной улыбкой. Но были и исключения. Мэнипенни в самом начале показал Тревису ружье, висевшее на двух крючках под стойкой. Почти каждую ночь владельцу салуна приходилось снимать ружье и направлять его дуло на перебравшего виски скандалиста или на неудачника, проигравшегося в покер, а порой на брошенного девушкой влюбленного — всем им ужасно хотелось с кем-нибудь подраться, все равно с кем.

Обычно, если дебошир не успевал допиться до полного бесчувствия, дуло ружья оказывало отрезвляющее действие, после чего буян отправлялся домой спать. Но однажды молодой человек в грязной одежде обвинил Мэнипенни в том, что он разбавляет виски водой, — обвинение едва ли подтверждалось состоянием молодого человека. Казалось, он не заметил направленного на него дула ружья, и продолжал дико размахивать руками, направляясь к Мэнипенни, который стиснул зубы и начал медленно давить на курок. Друзья обозленного пьяницы быстро схватили приятеля и вытащили его на улицу.

Вновь заиграла музыка, зазвучал смех. Тревису показалось, что никто, кроме него, не заметил, как Мэнипенни застыл за стойкой бара, продолжая сжимать в руках ружье. Его лицо раскраснелось, а на светлой рубашке темными пятнами проступил пот.

— Вы ведь не спустили бы курок, мистер Мэнипенни? — спросил Тревис. — Что бы он ни сделал, вы бы не стали его убивать?

Владелец салуна тяжело вздохнул.

— Убери от меня эту штуку, мистер Уайлдер. — Он протянул Тревису ружье. — Ради Бога, убери ее подальше.

Тревис взял ружье и спрятал на обычном месте под стойкой. Если это самое приличное заведение во всем городе, как сказала Моди, тогда что же делается в остальных салунах Касл-Сити?

К счастью, подобные эпизоды случались в «Шахтном стволе» не так уж часто. Более того, несмотря на выпивку, азартные игры и громогласность, в посетителях чувствовалась какая-то странная подавленность. Тревис даже не мог сформулировать, в чем она заключалась. Иногда он видел, как мужчина вдруг переставал смеяться и оглядывался через плечо или предлагал замолчать своему соседу, который что-то громко вещал пьяным голосом.

У них тяжелая жизнь, Тревис. Наверное, они слишком устают, вот и все.

Однако такое объяснение казалось ему не слишком правдоподобным.

Впрочем, работа в салуне не оставляла времени на размышления, и Тревис легко отмахивался от разных там странностей. С такой же легкостью он мог забыть и о Джеке Грейстоуне, а также о том, как найти обратный путь в свое время и на Зею. Он вообще мог бы забыть обо всем, кроме ежедневной работы в «Шахтном стволе».

Вот только однажды, выкатывая новый бочонок с виски, он смел опилки с пола, а потом поднял взгляд и увидел желтый плакат на стене, с которого на него смотрел человек в очках в проволочной оправе.

РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ

ТАЙЛЕР КЕЙН, УБИЙЦА.

И Тревис понял, что никогда не забудет о том, кем был.

Тревис проработал в салуне около недели, когда, подняв голову, увидел своих друзей, которые вошли через вращающиеся двери и направились прямо к стойке.

— Лирит, Дарж, — удивленно проговорил он и отложил в сторону колоду карт, с которой возился, чтобы скоротать свободное время — Что вы здесь делаете? Случилось что-нибудь?

— Нет, Тревис, с Саретом и Моди все в порядке, — ответила Лирит и улыбнулась. — Если ты об этом.

Так и было, и колдунья прекрасно все понимала.

— Не думаю, что мы ведем себя разумно, миледи, — пророкотал низкий голос Даржа.

Рыцарь огляделся по сторонам, и Тревис понял, что его тревожит. До наступления вечера оставалось еще много времени, и в салуне почти не было посетителей. Однако негромкий гул разговоров стих, как только рыцарь и колдунья переступили порог, и хотя вскоре шум возобновился, с вновь прибывших не спускали глаз.

— Полагаю, Дарж прав, — негромко проговорил Тревис, вытирая тряпкой стойку бара. Он еще не забыл, что произошло, когда они впервые появились в городе, — их обвинили в воровстве и в том, что они едва не сожгли город. — Если ничего срочного не случилось, почему вы не подождали моего возвращения?

Лирит вздохнула.

— Леди Моди очень мила, Тревис. Но я начинаю задыхаться в «Голубом колокольчике». Дарж тоже, хотя он не признается.

Тревис посмотрел на стойкого рыцаря. Дарж уставился в пол, но спорить с колдуньей не стал.

— Мы не можем бесконечно прятаться, — продолжала Лирит. — Впрочем, я пришла сюда по другой причине. Хорошо, что ты зарабатываешь деньги, но нам их хватает только на то, чтобы расплатиться с леди Моди. Если придется прожить тут несколько недель, потребуются еще деньги. Нам всем необходима смена одежды и новые туфли. Нужно купить лекарства для Сарета. — Лирит положила руки на стойку бара и серьезно посмотрела Тревису в глаза. — Мы с Даржем решили, что нам следует найти…

— Такие, как она, здесь никому не нужны, — раздался чей-то хриплый голос.

Они увидела, что к стойке ленивой походкой направился мужчина. Его лицо было таким же мятым и грязным, как одежда, а глаза опасно сузились. Тревис его помнил; он с приятелем пришли утром, купили бутылку виски и все время просидели за угловым столиком. Тревис бросил взгляд в угол. Дружок грубияна стоял возле стола, на котором красовалась пустая бутылка.

Мужчина остановился в нескольких футах от Лирит и Даржа и, упершись руками в бока, сплюнул на пол, темная струйка табачного сока вытекла на подбородок.

— Вы меня не слышали? Я же сказал, что таких, как ты, здесь не любят.

— Напротив, — раздался громкий низкий голос, — в салуне «Шахтный ствол» рады любым посетителям.

Мэнипенни вышел из кладовой и встал рядом с Тревисом, на его красном лице появилась любезная улыбка. Однако Тревис заметил, какими жесткими стали его глаза.

Грубиян вновь сплюнул на пол.

— Я не знал, что сюда пускают черных. Еще немного, и нам придется сидеть рядом с китайцами. Ей нечего здесь делать. Женщины ничего не понимают в выпивке и картах.

— В самом деле? — осведомилась Лирит.

Прежде чем хоть кто-нибудь успел отреагировать, Лирит взяла лежавшую на стойке колоду, быстро перетасовала карты в воздухе, развернула их веером, сложила вместе, затем одной рукой ловко разделила колоду на четыре равные части, так что каждая оказалась зажатой между двумя смуглыми пальцами. Затем, вновь действуя только правой рукой, собрала колоду и я во второй раз развернула ее веером. И протянула карты грубияну.

— Выбери одну, — предложила она. — Ставлю золотую монету на то, что я, не глядя, смогу ее угадать.

Это вызвало громкий смех у Мэнипенни. Однако Тревис знал, что Лирит допустила ошибку. За долгие годы работы в «Шахтном стволе» он знал, что существуют разные типы пьяниц. Некоторые смеются без остановки, другие становятся слезливыми, третьи засыпают. Но есть люди, на которых алкоголь — как снадобье доктора Джекила — действует наподобие ключа, открывающего дверь в самые темные и опасные закоулки их души.

— Ты не знаешь своего места, мисс, — прорычал мужчина сквозь коричневые от табака зубы. — Этот салун не для тебя. Иди, пляши с разными партнерами за десять центов. А за два доллара будешь делать все, что мужчина пожелает.

Только последние слова произвели на Лирит впечатление.

Ее лицо мгновенно посерело, и карты выпали из руки на пол.

Ухмыляясь, мужчина потянулся, чтобы коснуться ее черных локонов.