— Я сильный, Грета. И я сделаю все, что смогу, чтобы вас сберечь.

Эти дети — единственное, что у меня есть. Сложно строить планы на отдаленное будущее, но в одиночку я не выживу. Будем выживать все вместе.

— Спасибо, — кивнула девочка. — Остаться. Можно?

Я указал на кровать и вернулся к книге.

Запинаясь и перечитывая по пять раз, я постепенно осваивал этот текст. Сумел вычленить пару знакомых аристократических фамилий, и, кажется, нашел название города. Не уверен, но контекст на это указывал.

Эстерфолеум. Я гордый свободный житель Эстерфолеума. Эстерфолиумец.

— Эстерфолеум, — произнес я слово, будто пробуя на вкус.

— М? — Грета, витавшая в своих мыслях, встрепенулась.

— Наш город, — поясняю. — Эстерфолеум.

Она несколько секунд молча смотрела на меня, прежде чем ответить:

— Не знала. Написано в книге?

— Ага, — машинально кивнул я, уже вернувшись к чтению. — А Верхний Город называется... сейчас, выговорю. Скарролд. Вроде бы это значит — Старшая Крепость.

— Не знала, — повторила рыжая. — А еще?

Поощряемый благодарным и внимательным слушателем я начал пересказывать все, что мог почерпнуть из книги. Про то, что правил нами некто Байр, не знаю, должность это, титул, или имя. Что представители сильнейших аристократических семей входили в Родовой Сейм. Что для получения должности в городском управлении нужно иметь три поколения предков, сумевших стать Рыцарями. Из всего этого я знал только про рыцарей, так называли боевых магов. Не просто магов, а только тех, кто связывал свою жизнь с войной. Те же стражники гарнизона хоть и маги, считались такой же грязью под ногами аристократов, как и простые люди.

Дальше шло много слов о том, какие привилегии есть у рыцарей. Их выделяли, выделяли среди магов. Только рыцарей считали настоящими... Гражданами, это слово было наиболее близким по значению к тому что я мог понять. Отсутствие даже самого низкого из «рыцарских» званий, пусть и приобретенного, делало в глазах рыцарей любого простым плебеем. В книге это было подано не так категорично. На страницах странного учебника все тем же высоким слогом объяснялось, почему нужно стремиться стать рыцарем, и что дает даже претенденту на рыцарство право смотреть на всех свысока.

Этот город принадлежал боевым магам. Тем самым что проводят большую часть своей жизни в полях и лесах, постоянно защищая интересы... своего города? Города, как общности, как союза родов. Интересы, требующие крови, обильно пролитой крови.

Когда начался раздел об обращении с рыцарями других городов, я перестал воспроизводить прочитанное Грете. Потому что смерть была самым милосердным исходом встречи рыцарей, и неважно пересекались их интересы конкретно сейчас или ими двигала идея. Взятие в плен, пытки, попытки взять образцы у бойцов с... Я забуксовал, не сумев прочитать, но там было что-то про кровь. Женщинам предлагалось убивать себя самим, объясняя это тем, что плен страшен. Прямым текстом были изложены предупреждения о том, как противник вполне может после захвата превратить родовитую женщину-рыцаря в живую матку по воспроизведению детей со своей кровью. В прямом смысле — живую матку. Ноги, руки, уши, глаза такой не полагались. Трезвость рассудка не играла никакой роли. Судьба мужчины при пленении отличалась, правда, точно не в лучшую сторону.

В какой ад я попал? И если честно, жизнь нищего горожанина уже не кажется мне такой уж ужасной. Очень надеюсь, что информация из этой книги потеряла актуальность пару сотен лет назад.

Нас отвлек шум из соседней комнаты. Я тут же переглянулся с Гретой, мы вскочили. В доносящихся до нас голосах слишком явно звучало беспокойство. И страх. С Витором мы столкнулись уже в дверях.

— Като! Там это! Там Бари плохо!

Я оттолкнул его с дороги и бросился в комнату малышни. Внутри все толпились вокруг лежащего на полу мальчишки.

— Разойдись!

Дети хлынули в стороны, а я склонился над парнишкой. Он побледнел и судорожно пытался вздохнуть, но что-то ему мешало. Словно он чем-то подавился. Я повернул его к свету и запрокинул голову, чтобы заглянуть в горло, но ничего не увидел. Тогда без затеи засунул ему пальцы в рот, чтобы вызвать рвоту.

Получилось, Бари тут же начал выплевывать свой обед вместе с содержимым желудка. Вот только ничего такого, чем он мог подавиться, не было. Я вновь запрокинул ему голову, чтобы заглянуть в рот.

Не подавился. Горло стремительно опухало, и вот-вот перекроет ему воздух.

Мысленно выругавшись я крикнул:

— Нож! Грета! Всех вон из комнаты!

Девочка побежала за ножом, а парни начали выгонять остальных. Впрочем, детям было достаточно моего окрика, и комната опустела до того, как девочка вернулась с кухонным ножиком. Дезинфицировать некогда, да и нечем. Знаний по медицине хватало ровно на то, чтобы понимать, что в теории я должен сделать. Когда-то в прошлой жизни проходил инструктаж и видел, как это делают другие. Видимо, пришло время полевой практики.

Хорошо заточенный ножик из дрянного металла упирается в шею. Опухоль видна невооруженным глазом, парень уже не дышит, только вздрагивает от попыток вдохнуть.

— Держи ему голову.

Я зажимаю тело, присев на грудь. Света маловато, но главное, чтобы пациент не дергался. А в наших условиях при отсутствии анестезии остается только жестко его фиксировать.

Надавливаю. Крови немного. Начинаю делать аккуратный рез. К счастью, трахею обнаружить оказалось относительно несложно.

Кровь! Кровь может попасть в надрез, и он подавится! Нужно что-то... Позже.

Делаю надрез, чтобы он смог, наконец, сделать вдох. Есть! Сиплый свист воздуха немного ободряет. Но ненадолго.

Опухоль продолжает расти и зажимает не только пищевод и трахею. Она начинает сжимать кровеносные сосуды. Парень бледнеет.

А я не знаю, что делать.

В его глазах я читаю страх и мольбу о помощи. Остальные также ждут от меня действий. Ждут, что я смогу помочь. Но я не могу. Смотрю, как опухает горло. Как течет из разреза кровь. Резать по живому? Просто для того, чтобы освободить вены от давления? Но опухоль не только в горле, здесь что-то другое. Все основание головы распухает, кажется, вместе с кожей.

— Като? — растерянно смотрит на меня Санни.

— Я не могу ничего сделать, — признался я.

Парень умирает у меня на руках. Замирает с открытыми глазами. Бледный и напуганный.

Позже мы узнаем, что он заглянул в нашу импровизированную кухню, когда девочки чистили клубни. Узнаем, что залез в мешок. Ведомый голодом он что-то оттуда съел. Возможно картошка пропиталась ядом, пока лежала. Может быть кто-то из рабочих сунул отраву в мешок. Я не мог бы ему помочь, без противоядия, без медицинского оборудования. Стечение обстоятельств. Но это было очень слабое утешение. И хозяин склада почти наверняка ничего не знал о яде. Но как же остро я ощущал в тот момент свою полную беспомощность.