Она случилась, когда начали появляться одарённые, лет шестьсот назад. По словам наставника — больше всего их было среди дворян, но я подозреваю, что одарённые среди крестьян просто не доживали до полного раскрытия дара. И жрецы, вполне ожидаемо, заклеймили будущих магов еретиками, одержимыми демонами, и всё в том же духе. Реакция аристократов была очевидна и ожидаема — агрессия. Триста лет войны. Жрецы, всё так же державшиеся за каждую крупицу своей власти, медленно слабели. Одарённых становилось всё больше. Триста лет резни, за которые полностью изменились границы государств, смешались народы. Тёмные века.

Победители, более ничем не сдерживаемые, даже не стали добивать остатки жречества, потому что от тех практически ничего не осталось, да и выжили в основном пацифисты. Одарённые начали золотой век. Всестороннее развитие, активное восстановление после трёхсот лет войны, построение новых государств.

Золотой век продлился почти двести лет. Победители, рыцари первого поколения, прожили, кто больше, кто меньше, но в среднем около пятидесяти лет. Измотанные войной, искалеченные, несмотря на всю свою силу, они были не вечны. Рыцари второй волны по рассказам отцов и матерей знали об ужасах Тёмных веков. Третье поколение знало о войне только в пересказах пересказов, на них закончился золотой век.

Четвёртое поколение начало новые войны, ища славы уже для себя. Правда, не такие большие и всеразрушающие войны, как в прошлом.

Новые войны одарённых обходились без огромных войск. Когда один съехавший с катушек рыцарь способен раскатать в пыль небольшое государство — какой толк от армий? Ко всеобщему счастью таких были единицы.

Прогресс замер, забуксовал. Население, обеспеченное и лелеемое двести лет, и благодаря этому выросшее в несколько раз, в сравнении с населением до Тёмных веков, оказалось никому больше не нужным. Страны находились в перманентном состоянии холодной войны, стычки рыцарей, причём со смертельным исходом, — норма.

Я посмотрел в сторону стен Высокого Города. Где-то там, за стеной, дворцы знатных семей, и живущий в достатке народ. Нам показали картины: контраст пугающий. В районах, где я родился и рос, вся застройка — безликие серые дома с гладкими стенами без намёка на облицовку. А там, за стеной, ровные, красивые улочки, зелёные насаждения, парки, фонтаны, скульптуры, красивые дома. И плевать, в общем-то, что мне вся эта внешняя атрибутика.

Но я никак не могу осознать, что вся моя жизнь стоит меньше, чем обед в летнем ресторанчике Верхнего Города. Вся моя жизнь, все прожитые годы, моя работа на маленьком заводе, всё, что я заработал и потратил. Парочка молодых одарённых, сходив сегодня на свидание, потратит столько, что мне хватит от пуза питаться и хорошо одеваться лет пять.

Я перевёл взгляд на другую часть города. Отсюда было видно теплицы, точнее, только верхушки тепличных комплексов. Одарённые выращивали там продукты для Верхнего города. Пять урожаев в год. В Верхнем городе легко выбрасывают недостаточно свежие овощи. А я ещё не забыл, как медленно сходил с ума от голода, никогда не забывал. А за пределами городских стен, где-то там, в полях крестьяне работают практически так же, как шестьсот лет назад.

Одарённые знают, что любого практически человека можно наделить даром, сделать Посвящённым. Но запрещают храмам иметь больше определённого количества учеников. Охраняют свою монополию.

Всё это я узнал за каких-то две недели. Не всё прямым текстом озвучивали наставники, но я никогда не жаловался на недостаток логического мышления. Выводы я могу сделать и сам, без посторонней помощи. Неутешительные выводы. Цитируя одного известного комиссара полиции: «Мы в дерьме!».

Сложно передать, насколько я мотивирован к получению новых знаний и скорейшему прохождению подготовительного курса послушника.

— Като! — окликнула меня Джейн. — Еле тебя нашла.

Я улыбнулся девушке:

— Я не прятался. Просто ты не там искала.

— Поговори мне ещё! — пригрозила Джейн, занимая место на краю площадки рядом со мной. — Давай рассказывай, что там у тебя приключилось.

Вместо ответа, я выразил на лице немой, но всеобъемлющий вопрос.

— Не придуривайся! Ты в последние дни сам не свой. Тебя никто не обижал... — она хмыкнула. — Тебя обидишь. Ничего вроде не происходило. А ты сам не свой. Что случилось?

Вот доморощенный психолог. Культурный шок у меня.

— Я ошеломлён.

Джейн ждала продолжения и раскрытия мысли, но, не дождавшись, спросила:

— Ошеломлён чем?

— Изменениями. Полгода назад я помыслить не мог, что получу магические способности.

— Но это же хорошие изменения! — оживилась Джейн. — Теперь всё будет хорошо! Никакого голодания. Никаких поисков работы. Я же правильно поняла?

Я ухмыльнулся:

— Почему?

Джейн не поняла:

— Что почему?

— Почему никакого поиска работы? Я понимаю, что для тебя это призвание, которое приводит тебя в восторг. Но я не хочу быть наставником, не хочу провести всю жизнь в храме. А это значит, что я буду искать, куда приложить свои силы, буду искать своё место. И будущее видится мне туманным и непонятным.

Девушка замолчала, погрузившись в свои мысли. Некоторое время мы молчали, прежде чем она не спросила робко:

— Ты уйдёшь?

— Не скоро. Не в ближайшие годы точно. Но когда-нибудь.

Я заглянул ей в лицо, но не смог ничего разобрать по её сосредоточенной моське.

— И ты не хочешь быть наставником?

Я вздохнул.

— Я уже собрал вокруг себя группу детей. Часть из них погибла, часть исчезла. Я не готов повторять.

Джейн вздрогнула:

— Прости! Я не знала!

Ободряюще улыбаюсь ей:

— Ты не знала, и поэтому ни в чём не виновата.

Она вскочила.

— Значит, не сердишься? Хорошо! Идём со мной!

— Куда?

— Увидишь! Не будь букой, пойдём!

Я позволил себя увлечь. Мы прошли коридоры, выполненные в настроении спокойной торжественности, не без тонкой работы мастеров, но ненавязчивой, неброской. Сероватые камни и высокие своды были преисполнены величественности и превосходства, но не давили. На стенах горели магические светильники, в принципах работы которых мне ещё предстояло разобраться.

Мы вышли на лестницу и начали спускаться. Джейн спешила, перепрыгивая через ступеньку.

— Куда мы идём?

— Это сюрприз, увидишь. Тебе понравится! — пообещала она.