Зашуршало перо. Нужно воспользоваться паузой.

— Доктор, я могу сказать?

Никаких изменений в мимике.

— Нет.

Как категорично.

— Эм... Почему?

— Я и так потратил много времени, — а вот голос недовольный. — И не собираюсь тратить ещё больше на твоё блеяние.

— А не пошли бы тогда вы на хер, — тут же огрызнулся я.

Минакуро чуть приподнял бровь. Шуршание пера прекратилось.

— Я вам как раз время экономлю. Потому что я не Минакуро. Не тот ребёнок, который у вас исчез.

Вот теперь доктор заинтересовался. Я не могу быть уверен, что план этих двоих продажных сволочей сработает. У меня есть идея, как прикрыть свою задницу. Сработает их план — ничего страшного. Не сработает — ответственность за обман буду нести не я, потому что с самого начала всё отрицал.

— Я не знаю всего, мне объяснили лишь в общих чертах. И вот что я скажу: я ребёнок своих родителей, самых обычных людей с улицы. Они не были отличными ребятами, но любили меня, как могли. Подброшенный ребёнок не получил бы того, что получил я. Они дали мне всё, что смогли дать. Немного, но большего у них просто не было.

Доктор несколько секунд молчал, впервые бросив взгляд на третьего человека в комнате, которого я не видел. Что там ему показали, не знаю, но он вернул своё внимание мне.

— Им могли сделать внушение. Магией.

Отрицательно качнул головой, далось движение с трудом.

— Не верю. Кто? Тот, кто похищал? Зачем? Чтобы вернуться за мной после? Глупо — на улицах умирают чаще, причём часто и внезапно. Чтобы спрятать? Почему просто не убил? Хотел помочь? Смотрите выше, на улицах умирают. Что за полумера? В общем, всё это слишком притянуто за уши.

Доктор кивнул:

— Это правда. Но человек, который тебя похитил, мог иметь желание тебя убить. Однако не сумел этого сделать. Своими руками.

Это Бронс-то? Пристреливший женщину лишь за то, что она посмела ему перечить? Но я таких подробностей не знаю, поэтому эту тему развивать не буду.

— Всё равно это как-то слишком...

— Верно. Всегда есть простое объяснение, но прошло одиннадцать лет, и узнать правду сейчас сложно.

На это я не ответил, уже вложив в его голову мысль о том, что я лично максимально против всей этой авантюры.

— Если тебя признают членом нашей семьи, это сильно изменит твою жизнь, ты понимаешь? — спросил он, внимательно следя за моей реакцией.

Киваю:

— Ещё как. Лучше, чем вы можете предполагать. Но у меня есть собственное достоинство. Выдавать себя за пропавшего ребёнка я не буду, — ответил я, глядя ему в глаза.

Выждав паузу, я поспешно продолжил:

— Слушайте, я очень благодарен. И готов отрабатывать всё, что вы для меня уже сделали. Я многое умею и очень быстро учусь. Я готов всё отработать. Но отработать честно.

Доктор если и впечатлился моим спичем, то никак этого не показал.

— Ты ещё несколько дней проведёшь здесь, — заговорил он. — в этой... Камере. За это время восстановление завершится. Я обнаружил следы, указывающие на применение так называемого общего лечения. Я прав?

Не стал отрицать:

— Да. Один раз, не так давно. Кстати, если оно такое простое, может быть, научите меня?

Доктор чуть нахмурился:

— Тебе известно, что это заклинание укорачивает жизнь?

— Известно. Но если встанет выбор — сдохнуть здесь и сейчас, или жить, но на пару лет поменьше, я сомневаться не буду.

Снова молчание. А затем короткий взгляд в сторону. Шуршание пера.

— Оно считается лёгким, но для одарённых, прошедших базовое обучение. К тому же это заклинание действует только на тех, кто не обладает даром. Или чей дар спит. Для тебя оно отныне бесполезно.

Жаль. Очень бы пригодилось.

— Ты уверен, что тебя пытаются убить? Не мимоходом в драке, а целенаправленно?

Криво ухмыльнулся:

— В первый же день узнал, что за мою голову дают цену. Срок — две недели. Сейчас на меня лезут отбросы. Потом полезут банды, некоторые. Большинству деньги сами по себе за разовую акцию неинтересны. Но это всё цветочки, потому что в конце за меня возьмутся тюремщики.

— Тюремщиков подкупают? — впервые открыто удивился доктор.

Мой взгляд выразил всю глубину наивности его вопроса, и он быстро взял себя в руки.

— Я не сталкивался ранее с жизнью в тюрьме, — признался он.

— Желаю вам больше никогда и не сталкиваться, — серьёзно ответил я. — Вот они меня убьют гарантировано. И уже едва не сделали это своим бездействием.

Он немного рассеянно кивнул. Состояние, в котором он меня обнаружил, было красноречивее любых слов.

— У тебя есть предложения? — спросил, наконец, доктор.

Я даже опешил от такой постановки вопроса.

— Вы спрашиваете у меня?

Минакуро поморщился:

— Меня послали для проведения исследования и установления твоей принадлежности к нашему роду. Открывшаяся ситуация... неожиданная для меня, для нас.

Плохо, если выражаться мягко и цензурно.

— А что с... официальными способами мне можно помочь? — осторожно спросил.

Он развёл руками:

— Всё, что возможно, уже предпринимается. Командор Розалье имеет высший приоритет управления в своём ведомстве. Чтобы отменить его прямой приказ, нужна воля Верховного Совета. И хотя Совет недоволен последними действиями командора...

Он замолчал, явно формулируя свои мысли, но я ему подсказал.

— Но из-за безродного пацана вы не будете даже вносить предложение. Я понимаю.

Вновь короткий взгляд на третьего человека в палате, которого я не вижу.

— Да, всё верно.

Выражаю глубокое понимание всем копам-антигероям, ненавидящим систему за волокиту и нерасторопность.

— Неофициальные пути, значит, — не поддаваясь унынию, перехожу на обдумывание вариантов решения проблемы. — Подкуп надзирателей?

— Исключено! — жёстко отрезал Минакуро. — Наша семья никогда не запятнает себя подобным!