— Однажды я участвовал в создании сериала, — пустился он в воспоминания. — Вытащил из памяти один из языков, на котором здесь никто не говорит. И составил методичку для ознакомления. И все персонажи, принадлежавшие к какой-то там магической расе, говорили на этом языке. Но я это делал для шутки. Они говорили не просто на настоящем языке, но на той его части, которую называют маргинальной. Иначе говоря, актёры матерились через слово, изъясняясь блатными и бандитскими жаргонизмами. А чтобы шутку раскрыли и оценили, я оставил более полную энциклопедию, из которой при желании несколько лингвистов смогут составить полную карту языка, а если упрутся, так и вовсе его выучить на уровне родного. И тогда всё вскроется.

Он вновь рассмеялся, через боль. Но не похоже, чтобы это доставляло ему дискомфорт. В тот момент я всё ещё пытался понять, сошёл с ума мой сокамерник, или это уже у меня течёт крыша. Могли мы тронуться рассудком вместе? К сожалению, нет. Оба мы, учитывая опыт последних лет, весьма стрессоустойчивые люди. Пытки ещё не начались, не могли мы так быстро свихнуться. И я решил его расспросить, хотя бы потому, что его болтовня отвлекала от мрачного ожидания.

— Я не понял, Странник. Если ты умираешь и снова рождаешься, то ясно, как ты изучил множество языков, но откуда тебе знать языки, на которых никто не говорит? Вроде латыни или других мёртвых языков?

— Нет. Я говорю о других мирах...

И он начал рассказывать. О других мирах, похожих и непохожих на мой мир. Он так и говорил: «Твой мир». Он рассказывал и рассказывал. Рассказывал о том, как раз за разом приходил к возвышению. О том, как воевал в бесчисленных войнах. О том, как любил.

— Постепенно, от жизни к жизни, я становился всё опытнее. Каждый раз добиваться могущества становилось всё проще. Я изучил семь магических школ, парень. Разных, где-то похожих друг на друга, где-то кардинально различающихся. Я изучал десятки школ единоборств. Я набирался опыта управления, власти. Знаешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы найти ваш отряд и стать фактически вашим командиром? Неделя. Рабочая неделя. Ровно пять дней. С ноля. Помнишь, как мы знакомились? Так вот я узнал о вас за три дня до этого, а ещё днём ранее начал искать подходящих людей.

Это меня тогда ошеломило. Я сидел подавленный, осознавая поступающую информацию.

А он продолжил рассказывать. Как участвовал в Первой Мировой Войне, а потом пытался убить Гитлера. Получилось, но лучше не стало. Третий Рейх не был сформирован, Германия осталась ослабленной страной, с трудом выплачивающей репарации. Агонизирующий от Великой Депрессии капиталистический мир породил другое чудовище. Страну, которой в моём мире вроде бы и не было. Вместо одной войны, мир получил другую, более позднюю. Наука продвинулась дальше, страны нарастили больше вооружений, конфликт был ещё более кровавым, жестоким и опустошающим. Он с грустью вспоминал, как встретил смерть на развалинах уничтоженного атомной бомбой родного ему Лондона.

— Странники. Так назвал нас тот, кто даровал мне бессмертие, — продолжал он. — Я уже столько разных имён и прозвищ носил, что они потеряли для меня значение. Поэтому я Странник. Мы умираем и рождаемся вновь, раз за разом. И речь идёт не о сотнях жизней, нет. Я прожил всего лишь чуть больше десятка, казалось бы. Но есть один подвох. Странники всегда рождаются там, где скоро начнётся война. И мы не можем её избежать. Только если умрём раньше времени. Ты был прав, досье — липа. Но ты даже не представляешь, какой была моя жизнь до нашей встречи.

Я уже понял в тот момент, к чему он вёл. Уже знал, какого вопроса он от меня ожидал.

— И кто может стать Странником? — спросил я.

— Ты, — кивнул он. — Ты можешь. Мы не избранные, нет. Ничего подобного. Никаких особых черт характера или личности, никакой особенно отмеченности высшими силами. Я не сразу понял, как это делается. Не сразу разобрался. Теперь знаю. Просто встречаю того, кто подходит. И делаю ему предложение стать одним из нас. Пока отказался только один.

Я уже знал, что попрошу. Просто чтобы знать, что из вонючей камеры я точно выберусь, пусть и экстравагантным образом, какое-то отрицание меня не оставляло.

— И что делают Странники? В чём смысл вашего существования?

Он разразился булькающим хохотом. Он смеялся долго, сплёвывая кровь и заходясь новым хохотом.

— Смысл? Всё просто! Ты поймёшь сразу после возрождения! Это очень просто, но если я объясню — ты не сможешь этого осознать.

Он не соврал. Смысл действительно был очень прост. Я всё понял, увидев, как перерождаются души. Как освобождаются, очищаются и начинают новый путь. Нет кармы, нет колеса сансары и прочей чепухи. Для обычных смертных нет, но не для Странников, что иронично, на мой взгляд.

— И что нужно сделать, чтобы стать Странником?

— Дать согласие, — ответил мой сокамерник.

Грязная камера где-то в заднице мира. Двое заключённых, ждущих пыток и казни. И феерический по уровню безумия разговор.

— Ты согласен стать бессмертным?

Я хорошо помню этот момент. Меня поразило странное чувство. Всё, сказанное им, вмиг стало реальным, почти осязаемым. Всё стало правдой, столько же очевидной мне, как и правда о моей скорой смерти от пыток. И потому я колебался, хотя считал, что точно отвечу положительно. И неважно, врал Странник или нет, это не имело значения. Если врал — я ничего не терял. Если же всё это было реальностью... Теперь я точно знаю, что всё было реальностью.

— Да. Я согласен.

Он кивнул. С каким-то облегчением даже.

— Помни. Тебя будет преследовать смерть. Она будет идти за тобой по пятам, но интересовать её будешь не ты. О нет, малыш. У нас, а теперь и у тебя с ней особые взаимоотношения. И нет, это ни какая-то разумная сущность, я говорю метафорами. Ты поймёшь. Когда тебя первый раз начнут называть каким-нибудь Жнецом, Хищником, Палачом, или чем-то подобным, ты поймёшь.

Я не удержался от смешка.

— Сколько пафоса.

Странник рассмеялся.

— Не без этого. Прощай, парень. Прощай, Крыло. Извини, не составлю тебе компанию в ближайшие дни. Из разговоров этих обезьян с автоматами я понял, что его величество, — он произносил это с желчью в голосе, — приедет только через три дня. Постарайся истощить себя голодом за это время, это всё, что я могу посоветовать. Ну или убиться об охрану. Теперь тебе не стоит опасаться смерти.

Он закрыл глаза. И затих. Столь резко, что я даже удивился. Мне казалось, что он хотел сказать ещё что-то, что он оборвался на полуслове. Теперь я вряд ли это узнаю. Но всё, что он рассказывал, я постарался запомнить, вновь и вновь прокручивая в памяти.

Я не погиб в той камере. На следующий день на особняк напали друзья Странника, прилетевшие, чтобы вытащить его. Хмурый, мрачный верзила с очень умными пронзительными глазами и тренированная женщина, явно больше занимавшаяся военной подготовкой, чем посещением салонов красоты. Они расспросили меня о Страннике, о его последних днях. О нашем разговоре я умолчал, и они не спрашивали. Кажется, вообще не думали, что какой-то разговор на подобную тему мог состояться. Думаю, их он не посвящал в эту тайну.