— Не могу, — огрызнулся Ник, — я же не социолог. Да мне наплевать, если честно. Хоть я и вышел отсюда, — он нервно провел рукой вокруг, — я ненавижу это место. Если бы не родители, ноги моей здесь не было бы. Я пока не могу их увести отсюда — если забрать кого-то из Нижнего города, придется платить бешеный налог. Но как только у меня будет больше денег, я переселю их хотя бы на Нулевой уровень.

— Ты сказал, что поднялся отсюда только благодаря своему дяде, а не собственным способностям, — задумчиво произнесла Мадлон. — Но если он настолько богатый и влиятельный человек, почему он не забрал отсюда свою сестру?

— Мать с ним сама не пошла, они же в ссоре. А насчет меня… Если смотреть по результатам всяких проверок, у меня есть способности. Но мать говорит, что без дяди я бы все равно ничего не добился. Он первое время платил за меня, очень помогал и вообще… Мать говорит, что сам по себе я ничего не представляю, я просто посредственность, ну, может, чуть-чуть получше других, но все равно без дяди я полный ноль. Она права, конечно.

Мадлон поразило, что Ник, говоря все это, пугливо оглядывается по сторонам.

— Ты боишься свою мать?

Он внезапно остановился и, как тогда в кафетерии, выкрикнул:

— Может, и боюсь! А твое какое дело! Я тебя не спрашиваю, чего ты боишься!

— Можешь и спросить, — усмехнулась она. — Я не буду орать в ответ, а скажу: я ничего не боюсь.

Ник уже открыл рот, чтобы съязвить, но тут впереди показался слабый рассеянный свет. Мадлон увидела грязный коридор, похожий на улицы Нулевого уровня. Переулок, из которого выглядывали они с Ником, на самом деле являлся проходом между глухих стен двух зданий. Ник сообщил:

— Сейчас выйдем в основной город. Все почти как наверху, только вместо неба — потолок. Когда я перебрался жить в Верхний город, долго не мог привыкнуть к настоящему небу. Потом привык, и теперь мне уже здесь неуютно, — он передернул плечами. — Похоже, агорафобия сменилась клаустрофобией.

— Скажи, а где работают те, кто не занимаются производством пищи? Твоя мать, например, что делает?

Ник метнул на Мадлон бешеный взгляд, и та уже решила, что он сейчас опять раскричится, но он, видно, понял, что вопрос был задан без задней мысли, и хмуро ответил:

— Ничего. Не помню, чтобы она когда-то работала. Домохозяйка — это так называется. Лучше бы работала… — он опять нервно передернул плечами. — А другие… Часть людей следит за системами жизнеобеспечения — вентиляция, вода, электричество, ремонт зданий. Есть учителя, врачи, работники сферы обслуживания. Но много и так называемых дополнительных занятий. Здесь хватает проституток, наркоторговцев, вербовщиков Игроков, жуликов, содержателей борделей, контрабандистов и всякой дряни…

— Контрабандистов?

— Тех, кто ведет обмен с дикарями — ну, с этими, которые живут снаружи. Поддерживать с ними любые отношения запрещено законом.

— Разве на Необжитых территориях до сих пор кто-то живет? Я думала, их всех давно перевезли в города.

— Всех не отловишь… Живут, прячутся в развалинах. Свободолюбцы — им же воля превыше комфорта, ага. Я бы так жить не хотел. У них там как в каменном веке — грядки копают, рыбу ловят, охотятся, чуть ли не из луков стреляют, я слышал. Болеют часто, конечно, детская смертность высокая. Оружие и медикаменты больше всего ценят. А главное, они же вне закона, на них постоянно проводятся облавы.

— И что с ними делают, когда ловят?

— Откуда я знаю? Наверное, что хотят, то и делают, я ведь сказал, что дикари вне закона. Могут сразу хлопнуть, могут отправить в тюрьму, а скорее всего просто вкалывают что-нибудь для успокоения нервов и ставят в строй в Белом городе. А там уж как повезет… Наверх вряд ли выйдешь, но можешь уйти вниз или заново выбраться наружу, если раньше мозги не отсохнут.

Вокруг становилось светлее, появились фонари. Тепло и затхлость, царившие в нежилых туннелях, сменились прохладой и свежестью. Где-то наверху мерно шуршали лопасти гигантских вентиляторов. Стали попадаться прохожие. Мадлон на ходу задирала голову, пытаясь разглядеть потолок, пока Ник не пихнул ее локтем:

— Ты можешь не глазеть вокруг вот так в открытую? Это все равно, что повесить на грудь табличку: «Я из Верхнего города».

Она поспешно опустила голову.

— Я хотела сделать запись.

— У тебя цифровая линза, что ли? Не вздумай потом куда-нибудь залить это видео. Вычислят и оштрафуют. У меня знакомый уже так попал один раз.

— Я и не собиралась, просто себе на память. А где потолок? Я его не вижу.

— И не увидишь. Сейчас свет слабый, так как время вечернее, а потолок здесь на высоте ста метров. Когда-то давно первым поселенцам пришла мысль создать тут город, который будет отличаться и от Верхнего, и от Белого, и они объединили десять ярусов. Ну, аккуратно взорвали перекрытия, и получилось очень большое подземелье, что-то типа огромной пещеры. Здесь такие же здания, как на поверхности. Для того, чтобы укрепить кровлю, некоторые высотки служат заодно и колоннами. Вон тот дом видишь? Он достает крышей до неба, в смысле, до потолка. В нем тридцать этажей… Ага, вот и бойцовский клуб. Мортон скоро должен появиться. Можем зайти туда, посмотреть, но честно скажу — зрелище не из приятных.

— Давай заглянем.

Мадлон ждала, что на входе их остановят, будут спрашивать членские билеты или что-то в этом роде, но Ник молча отсчитал несколько кредиток маленькому человечку, почти незаметному за спинами двух здоровяков, отирающихся возле дверей, и за руку потянул за собой подругу. Если здесь и был какой-то контроль, они беспрепятственно его прошли.

Миновав короткий коридор, они оказались в душном, полутемном битком набитом зале. Нормально освещен был только ринг, на который как раз поднимались двое. С края ринга небритый человек в рваной майке проорал:

— Стив Мортал против Дика Деса! И пусть победит сильнейший!!

Толпа взорвалась ликующим воем.

— Мортон уже здесь, а я и не знал, — шепнул Ник. — Ну и жутко выглядит…

Действительно, Мортон в образе Мортала выглядел откровенно устрашающе. Не человек, а сплетение мускулов, разрисованное цветными татуировками не то адского огня, не то демонов. Мадлон так засмотрелась, размышляя, временные ли это картинки или настоящие наколки, что сперва даже не обратила внимания на Деса. Впрочем, тот почти не отличался от противника — только штаны другого цвета, да рисунков на коже поменьше.

Бой начался, и Мадлон сразу пожалела, что попросила Ника зайти сюда. Смотреть на настоящую драку оказалось неприятно, много неприятнее, чем на то же самое в кино. Толпа ликовала. Зрители стиснули Мадлон и Ника со всех сторон — с места не сдвинешься, оставалось только ждать окончания боя. После каждого удачного удара Мортона общий рев разрезался восторженным визгом маленькой тощей блондинки, которая бесилась возле самых канатов.

Дес упал. Судья отсчитал десять секунд. В зале стояла мертвая тишина, слышно было только тяжелое дыхание Мортона. Дес остался лежать. Его подняли и понесли, судья вскинул вверх руку Мортона, и зал вновь разразился воплями и аплодисментами. Ник взглянул на Мадлон, та кивнула. Воспользовавшись тем, что люди рядом зашевелились, оба пробрались к дверям.

На улице Ник спросил:

— Ну и как тебе?

— Неприятное зрелище. А еще мне интересно, его татуировки временные или постоянные?

— Черт его знает, мне самому интересно. Наверху он всегда с длинным рукавом ходит, не поймешь. А вообще, не знаю, как ты, а я просто в шоке от этих боев, хоть и не первый раз вижу. Мортон — специалист высокого класса, из тех, что стоят на передовой науки, а вечером идет сюда и перерождается в дикаря.

— Агрессия и ум вполне способны сосуществовать, — подумав, отозвалась Мадлон. — Я читала, что садисты зачастую оказываются очень неглупыми людьми, недаром полиции бывает так трудно изловить очередного маньяка.

— Кстати, о маньяках, — вспомнил Ник, — здесь какой-то завелся, в последнее время изуродованные трупы находят.