— Не хочу я о ней ни говорить, ни думать, — сказал он. — Ну ее к черту. Она мне нравилась когда-то, а теперь уже не нравится. Лучше скажи, когда ты летишь обратно?

— Через пять дней. Послушай, а ты не думал вернуться на Землю?

Ник отвел взгляд.

— Не знаю. Наверное, пока нет… Не знаю, — и, чтобы не продолжать разговор на эту тему, он быстро добавил: — Я приду тебя проводить.

Они пожали друг другу руки, и Ник открыл калитку. По вымощенной булыжником дорожке он прошел мимо цветочных клумб к крыльцу. В окнах горит свет — значит, Конни дома. Сейчас он войдет в прихожую, а она выглянет ему навстречу, обнимет, поцелует, как всегда. Все-таки приятно, когда тебя кто-то ждет!

Но навстречу ему никто не вышел — странно. Может быть, жена ушла в магазин? Ник разулся, заглянул в комнату и замер в удивлении: Конни методично укладывала в чемодан свои вещи. Чемодан был большой, с выдвижной ручкой, на колесиках. Оглянувшись на мужа, она кивнула и продолжила сборы.

— Куда-то едешь? — спросил Ник, чувствуя неясную тревогу. — Ты, вроде, не говорила, что у вас намечается экспедиция. А почему с чемоданом? С рюкзаком было бы удобнее.

— Я никуда не еду. Я ухожу от тебя. Ты ведь этого хотел.

Ник так и сел на кровать рядом с чемоданом. Ну и вечерок выдался! Какая муха ее укусила?! Что же теперь — новый развод? Не так уж это сложно, просто… Он привык жить с Конни, с ней хорошо и удобно, он бы и дальше с ней жил!

— Да что случилось-то? — взмолился он. — С чего ты взяла, что я этого хотел?! Мы же нормально жили!

Конни посмотрела на него. Что было в этом взгляде? Презрение, раздражение, жалость?

— Ты не любишь меня. Не замечал? Я это знала с самого начала, но надеялась… — голос у нее сорвался, она переглотнула и ровно продолжала: — Надеялась, что ты привяжешься ко мне со временем, но этого не получилось. Я послушала и посмотрела, как ты общаешься с Ларри и теперь понимаю, что буду лишней. Микаэла права — тебе нужен только он, а не я.

— Так это она тебя настропалила? Да не слушай ты ее!

Конни застегнула чемодан, прошла в гостиную, сняла с подоконника два горшка с розами и бережно поставила в сумку-переноску с твердым днищем. Ник ходил по пятам за женой, понимая, что надо что-то сказать, но в голове было пусто. Неужели она правда уходит из-за Ларри? Он схватился за карман с запиской. Если бы мать знала… Надо, наверное, как-то остановить Конни, но как? Не станет она его слушать, по ней заметно, как твердо все решила. Появилась спасительная мысль — это не из-за Ларри, она давно все обдумала, просто откладывала, а сегодня решила осуществить. Она все равно ушла бы от него, неважно, прилетел бы Ларри или нет. И все-таки как сложно примириться с этим! Он не любил жену, но ему льстила и нравилась ее влюбленность. А что теперь скажут все вокруг? Наверное, и так обсуждают историю с Мартой, а может, кое-кто вспомнил и его развод с первой женой, а тут еще вторая ушла!

— Слушай, а может… — сбивчиво начал он, но Конни сказала: «Спокойной ночи» и захлопнула за собой входную дверь. Быстрые шаги по дорожке — стук калитки — шаги вдоль живой изгороди — ушла.

Ник постоял в прихожей, потом поплелся в гостиную, сел в кресло и уронил голову на руки. Почему, ну почему ему всю жизнь так не везет?!

Утром никто не разбудил Мадлон, и она проснулась поздно, когда жгучий луч высоко поднявшегося белого солнца проник между неплотно сдвинутыми шторами и лег на ее лицо. Она села и прислушалась. Отец, видимо, ушел — очень уж тихо в доме. На стуле рядом с кроватью лежала стопка аккуратно сложенной одежды. Губерт заказал ей все, что нужно, и даже не ошибся с размерами.

На кухонном столе Мадлон нашла пару вареных яиц, гренки и записку, придавленную сочным манго. Отец сообщал, что будет дома к вечеру, и что если ей понадобится что-то купить, то она может взять наличные в его комнате в верхнем ящике стола. Еще он оставил ей телефон — маленький аппарат, годившийся только для звонков и сообщений.

Мадлон присела к столу и принялась намазывать гренку джемом. Гренки были еще теплые. Френсис так заботится о ней! Но почему? Ведь она ничего не сделала для него. Отношение отца до сих пор казалось ей странным и непривычным, настолько оно отличалось от холодноватой отстраненной доброты Елены, заботившейся о дочери в силу некоего добровольно взятого обязательства, и обезличенной вежливости всех остальных людей.

Покончив с завтраком, Мадлон посмотрела на часы. Время близилось к полудню — уже можно было пойти в больницу, узнать, как там Анни.

Дом Губерта оказался на окраине, вдали поднимались высотные здания бизнес-центра и стеклянный купол местной администрации. На улице царили тишь и пустота, влажная тягучая жара давила. На горе было лучше! Мадлон не могла сообразить, где искать больницу. На Земле она бы мигом нашла информацию в интернете, а здесь… Сеть-то, конечно, есть, да компьютера нет. Она уже готова была позвонить Френсису и спросить, но вышла на перекресток и увидела большую голографическую схему города. Ага, вот и медицинский центр! Далековато отсюда…

На противоположной стороне улицы пересмеивалась стайка девушек с выгоревшими на солнце волосами, в светлых платьях и босоножках. Они прятались в тени двух деревьев, между которыми были натянуты шнуры, густо оплетенные цветущими лианами. По-видимому, этот живой навес служил остановкой местного общественного транспорта.

Мадлон перешла дорогу и поинтересовалась, как доехать до медцентра. Ей охотно объяснили: дождаться автобуса номер один («Вот он как раз идет!») и ехать до конечной остановки. В полупустом автобусе она села к окну, радуясь кондиционированной душистой прохладе. Спальные районы города Гарди поразительно напоминали какой-нибудь курортный городок на Земле — чистые улицы, опрятные коттеджи в окружении садиков, тенистые аллеи и наполненные голубоватой зеленью парки, скверы и фонтаны, не хватало только кафе, магазинов и развлекательных центров, которые на земных курортах встречались на каждом шагу.

Больница ничем не отличалась от подобных земных учреждений. У дежурной Мадлон узнала, что Анита Кейн чувствовала себя достаточно хорошо для встречи с посетителем, и получила халат, бахилы и указание, как найти нужную палату. Палата оказалась двухместной, но вторая койка пустовала. Анни полусидела в кровати, прислонившись спиной к подушке, спокойно читала свою неразлучную электронную книжку и отвлеклась, только услышав шаги.

— Ой, Мадлон, привет! — Анни приподнялась было, протянула руку, но поморщилась от боли и откинулась на подушку. Мадлон наклонилась, позволяя себя обнять, спросила:

— Как самочувствие?

— Когда не двигаюсь, то хорошо. Говорят, мне повезло, если бы Ленни взял чуть выше, я бы умерла, а так — только крови много потеряла. А он, видно, даже мысли не допускал, что промажет, потому и не проверил, и в голову еще раз не выстрелил. Привык, что всегда попадает в цель.

Надо же, как спокойно она обо всем этом говорит…

— Но ведь ты телепатка! Разве ты не слышала его мысли перед этим? Не знала, что он хочет сделать? Да, ты не читаешь мысли лишний раз, но неужели совсем ничего не почувствовала?

— Почувствовала, — не стала возражать Анни. — Но я не думала, что он выстрелит. Надеялась, что сумею отговорить его… Уговорить… Мне очень жаль его, Мадлон. Он лучше, чем кажется, он просто несчастен. Я старалась помочь ему, но не смогла.

Они замолчали. Мадлон, как и всякий раз, когда речь заходила о чувствах, плохо понимала Анни.

— Меня еще несколько дней здесь продержат, — сказала Анни. — А потом я, может быть, задержусь на Нарате — Виктор предложил, он хочет продолжать работу на Муравейнике.

Ага, она сама заговорила про туннели!

— Может, расскажешь, что вы все-таки нашли? Перед наводнением у меня было чувство, будто Новак о чем-то умалчивает. Вы там, случаем, не видели что-то вроде большого черного зеркала?

Анни поглядела на нее с искренним удивлением.