— Много у него охраны? Кто есть ещё в особняке? Сколько темниц и как расположены? — Эри сыпал вопросами и продолжал гладить меня по плечам и спине, притягивая к себе плотней. — Я думал, что умер. Дышал, но мне казалось, что задохнулся. Одна мысль, что ты жива, придавала сил. Арли, мы выберемся. Расскажи всё, что может нам помочь.

— Я видела пять драконов, — я закусила губу. Вглядывалась в его лицо, стараясь запечатлеть в памяти любимые черты. — Все безголосые. Все мужчины, белые, но клейма клана нет ни у одного. Видимо, отверженные. А в темнице несколько отдельных коридоров, в каждом — по пять клеток. В одной клетке — один маг. Нам нужен будет хоть кто-то, кто сможет двери открыть…

— А темниц сколько? — уточнил Эри, сжав губы и прищурившись.

— Не знаю, — выдохнула я. — Не видела ничего, кроме нашего крыла. У отца много сообщников, и среди них есть наги.

— Наги? Кто именно?

— Женщина. Она на празднике была… Ещё за Нимеридис побежала. И потом я видела её в гостинице, когда от тебя удрала. Словно она за мной следила. И по саду ползает постоянно, за ним…

— Имя, Арли. Я на празднике видел только тебя и рыжего паршивца, который полез целовать…

Я прервала его речь, коснувшись губами губ. Пила его долго и неистово, моего самого родного и самого горячего. Как же я скучала в заточении по его губам! А когда оторвалась, словно отрезала от себя частицу наживую.

— Её зовут Джин, — сказала я шёпотом. — И, похоже, у них что-то есть с отцом… А ещё, — я выдохнула, собираясь с силами, и обняла любимого за шею. — Эри, у меня есть брат. Совсем ребёнок. И я не оставлю его здесь, в лапах этого монстра. Не хочу, чтобы он стал таким же.

— Джин Левиа? Не может быть! — Эри прижался спиной к рябине и потащил меня за собой.

Тонкие ветви укрывали нас, а алые ягоды мерцали, как бусы и приковывали взгляд.

— Этого просто не может быть, — добавил Эриман шепотом, вдыхая запах моих волос.

Наверняка сейчас я крепко пропахла горелой травой и перегнившими листьями, которое убирала несколько дней из сада. Потянулась и сорвала над кудрявой головой Эримана плотную кисть рябины. Он перехватил её и съел несколько ягод. Затем сел на сваленные в кучу листья и усадил меня на руки.

— Джонатан. Так твоего брата зовут? — дожёвывая, пробормотал Эри.

— Откуда ты знаешь? — обомлев, я откинулась на плечо Эри. Кончики его кудрявых волос защекотали виски. Его улыбка пахла пеплом и луговыми травами. Тонкий аромат любимого вклинивался в промозглую, землистую глубину лисьего сезона и заставлял моё сердце колотиться сильнее.

— Так ведь Амрес его мама, — горько сказал Эри, снова прижав к себе. Будто боялся, что я исчезну. — Как же хочется есть… Только сейчас начал чувствовать.

Он молчал какое-то время и водил пальцем по моему лбу, виску, спускаясь к подбородку и поднимаясь к губам.

— Твой отец не женился на Амрес Каседи, но ребенка завел. Теперь я понимаю, почему не женился — ведь уже был женат, на твоей маме. А потом к нему стала эта Джин ходить, с хвостом. Я её по городскому совету знаю — неприятная женщина. Сначала Амрес считала её коллегой, но однажды застала их… Хотела сбежать, но папочка твой забрал ребенка и долго шантажировал, а потом и вовсе пропал. Я тогда следил за ним. Наши чувствующие признали в нём тёмного и хотели защитить, но не успели… Тогда я и познакомился с Амрес и пообещал ей помочь найти сына. С тех пор она у меня и служила. Первый год на неё страшно было смотреть, а затем она будто смирилась, хотя иногда злилась. Я позволял ей на мне зло срывать, ведь помочь не мог. Руки опускались столько раз, что я устал ей давать пустые обещания.

— Ничего себе, новости…

Какое-то время я молчала, переваривая информацию и пытаясь уложить её в голове. Вдыхала запах Эримана, пока не поняла, что он дожёвывает уже третью кисть рябины, морщась и кривясь, как маленький ребёнок.

— Хочешь, я тебе пирожков с кухни принесу? — я приподнялась. — Ты, кажется, как и я: ничего не ел эти два месяца.

Тише… — неожиданно напрягся он, прикрыв ладонью мне рот. От него пахло горько-кислой ягодой.

В кустах зашелестело. Эриман подскочил и, увлекая меня за собой, ринулся вглубь сада.

Мы пронеслись под дырявым навесом крон и привалились к вековому дубу. Трава и горы листьев у его корней скрыли нас с головой. Отсюда шелест казался не таким угрожающим.

— Да что… — выдавила я, но Эриман дерзко закрыл мне рот поцелуем. Жадно впился в губы, передавая горьковатый вкус рябины. И тело неожиданно и непредсказуемо отозвалось на его ласку. Сейчас, когда опасность притаилась за спиной и могла настигнуть в любую секунду, мне больше всего хотелось его любви и его тела.

Шорох приближался, а я целовала Эримана, растворяясь в его объятиях. И никак не могла поверить в то, что происходящее реально. Вот он, мой любимый: со мной. И никакие невзгоды не страшат меня больше.

Дерзкие руки скользнули по бедру и подтянули вверх подол сарафана. Шорох затих, а затем ушёл куда-то в сторону. Снова дикая собака забрела, наверное.

— Я не могу тебя отпустить, Арли. Как подумаю, что кто-то мог тебя касаться. Скажи мне честно… Малыш… Я убью каждого, переломаю пальцы, на куски порву, — он скользил ладонью по бедру, второй удерживая мои руки над головой. — Ты моя, никому не отдам. Никогда, — выдавил и рывком подтянул к себе.

Прикасался так пылко и неистово, что я думала закричу от нахлынувших эмоций. Каждое движение обжигало, будто углём рисовал по коже, каждое касание — лёгкое и настойчивое — вызывало в моем теле сладкие спазмы. Я тянулась к нему, постанывая. Я хотела больше его поцелуев, больше его тепла. Задирала его рубашку и перекатывала под пальцами упругие мышцы. Как же он страдал без меня, что стал похож на мальчишку с такой худобой?

Его гладкая кожа становилась горячее, а на щеках проступала сажа. Дрожащими пальцами я расстегнула верхние пуговицы на его рубашке. Сбивалась и почти кричала каждый раз, когда он меня касался. Целовала жадно и неистово, покусывала шею и плечи, а на зубах скрипел пепел. Нотки наших запахов перемешались в холодном воздухе: пепел-вереск, вереск-пепел…

— Нет, любимый… — выдохнула Эри в губы. — Никто не касался меня, кроме тебя… Никогда… И не коснётся…

Скользнула ладонью по его груди, спустившись на живот. Следом за пальцами покатились фиолетовые искры. Я рисовала на его коже узоры, вытягивая зелёные нити, глотала горячий пепел, обжигая язык… Дрожала и трепетала, выгибаясь ему навстречу. Без стыда и страха, без сожалений.

— Я люблю тебя, — прошептал Эриман, стискивая под блузой грудь. — Я так тебя люблю. Безумно. Навечно, — прислонив меня дереву, навалился и выдавил из меня хриплый вздох.

Тепло и жар катились по венам, распаляя мою страсть. Мой голод по нему. Мою жажду. Мне нужны были эти прикосновения, минуты, подаренные судьбой, потому что я не представляла, как отпускать его сейчас. Как идти в свою комнату и спать в холодной постели? Как ждать рассвета в надежде, что новый день принесет хоть капельку счастья? Как?

— Не уходи, Эри, — шептала я, собирая искры с его кожи. — Не уходи, прошу…

Дрожащими пальцами расстегнула ремень и стянула с него брюки. И закусила до крови губы, когда стало горячо и тесно. В эту ночь всё было иначе. Я позволяла ему быть страстным и неистовым и отвечала тем же. Тянула из него силы, делая его мощнее, царапала его спину, кусала горячие губы. И уже не боялась, что нас найдут или услышат. Я с удовольствием умерла бы в его объятиях сейчас. Эти мгновения обжигающей страсти того стоили.

— Я люблю тебя, — простонала ему в ухо. — Ты мой единственный, Эри…

Он зарычал. Так громко, что птицы в ветвях всполошились. Нашла его губы и сдерживала его и свой крик. Но как же хотелось отпустить себя. Остатки рассудка таяли с каждым движением, с каждым прикосновением. Со вздохом и жаром, что расплывался от живота к сердцу.

Мы долго лежали на смятых нашей любовью листьях, кутаясь в мой плащ. Эриман гладил меня по плечу и горячо дышал мне в волосы.