Как Кортес, различивший сквозь проем

В крутых вершинах океан степенный,

Орлиный взор лагуну жег огнем,

Не снисходя к толпе недоуменной,

На Дариенском пике [1]

Семилетний Роджер, еще недавно бывший самым младшим в семье, широкими зигзагами бежал вверх по травянистому склону холма. Этот склон тянулся от самого берега озера до Холли-Хоув – так называлась ферма, где семейство Уокеров проводило летний отдых. Сперва Роджер мчался в одну сторону, пока не достигал изгороди, вдоль которой была протоптана тропинка. Здесь он разворачивался и бежал в другую сторону, пересекая поле до противоположной изгороди. Однако при этом мальчик все-таки забирал чуть-чуть вверх, так что с каждым зигзагом чуть-чуть приближался к ферме. Ветер дул ему навстречу, и потому Роджеру приходилось лавировать, чтобы добраться до ворот, где терпеливо ждала его мать. Роджер не мог идти прямо против ветра – ведь он был парусником, чайным клипером «Катти Сарк». Старший брат Джон сказал сегодня утром, что пароходы – это просто-напросто жестяные коробки с двигателем и что стоящим делом может считаться лишь плавание под парусами. Поэтому Роджер и выполнял такие сложные маневры, хотя из-за этого дорога до фермы становилась куда длиннее.

Подбежав поближе к воротам, возле которых стояла мать, Роджер заметил у нее в руках красный конверт и белый листок бумаги. Телеграмма! Мальчик сразу же понял, что это означало. На миг ему захотелось броситься прямо к матери. Он знал, что телеграмма могла прийти только от отца. Тогда это должен быть ответ на письма, которые посылали отцу мама, Джон, Сьюзен, Титти и сам Роджер. И во всех этих письмах высказывалась одна и та же просьба, хотя и в разных формах. Письмо от самого Роджера было очень коротким: «Папа, пожалуйста, можно, и я тоже? С любовью – Роджер». Послание от Титти было куда длиннее – длиннее даже, чем письмо Джона. Сьюзен, хотя и была старше Титти, не стала писать письмо сама. Она вместе с Джоном подписалась под его просьбой, так что получилось, будто это письмо от них обоих. Послание от мамы было самым длинным, но Роджер не знал, что в нем говорилось. Все эти письма вместе ушли в далекий путь к Уокеру-старшему – его корабль стоял у берегов Мальты и вскоре должен был отплыть в Гонконг. А теперь мама держала в руках красный конверт, в котором наверняка пришел ответ! Роджеру очень хотелось кинуться к ней, махнув рукой на лавировку. Но плавание под парусом было куда более стоящим делом, чем паровые двигатели, и потому Роджер заложил новый зигзаг, взяв, быть может, немного круче к ветру. Наконец он набрал достаточный запас скорости и пошел прямо против ветра, все замедляя и замедляя ход, пока не остановился рядом с матерью. Сдав немного назад, «чайный клипер» слегка вздрогнул, отдавая якоря. Наконец-то он был в надежной гавани!

– Это ответ? – спросил Роджер, задыхаясь от долгой борьбы со встречным ветром. – Папа сказал «да»?

Мать улыбнулась и прочла телеграмму вслух:

– «Утопленники лучше, чем тупицы, но лишь тупица может утопиться».

– Это означает «да»? – переспросил Роджер.

– Думаю, что так.

– И для меня это тоже значит «да»?

– Конечно – если Джон и Сьюзен возьмут тебя и если ты пообещаешь слушаться их во всем.

– Ура! – закричал Роджер и радостно запрыгал на месте, забыв на минутку о том, что он – корабль, стоящий на якоре в тихой гавани.

– А где остальные? – спросила мать.

– На Дариене, – отозвался Роджер.

– Где?

– Ну, на вершине той горы. Титти назвала ее Дариенским пиком. Знаешь, оттуда виден остров.

Ферма Холли-Хоув стояла на высоком холме. Если спуститься по травянистому склону вниз, к озеру, то окажешься на берегу маленького залива, где располагались пристань и лодочный сарай. Отсюда была видна только небольшая часть самого озера – по обеим сторонам залив был ограничен длинными крутыми мысами. От фермы к лодочному сараю через поле вела хорошо протоптанная тропинка. На полпути располагались ворота, от которых уходила другая дорожка – она сворачивала в сосновую рощицу, растущую на южном, более высоком мысу. Эта тропинка очень скоро исчезала среди деревьев. Однако в самый первый день после своего прибытия на ферму – а было это две недели назад – дети нашли дорогу через рощу на самый дальний край мыса. Там суша резко обрывалась в озеро, подобно скалистому морскому утесу. И оттуда юные исследователи смогли окинуть взором широкую водную гладь, расстилающуюся от пологих холмов на юге до высоких нагорий на севере и теряющуюся в вечерних сумерках. И именно тогда, когда они впервые стояли на обрыве и озирали необъятный водный простор, Титти дала название этому утесу. Она слышала один сонет, который читали вслух в школе, но позабыла почти все его содержание, кроме одной яркой картины: исследователи дальних земель впервые глядят с высокого пика на Тихий океан. Девочка назвала мыс Дариеном. На самой высокой точке этого мыса дети устроили лагерь. Именно там они и сидели, когда Роджер собрался назад, на ферму. Миновав сосняк, он выбрался на поле и увидел мать, стоящую в воротах. Чем закончилось его путешествие через поле, мы уже знаем.

– Ты не хочешь отнести им ответ на их письма?

– И сказать, что для меня это тоже означает «да»?

– Конечно. Отдай телеграмму Джону. Джон, несомненно, должен понять, что вы не тупи-цы – и ты тоже.

Мама вложила телеграмму в красный конверт и отдала его Роджеру.

Мальчик стоял смирно – он вспомнил, что надежно закреплен на якоре. Поцеловав его, мать напомнила:

– Ужин в половине седьмого и ни минутой позже. И не разбудите Викки, когда придете домой.

– Есть, сэр! – отозвался Роджер, перебирая руками – Он поднимал якорь, вытягивая его за цепь. Развернувшись, он пошел зигзагами вниз по склону, думая о том, как лучше будет сообщить брату и сестрам новости.

Мать рассмеялась.

– Эй, на корабле! – окликнула она.

Роджер остановился и оглянулся.

– Когда ты шел вверх по полю, ветер был встречный, – напомнила мать. – А теперь ветер попутный. Тебе не нужно больше лавировать.

– Верно, – согласился мальчик. – Ветер дует в корму. Я шхуна. Я могу идти под всеми парусами, полностью расправив их. – И Роджер раскинул руки в стороны, изображая поднятые паруса, а потом побежал прямо через поле по тропинке, ведущей в сосновую рощу.

Миновав открытое пространство и оказавшись под сенью сосен, он перестал быть парусником. Нельзя же идти под парусом через сосновый лес! Теперь Роджер был исследователем, который отстал от основного отряда и теперь ищет его по следу в лесной чаще, внимательно глядя по сторонам – вдруг где-нибудь за деревом подкарауливает злобный дикарь, готовый выстрелить в одинокого путешественника отравленной стрелой. Роджер вскарабкался на вершину мыса. Здесь лес обрывался – на небольшой прогалине среди голых камней рос лишь вереск. Это и был Дариенский пик. Он был со всех сторон окружен деревьями, но за стволами сосен, негустым рядком растущих у края утеса, ярко отблескивала озерная гладь. На каменистом пятачке горел маленький костерок. Джон подбрасывал в огонь ветки, Сьюзен намазывала мармелад на хлеб. Титти, положив подбородок на согнутые колени, сидела между двумя деревьями на краю обрыва над озером, неся вахту и посматривая на остров.

Услышав шаги Роджера, Джон поднял взгляд и, заметив в руках у брата телеграмму, мгновенно вскочил на ноги.

– Депеша? – спросил он.

– Это ответ, – заявил Роджер. – Тут говорится «да», и это «да» и для меня тоже, если я буду подчиняться приказам и вы с Сьюзен возьмете меня. А если «да» относится ко мне, то оно относится и к Титти.