Проныры...

Какое смешное название они для себя выбрали. Наверняка получится отличный материал. Так думал Бэленджер и потому отправился в Нью-Джерси, чтобы встретиться с этими людьми в позабытом богом мотеле на окраине постепенно вымирающего города, где осталось не более 17 000 человек населения. А потом, уже много месяцев спустя, он никак не мог вновь привыкнуть находиться в закрытых помещениях. Раздражающий ноздри запах плесени и затхлости сразу возрождал в памяти отчаянные крики. При виде луча света в темноте он сразу же покрывался обильным потом.

Позднее, по мере выздоровления, успокоительные лекарства постепенно расслабляли те стальные барьеры, которыми он замкнул свою память, и кошмарные образы и звуки стали вырываться на свободу. Холодный субботний вечер в конце октября. Начало десятого. В этот момент еще не поздно было бы напрячь волю и отогнать от себя повторение кошмара, который продолжался восемь часов, становясь с каждой минутой все ужаснее. Но, глядя в прошлое, он никак не мог считать себя спасшимся, невзирая даже на то, что в конце концов остался живым. Он винил себя в том, что не смог заметить, как напряжение бытия дошло до сверхъестественного уровня, за которым мог последовать лишь крах. Уже когда он направлялся к мотелю, грохот океанского прибоя на пляже, до которого было два квартала, казался неправдоподобно мощным. Ветер швырял песок по растрескавшемуся тротуару. По выбитому асфальту с жестяным грохотом ползли мертвые листья.

Но больше всего запомнился Бэленджеру один из звуков, тот, который — как он говорил себе потом — должен был убедить его не связываться с этой историей: жалобный ритмичный лязг, разносившийся по безлюдным улицам района. Звук был резким, как будто его издавал надтреснутый колокол, но Бэленджеру предстояло вскоре распознать его источник и осознать, что этот звук воплощал собой всю безнадежность того дела, в которое он тогда лишь собирался ввязаться.

Кланг!

Это мог быть сигнал, предупреждавший суда о том, что нужно держаться подальше от этого берега, чтобы не потерпеть крушение.

Кланг!

Это мог быть погребальный звон.

Кланг!

И еще это могла быть поступь рока.

В мотеле имелось двенадцать номеров. Но занят был только домик с номером 4; сквозь тонкие занавески пробивался слабый желтый свет. Все строения мотеля выглядели до чрезвычайности запущенными и нуждались в ремонте и покраске ничуть не меньше, чем полностью брошенные дома в округе. Бэленджер, считавший себя привыкшим ко всему, все же удивился выбору группы: несмотря на трудные времена, которые переживал город, в нем все еще оставалось несколько приличных мест, где можно было бы остановиться.

Океанский бриз был настолько холодным, что Бэленджеру пришлось застегнуть «молнию» ветровки до самого горла. Он был широкоплечим тридцатипятилетним мужчиной с коротко подстриженными волосами песочного цвета и лицом, изрезанным ранними морщинами — порождением непростого жизненного опыта. Женщины находили его облик привлекательным, но его самого заботило мнение лишь одной из них. Подойдя к домику, он остановился, чтобы собраться с мыслями и эмоционально настроиться на ту роль, которую ему предстояло сыграть.

Сквозь хлипкую дверь до него донесся голос, принадлежавший, несомненно, молодому мужчине:

— Парень здорово опаздывает.

— Когда он говорил со мной, проект вызвал у него настоящий энтузиазм, — заметил второй мужчина. Судя по голосу, он был намного старше своего собеседника.

В разговор вступил третий человек, тоже мужчина и такой же молодой, как первый:

— Мне кажется, что это не слишком-то хорошая идея. Мы никогда еще не брали с собой посторонних. Он будет только путаться под ногами. Не нужно было на это соглашаться.

Развитие разговора в таком направлении не устраивало Бэленджера. Он решил, что достаточно настроился на предстоящую встречу, и постучал в дверь.

В комнате замолчали. Через мгновение щелкнул отпираемый замок. Дверь приоткрылась на длину цепочки; в щель выглянул бородатый человек.

— Профессор Конклин?

Бородач кивнул.

— Я Франк Бэленджер.

Дверь закрылась. Загремела цепочка. Потом дверь снова распахнулась. На пороге стоял грузный мужчина; хотя в свете горевшей в комнате лампы был виден только его силуэт, можно было безошибочно угадать, что ему лет шестьдесят, если не больше.

Впрочем, Бэленджер точно знал возраст этого человека, потому что досконально изучил его прошлое. Роберт Конклин. Профессор истории университета в Буффало. Будучи студентом, активно участвовал в движении протеста против войны во Вьетнаме. Три раза сидел в тюрьме в связи с различными политическими скандалами, включая поход на Пентагон в 1967 году. Еще раз арестовывался — за курение марихуаны, но оправдан за недостатком улик. Женился в 1970 году. Овдовел в 1992 году. А еще через год подался в проныры.

— Десятый час. Мы уже начали сомневаться, что вы приедете. — Волосы у профессора были седыми, под стать бороде, украшавшей толстые щеки. Глаза прикрыты стеклами маленьких очков. Настороженно взглянув в темноту, он закрыл дверь за пришедшим и снова запер замок.

— Я опоздал на более ранний поезд из Нью-Йорка. Извините, что задержал вас.

— Ничего, все в порядке. Винни тоже припозднился. Но теперь мы все в сборе.

Профессор, которому совершенно не шли джинсы, свитер и ветровка, указал на тощего молодого человека двадцати четырех лет, который тоже был одет в джинсы, свитер и ветровку. Как и еще двое молодых людей, присутствующих в номере мотеля. Как и Бэленджер, который послушно выполнил данные ему указания, одно из которых требовало, чтобы одежда была темной.

Винсент Ванелли. Бакалавр искусств в области истории. Закончил университет в Буффало в 2002 году. Преподаватель средней школы в Сиракузах, штат Нью-Йорк. Не женат. Мать умерла. Отец нетрудоспособен из-за эмфиземы легких, вызванной курением.

Конклин повернулся к еще двоим присутствующим — мужчине и женщине. Им обоим тоже было по двадцать четыре. Бэленджер знал это благодаря своим предварительным разысканиям. Женщина с рыжими волосами, собранными в «конский хвост», имела чувственный рот, привлекавший взгляды всех оказывавшихся поблизости мужчин, и прекрасную фигуру, которую не могли скрыть свитер и ветровка. Рядом с нею стоял красивый крепкий молодой мужчина с каштановыми волосами. Даже не зная его прошлого, Бэленджер нисколько не усомнился бы в том, что этот человек постоянно занимается спортом.

— Меня зовут Кора, — глубоким красивым голосом представилась женщина, — а это Рик.

Она тоже назвала только имена, но Бэленджеру было известно, что перед ним мистер и миссис, знал, что их фамилия была Мейджилл. Как и Ванелли, они были бакалаврами-историками, обучавшимися в университете в Буффало и получившими степень в 2002-м, а теперь работали над диссертациями в Массачусетском университете. Познакомились в 2001 году. Поженились в 2002-м.

— Рад познакомиться. — Бэленджер пожал руки всем четверым, начиная с профессора.

Неловкость закончилась сама собой, когда он указал на вещи, выложенные на потертом покрывале.

— Так это и есть орудия вашего ремесла?

Винни хихикнул.

— Думаю, окажись здесь посторонний человек, мы вызвали бы у него очень серьезные подозрения.

Снаряжения было на удивление много: защитные шлемы с закрепленными на них фонариками, питавшимися от батареек, мощные фонари, свечи, спички, запасные батареи, рабочие перчатки, ножи, рюкзаки, мотки веревки, рулон скотча, бутылки с водой, молотки, большая фомка, цифровые камеры, карманные рации, пакетики с пищевыми концентратами, сладкие батончики, которые, если верить рекламе, должны придавать силы, и несколько маленьких электронных устройств, незнакомых Бэленджеру. Универсальный складной инструмент (объединенные в одном корпусе плоскогубцы, кусачки, несколько отверток и т.п.) лежал рядом с аптечкой, упакованной в красный водонепроницаемый нейлоновый мешочек с надписью «ПроМед». Бэленджер знал, что такими индивидуальными аптечками снабжались подразделения специального назначения.