— Тебе был двадцать один год, — сказал Бэленджер в рацию. — Та фотография, на которой ты вместе с Карлайлом, сделана сразу же после твоего освобождения. Что же случилось? Карлайл, видимо, проявил к тебе интерес, да? Писал тебе письма, пока ты находился в закрытом заведении? Звонил тебе? Вероятно, в нем наконец прорезалось что-то человеческое, и он почувствовал жалость к тебе. И предложил тебе приехать сюда и остаться здесь? Наверно, позаботился о том, чтобы психиатр помог тебе приготовиться к встрече с адом из твоего прошлого. Все было так, верно? В конце концов, как же ты мог бы идти дальше, если бы прошлое продолжало держать тебя на крючке? Вот почему он на фотографии стоит так далеко от тебя. Он знал, как остро ты переживал прикосновение мужчины. Хотя, возможно, Карлайл так и остался извращенным сукиным сыном. Он никогда не участвовал в жизни. Он только наблюдал за нею. Вполне возможно, что он привез тебя сюда лишь затем, чтобы посмотреть, каким же получится продолжение истории. И ты ему показал, правда, Ронни? Ты показал ему продолжение этой истории.

— Не смейте говорить о нем в таком тоне.

— Карлайл был чудовищем.

— Нет. Вы ничего не знаете о моем отце.

— Он не твой отец. Возможно, он в некотором роде усыновил тебя, но твоим отцом он не был, хотя был почти столь же ненормален, как и твой настоящий отец.

— Настоящий отец? — В голосе послышалось нескрываемое отвращение. — Никакой настоящий отец не стал бы заботиться обо мне так, как он.

— Но никакой настоящий сын не стал бы поступать с Карлайлом так, как ты, — возразил Бэленджер. — Он подозревал о твоих занятиях, но не мог ничего доказать, ведь правда? Он, конечно, был ненормальным, но не таким ненормальным, как ты. И поэтому он закрыл отель, чтобы сузить твою охотничью территорию. Он надеялся, что ты образумишься, но понятия не имел, с чего начать, так? Поначалу ему казалось, что закрытие отеля — это только временная предосторожность. Чтобы застраховаться от неприятных неожиданностей. Может быть, расскажешь, что ты сотворил такое, что он в конце концов сделался пленником в этой адской дыре, которую он сам и создал? Может быть, ты грозил порезать его ножом? Ведь именно этого он боялся сильнее всего. И, пугая его этим, ты заставил его подписать документы о назначении тебя главой треста? А когда начались погромы, ты сделал так, что все стали считать, будто именно он приказал установить повсюду металлические ставни и двери? Заткнув все щели, ты смог не только полностью подчинить его своей власти, но и получить возможность надежно скрывать свои делишки. Но примерно в это время он узнал, чем ты занимаешься, причем не разок, случайно, а на протяжении многих лет. Я ведь прав во всех деталях, верно, Ронни? Он обнаружил трупы некоторых из твоих, как ты говоришь, подружек. И нашел в себе силы, чтобы убежать отсюда. Что-то напугало его сильнее, чем опасность поцарапаться и изойти кровью. Сильнее, чем открытое пространство, на которое он всю жизнь даже смотреть не мог. Что-то настолько сильно напугало его, что он убил себя. Вернее, не что-то, а кто-то. Это был ты, Ронни.

— Слишком много вопросов, — отозвался голос в динамике.

— Ты погубил двоих отцов — того, которого ненавидел всей душой, и того, о котором мечтал.

— На эти вопросы не будет ответов.

Бэленджер выглянул в комнату для наблюдения. Сквозь влажные полотенца, прикрывавшие кромки крышки люка, пробивались струйки дыма. «Мне удалось выиграть немало времени, — подумал он. — Морфий должен был уже подействовать». Он присел на корточки рядом с Винни.

— Ну, как дела?

— Лучше. Терпимо.

— Вот и прекрасно. Потому что мы должны поставить тебя на ноги.

Винни в испуге широко раскрыл глаза.

— У нас нет выбора, — сказал Бэленджер. — Нам нельзя оставаться здесь. Если даже этому типу не удастся добраться до нас, огонь сделает это наверняка.

«Через какой же люк нам лучше уйти? — думал Бэленджер. — Если мы полезем через номер Данаты, Ронни увидит нас сквозь дыры в стенах и перестреляет».

Лестница из комнаты с мониторами охвачена огнем. Та, что из кухни, — залита водой. Бэленджер считал само собой разумеющимся, что лифт явится для них смертельной западней. Как только Ронни услышит его звук, то начнет стрелять через дверь и неминуемо убьет всех, кто будет в кабине. Или же он может отключить электропитание. Они останутся запертыми в шахте и сгорят заживо.

Бэленджер прокрался в библиотеку, открыл люк и сразу же услышал звук воды, наливающейся в большую цистерну. Точно такой же, какой он слышал на лестнице в кухне. Он опустил крышку на место, запер ее и, миновав кухню, вышел в столовую. Открывая люк, он настороженно прислушался и с облегчением выдохнул, когда не услышал шума воды.

Бэленджер поспешил в спальню. Обожженные ноги Винни еще больше распухли, из них еще сильнее сочилась жидкость.

— Ну, Винни, собирайся в путь. — Бэленджер по опыту знал, что фамильярный, покровительственный тон может в трудной ситуации действовать успокаивающе. — Мы с Амандой тебя потащим. — Он посмотрел на женщину. — Готовы?

— Всегда готова, — с несколько неестественной бодростью ответила Аманда.

Несгибаемой силой духа она настолько напомнила Бэленджеру Диану, что на мгновение в дымном тумане ему показалось, что он видит перед собой жену. Он потряс головой, чтобы отогнать наваждение.

— Вы ранены, — утвердительно сказала она, указывая на его правую руку.

Бэленджер с удивлением увидел кровь на рукаве ветровки.

— Наверно, слегка задело картечью.

— И левая щека.

Он прикоснулся пальцем к щеке и действительно почувствовал кровь.

— Это, конечно же, щепка от паркета. Вот. — Он отцепил от пояса вторые очки ночного видения. — Они вам понадобятся. Теперь будем жить в темноте, — добавил он, обращаясь к Винни.

Тот кивнул, превозмогая боль.

— Делайте все, что считаете нужным.

Бэленджер выключил лампы на шлемах Аманды и Винни. Про себя он молился, чтобы у Винни хватило сил и он не впал в панику, оказавшись в темноте, которая для него будет, особенно на первых порах, совершенно непроглядной. Пока Аманда осваивалась с очками, Бэленджер надел рюкзак, убрал в кобуру пистолет и засунул фомку за широкий пояс.

Аманда взяла Винни под левую руку, Бэленджер — под правую. Когда они выпрямились, Винни застонал.

— Повисни на нас, — прошептал Бэленджер. — Не пытайся идти. Мы тебя потащим.

Но не успели они сделать первый шаг, как Бэленджер понял, что из этого ничего не выйдет — ноги Винни волочились по полу.

Они остановились.

— Может быть, если он обхватит нас руками за шеи... — пробормотала Аманда.

— Если он будет держаться крепко, мы сможем нести его на руках. Вашей левой и моей правой будем держать его под бедра, как на сиденье, а еще двумя руками — поддерживать под спину. Получится что-то вроде кресла.

Так они и поступили. Винни пришлось согнуть ноги, что причиняло ему изрядную боль. Мелкими, осторожными шагами они добрались до люка в столовой и опустили Винни на пол.

Бэленджер держал пистолет, а Аманда отодвинула засов и подняла крышку. Но его глазам предстала лишь совершенно пустая винтовая лестница. И единственным звуком, который здесь раздавался, был дождь снаружи.

Он смерил взглядом отверстие. Оно было недостаточно широко для двоих, и потому он спустился по лестнице, пока его голова не скрылась под полом. Аманда взяла Винни за плечи и подвинула его вперед ногами к люку. Винни зашипел от боли, но у него хватило сил не закричать. Бэленджер ухватил его за пояс и втащил на лестницу. Он старался действовать как можно осторожнее, так как имел представление о том, что испытывал парень.

Тяжелый запах обгоревшей кожи заставил его стиснуть зубы. Он усадил Винни на ступеньки и дождался, пока Аманда спустится на лестницу. Потом он повернулся спиной к Винни и почувствовал, что Аманда положила руки Винни ему на плечи. Держа Винни за руки, Бэленджер поднялся, и теперь Винни лежал у него на спине. Обожженные ноги висели, не касаясь ступенек.