Голос Бэленджера немного окреп.

— Три месяца назад я прочитал в газете статью о городских исследователях, о том, что они снаряжают свои экспедиции не хуже, чем спецназовцы для высадки в тыл врага, и что некоторые из них обладают гениальной способностью проникать в здания, считающиеся совершенно неприступными. Я изучил веб-сайты городских исследователей, связался с одной из групп, но сделал ошибку, прямо сказав, для чего мне нужна их помощь. Они не поверили мне, приняли за тайного агента, пытающегося спровоцировать их на откровенные слова и необдуманные действия и взять с поличным. Имея дело со следующей группой, я попытался упирать на то, что «Парагон» — это восхитительное старое здание, которое им будет очень интересно изучить, ну а меня взять с собой за то, что подал идею. Но они доверяли посторонним не больше, чем первая группа. К тому же у них в планах стояли исследования множества других старых зданий. Тогда я вышел на сайт профессора и договорился с ним о встрече. На сей раз я попытался разжечь его алчность. Я показал ему копии старых газетных статей, в которых после гибели Данаты усердно муссировались слухи о золотых монетах, вероятно спрятанных гангстером в потайном хранилище. Боб был вежлив со мной. Он сказал, что он изучит эти материалы. Я решил, что он просто деликатно избавился от меня. Но оказалось, что его только что уволили, и неделю спустя он позвонил и сказал, что поможет мне, но с одним условием.

— Если вы раздобудете для него немного монет, — утвердительно произнес Винни.

— Да. Он был настолько высокого мнения о вас, Коре и Рике, что был уверен: вы ни за что не согласитесь взять монеты. Он опасался за свое здоровье, боялся, что не сможет оплачивать все те лекарства и обследования, которые необходимы сердечным больным. Он был разгневан своим увольнением. Вы даже не можете вообразить, насколько оно его разъярило. Мы с ним договорились, что вы, совершенно не зная, что к чему, поможете мне обыскать отель и попытаться найти какие-нибудь улики, которые прояснят несчастье с Дианой. А на следующую ночь я должен был возвратиться и раздобыть монеты для профессора. Конечно, узнав, как туда проникнуть, я намеревался активнейшим образом приняться за поиски.

— Я знаю, что Ронни держал здесь самое меньшее еще одну женщину, — сказала Аманда.

— Почему вы так думаете?

— Когда он в самый первый раз запер меня в хранилище, я в темноте случайно нащупала что-то на полу. Крохотный предмет, полдюйма на полдюйма. Один конец был гладкий, а другой зазубренный. Я даже не хотела признаться самой себе, что поняла, что это такое. Сломанный ноготь.

Дождь, словно собравшись с силами, обрушился на здание с удвоенной энергией.

Аманда поплотнее запахнулась в ветровку.

— Вы должны понять, что все это собой представляло. Были обеды при свечах, причем Ронни заставлял меня смотреть, как он готовил. Изысканные блюда, выдающие истинного гурмана. Лучшие вина.

Негромкая музыка: Бах, Гендель или Брамс на компакт-дисках. — Аманда поморщилась. — Мы проводили долгие часы в библиотеке за чтением. Он часто читал мне вслух. Философию. Историю. Романы. Он особенно любит Пруста. «В поисках утраченного времени». Утраченное время... — Ее голос дрогнул. — Он заставлял меня обсуждать с ним прочитанное. Я думаю, что едва ли не главная причина, по которой он похитил именно меня, — то, что я работала в книжном магазине. Мы смотрели кино. Всегда только художественные фильмы. По большей части иностранные, с субтитрами. «Красавица и чудовище» Кокто, «Седьмая печать» Бергмана, «Правила игры» Ренуара. Все фильмы о прошлом. Он ни разу не позволил мне посмотреть телепередачу. Он не давал мне ни малейшей возможности представить себе, что творится в мире и сколько времени я здесь нахожусь. С этими закрытыми ставнями я не имела ни малейшего представления о том, день или ночь за стенами. Здесь не было никаких часов. Я не отличала часы от дней. Я никак не могла даже высчитать недели. Я не могла полагаться на физиологические ритмы, которые могли бы дать мне ощущение времени. Бывали случаи, когда Ронни заставлял меня есть, хотя мне совершенно не хотелось, а в других случаях выдерживал, пока я не начинала испытывать самый настоящий голод. А когда он запирал меня в этом карцере с золотом, я даже не могла сообразить, сколько спала: то ли вздремнула на несколько минут, то ли проспала много часов.

— Но ведь ему тоже нужно было спать, — заметила Кора. — Что же он предпринимал, чтобы не дать вам сбежать от него?

— Не считая первого раза, когда я проснулась в этой проклятой кровати, единственным местом, где он позволял мне спать, было хранилище. А когда оставался со мной наверху, ни разу не повернулся ко мне спиной. Он надевал на меня металлический пояс, запертый на замок, а на поясе была коробка — почти такая же, как на люках. Он сказал, что, если я попробую убежать, он сможет разорвать меня пополам, даже если я уйду на целую милю. Он сказал, что заряд установлен таким образом, что весь взрыв будет направлен внутрь, и поэтому, даже если он взорвет меня, находясь в одной комнате со мной, то с ним самим ровным счетом ничего не случится.

— Где этот пояс?! — резко спросил Бэленджер.

Аманда развела руками:

— Я не знаю.

— Мы должны его найти. — Чувствуя, что его вот-вот начнет бить нервная дрожь, Бэленджер принялся выдвигать ящики бюро и переворачивать их содержимое. Он слышал, как Кора рылась в гардеробе. Винни заглянул под кровать.

— Ничего, — сказала Кора. — Я посмотрю в медицинской комнате.

— А я в тренажерной, — отозвался Бэленджер. — Винни, вы...

— Погодите минуточку. — Винни задрал голову, затем залез на кровать и, ухватившись за столбик, поднялся на цыпочки и заглянул на балдахин сверху. — Вот он. Держите.

Аманда еще больше побледнела, когда молодой человек слез с кровати, держа в руке металлический пояс, к которому была приделана довольно внушительная коробка.

Бэленджер ухватился за крышку, но она не открывалась.

— Закрыто намертво. Я не могу ее разрядить.

— Я его вижу, — перебил Бэленджера Тод.

— Что? — Бэленджер метнулся в комнату с пультом наблюдения.

— Этот сукин сын машет мне с экрана.

Бэленджер вбежал первым. Остальные последовали за ним. Самый правый монитор в нижнем ряду действительно показывал высокого худого мужчину с невыразительным лицом, окрашенного благодаря оптике ночного видения в зеленые тона. Мужчина несколько раз махнул рукой; его губы беззвучно шевелились, как будто он не то здоровался, не то прощался. Аманда тихо заплакала.

По крайней мере, Бэленджеру показалось, что лицо было невыразительным. Трудно было сказать это наверняка, поскольку глаза мужчины были скрыты тем, что Бэленджер боялся увидеть, — очками ночного видения. В отличие от громоздкого прибора, болтавшегося на шее Тода, эти были заметно меньше и имели почти элегантные очертания. Нетрудно было понять, что это одно из последних достижений высокой технологии.

Можно было разглядеть слабый подбородок. Узкий нос вполне соответствовал тонким губам. Кожа была гладкой, словно у ребенка, отчего морщины на лбу и вокруг рта казались нарисованными. Волосы с заметной проседью, большие залысины. Одет мужчина был в темный костюм, белую рубашку и полосатый старомодный галстук.

— Он всегда так одевается, — сказала Аманда. — Никогда не снимает пиджак. Никогда не распускает галстук.

— Никогда? — переспросил Винни. — Но как он...

— Я узнал его, — перебил Винни Бэленджер.

— Что?

Бэленджер повернулся к Коре и Винни.

— Профессор описывал его нам. Помните? Бюрократ с ничего не выражающими глазами. Старше пятидесяти. Совершенно равнодушный ко всему.

— Парень, руководящий трестом Карлайла? — Винни, похоже, не на шутку растерялся.

— Я несколько раз говорил с ним после исчезновения моей жены. Этот сукин сын сказал, что Диана в тот день провела час в его офисе. Он показал мне ее имя в ежедневнике для записи деловых встреч. С одиннадцати до двенадцати дня. Потом у него, дескать, был запланирован деловой ленч, и он понятия не имел, куда она могла пойти. Но здесь он называет себя Ронни. А там он использовал имя Уолтер Харриган.