— Я далеко не идеальный человек, — сказал Конклин. — Это вам следовало бы уже понять о своих преподавателях. Но когда я слушал ваши объяснения насчет Акта о золотом запасе от тысяча девятьсот тридцать четвертого года... О Сент-Годен-се... Винни, ты запомнил даже Сент-Годенса.

— И как вы собирались поделить деньги? Между вами двоими?

Пожилой профессор выглядел пристыженным.

— И ты согласился бы участвовать в этом? Ведь мы все время провозглашали, что ничего не берем, а только фотографируем. А ведь в этом случае мы не просто нарушили бы это правило. Мы намеревались совершить серьезное преступление. Что ты предпочел бы: опасность просидеть в тюрьме значительную часть жизни или же поставить в известность власти?

— Но вы же были готовы на риск попасть в тюрьму.

— В настоящее время мне почти нечего терять.

Мэк и Джи Ди торопливо запихивали снаряжение в рюкзаки, набивая их так, что все содержимое пяти рюкзаков уместилось в три. На месте они оставили только бутылки с мочой.

Мэк засунул водяной пистолет за пояс.

— Эх, давно не играл в игрушки.

Он взял один из рюкзаков, Джи Ди второй, Тод третий. Очки ночного видения болтались у всех троих на шеях.

— Теперь слушайте, как мы поступим, — сказал Тод. Одной рукой он подстраивал лямки рюкзака, а в другой держал пистолет Бэленджера. — Я пойду первым, спиной вперед, и буду все время держать вас на мушке. Мэк и Джи Ди пойдут позади, но не станут наступать вам на пятки. Так что, если вам приспичит накинуться на них и попытаться столкнуть с лестницы, у вас все равно ничего не выйдет. Если вы что-нибудь затеете, Мэк и Джи Ди лягут на лестницу, а я буду стрелять. Мне плевать, что там кто-то из вас может знать о тайнике: я вас всех замочу. Так что хорошенько пошевелите мозгами, прежде чем сердить меня.

Тод покинул балкон, миновал холл, вышел на пожарную лестницу и начал задом наперед подниматься по ней. Бэленджер и Винни шли следом, неловко держа связанными руками профессора и изо всех сил помогая ему. Потом шли Рик и Кора, а последними — Мэк и Джи Ди. Шаги восьми человек гулко разносились по лестничной клетке.

— Теперь, когда вы узнали, что я не репортер, — сказал Бэленджер Винни, — я хочу задать один вопрос.

— Какой?

— Вы говорили о композиторе, который написал «На берегах Уобаша» и «Моя девчонка Сэл». Вы тогда упомянули, что он был братом Теодора Драйзера, да еще так, будто все должны знать это имя. Прах побери, кем был этот Теодор Драйзер?

— Он написал «Сестру Керри».

— Чью сестру?

«Говори, говори, — убеждал себя Бэленджер. — Пытайся любым путем завязать с ними какие-нибудь контакты».

— Это один из первых американских реалистических романов. — Винни, похоже, понимал замысел Бэленджера. — Действие происходит в трущобах Чикаго. Там рассказывается история женщины, которая вынуждена спать со всеми подряд, чтобы выжить.

— По мне, так в настоящей жизни иначе не бывает, — сказал Мэк снизу из темноты.

Винни поддержал разговор:

— Тема романа — пессимистический детерминизм. Независимо от людских поступков, все определяют судьба и веления тела.

— Да, точно, парень писал о настоящей жизни, — снова откликнулся Мэк.

«Кажется, действует», — подумал Бэленджер. Он продолжал тащиться вверх. Чувствовалось, как профессор дергался от боли.

— Роман издали в 1900 году, за год до того, как выстроили этот отель, — продолжал Винни. — В большинстве американских романов того времени писали об упорном труде, который вознаграждался успехом. То, что Уильям Дин Хауэллз назвал «приветливой улыбкой американской жизни».

— Кто такой Хауэллз, я спрошу попозже, — сказал Бэленджер, в очередной раз помогая профессору устоять на ногах.

— Драйзер вырос в ужасной бедности. Он видел столько страданий, что пришел к выводу о том, что американская мечта — всего лишь обман. Чтобы подчеркнуть свое мнение, он назвал еще один из своих романов «Американской трагедией». «Сестру Керри» издала компания «Даблдей», но, когда жена Даблдея прочла эту книгу, она была так потрясена, что заставила мужа не пускать тираж в продажу, а оставить весь на складе. Только через несколько лет роман опубликовали в другом издательстве, и он сразу был признан классическим.

— Пожалуй, нужно будет прочитать эту книжку, — сказал Бэленджер.

— Я уверен, что вам понравится, — ответил Винни. — Сильнейшая история, но написана просто ужасно. Драйзер ненавидел гладкую прозу и выражался по-своему. Где-то он сказал, что бар — это раздувшийся от важности салун.

Ниже, на лестнице, рассмеялся Джи Ди.

Двигаясь очень медленно из-за Конклина, они добрались до пятого этажа и потащились выше. Бэленджера продолжало тревожить затрудненное дыхание профессора. Он не раз уже думал о том, что, может быть, стоит кинуться вверх по лестнице и попытаться выхватить пистолет у Тода. Но Тод держался слишком далеко. Да и лестница тоже ограничивала движения. Тод начал бы стрелять, а может быть, Мэк и Джи Ди пустили бы в ход ножи против остальных пленников, которым было совершенно некуда бежать. Попытка нападения закончилась бы резней. Нет, решил он, пока что не время.

— Эта сестра Керри напомнила мне одну цыпочку из того кино, о котором говорила наша лапочка. — Бэленджер знал, что Мэк имеет в виду Кору. Его гнев делался все сильнее. — Того, где поют «Лунную реку». Как это кино называется, а, лапочка?

— Прекратите трогать меня.

— Как называется это кино?

— "Завтрак у «Тиффани».

— Да. Черт возьми, пока я не увидел эту штуку по ящику однажды вечерком, я думал, что она о каком-нибудь кабаке, вроде какого-нибудь «Обеда с затраханным Андре». Оказалось, что не о кабаке, а о той дурной цыпочке. Как ее зовут, а, лапочка?

— Холли Голайтли.

— Во, и даже имя у нее дурное. Холли-динамистка. Вот как ее надо называть. Эта телка уломала парней взять ее с собой в офигенный ресторан. Естественно, они рассчитывали вдуть ей. А она чего сделала? Стрескала дорогущий обед, а потом попросила у них денег, чтобы пойти, видите ли, в ванную. Никогда не видал ванной, где нужно платить за вход, но, может быть, у богатых свои хохмы. Эта стерва втихаря смылась из ресторана, и парни так и не получили того, за что они заплатили. Она не переспала ни с кем из них, но, как я кумекаю, все равно была шлюхой и остается шлюхой.

Они дошли до шестого этажа.

— И где же шестьсот десятый? — спросил Тод.

В свете фонарей отчетливо были видны потемневшие бронзовые номера на дверях.

— Шестьсот двадцать два справа. — Джи Ди осветил фонарем растущее на полу дерево.

— Значит, шестьсот десятый с другой стороны. — Тод движением руки с пистолетом приказал группе идти в темноту налево.

— А конец совсем уж дурацкий, — продолжал разглагольствовать Мэк. — Герой там писатель. Вроде должен быть умным мужиком. Знает ведь, что эта м...да тратит большие бабки, чтобы передавать малявы гангстеру в тюрьму. Знает, что она хочет окрутить южноамериканского миллионера и выскочить за него замуж, чтобы добыть еще бабла. Но этот лох все равно в нее втюрился. И чем кончается? Они оказываются в этом переулке и ищут под дождем кошку, которую она сама же и выбросила, находят кошку, целуются, и тут музыка делается такой слезливой, что прям сопли текут, и я думаю: лох ты беспонтовый, вали отсюда! Вали от этой шлюхи со всей скоростью, какую сможешь выжать! Она разобьет тебе сердце, а потом кинет тебя, как только поблизости появится какой-нибудь парень с тугим лопатником!

— А что кроме этого тебе понравилось в кино? — снова рассмеялся Джи Ди.

— Черт побери, — неожиданно крикнул Винни Бэленджеру, — да будьте вы прокляты! — Он был настолько разъярен, что совершенно не мог сдерживаться. — Профессору всего-то нужно было спросить меня, и я сам занялся бы этим делом! Вы думаете, что мне не нужны деньги? Я зарабатываю жалкие центы в школе, где ученики бьют учителей за то, что те пытаются задавать им уроки на дом. У меня нет богатых родителей, как, например, у Рика. Черт возьми, да мой отец загибается от эмфиземы. И у него нет медицинской страховки. Все мои заработки уходят на оплату его медицинских счетов! Если бы вы спросили меня, я согласился бы!