— Иногда мебель с первого взгляда не ассоциируется с чувственностью, — продолжал распинаться Винни, — хотя действительно обладает ею. Вот диван, на котором лежит профессор. Благодаря лакировке он кажется жестким и неудобным. Это впечатление подкрепляют и резкие грани подлокотников. На самом деле это впечатление обманчиво, потому что виниловые подушки очень удобны. Просто удивительно. Ведь правда, профессор?

— Наверно, Кармин Даната с удовольствием дремал тут.

— Но тебе-то это не светит, — перебил его Джи Ди. — Я смотрел во всех комнатах. Где твой тайник?

Конклин беззвучно открыл и закрыл рот.

— Он потерял много крови, — поспешил вмешаться Бэленджер. — Он обезвожен.

Джи Ди вынул из своего рюкзака бутылку воды и бросил ее Бэленджеру:

— Ну, так смажь ему глотку.

Мэк захихикал.

Бэленджер не без труда отвинтил крышку и поднес бутылку профессору, но Конклин, казалось, не заметил этого. Пришлось Бэленджеру поднести бутылку к губам раненого и помочь ему напиться. «Если мы в ближайшие два часа не доставим его в больницу, не миновать гангрены», — думал он. Наконец вода потекла изо рта профессора по бороде.

«Пользуйся любой возможностью», — напомнил себе Бэленджер. Он поднес бутылку ко рту и тоже сделал несколько глотков прохладной воды.

— Так где тайник? — требовательно спросил Мэк.

Жуткий шепот заставил всех повернуться.

— Лунная... река... — напевала себе под нос Кора. Она покачивалась из стороны в сторону, как будто прислушиваясь к доступной ей одной музыке, призрачной мелодии, которую играл ей муж, только что зверски убитый. — Шириною в милю... — Ее покрасневшие от слез глаза казались огромными, но она, похоже, ничего не видела перед собой. — Однажды я переплыву... — То, как переступала она с ноги на ногу, навело Бэленджера на щемящую душу мысль, что она как будто танцевала с кем-то: медленно, грудь к груди, щека к щеке, не допуская, чтобы хоть одна часть тела осталась без соприкосновения с партнером. — ...Мечты... — По ее щекам катились слезы, отчетливо видимые при свете свечей. — ...Печалей...

— Ты на нее глаз положил! — прикрикнул Тод на Мэка. — Вот и заставь ее заткнуться.

Конклин, по-видимому собравшийся с силами, поспешил вмешаться. Бэленджер про себя похвалил раненого больного человека, который, несмотря на собственное состояние, старался отвлечь внимание от Коры.

— Тайник потому и тайник, что спрятан. В этом и был весь смысл. — Профессор откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. — Если бы посторонние знали о его существовании, они постарались бы узнать, что в нем лежит.

— Где спрятан?! — рявкнул Тод.

Конклин ничего не сказал.

— Если ты не знаешь, то какого черта мы тащили тебя сюда?

— Мы найдем его. Винни, помогите мне. — Бэленджер чувствовал, как в трех отморозках нарастает нетерпение, представляющее для них всех смертельную опасность. Он уже побывал в подобной переделке, ощущал это чувство — тогда, сквозь мешок, который надели ему на голову и обвязали вокруг шеи. Мы должны делать все для того, чтобы они продолжали считать нас полезными для себя.

Он повернулся к Мэку:

— Дайте мне лом.

— Чего захотел!

Кора продолжала негромко напевать, раскачиваясь, будто находилась под действием наркотиков или танцевала с призраком. В ее пустых глазах не было никакого выражения. «...Бродяг...» Ее голос все время срывался, как будто у нее болело горло.

— Эта сука действует мне на нервы, — заявил Джи Ди.

— Не дадите лом? — сказал Бэленджер, чтобы снова отвлечь их внимание на себя. — Ладно, черт побери, тогда придется импровизировать. — Он взял с укрепленной на ножках из хромированного металла стеклянной столешницы пепельницу из нержавеющей стали, зажал ее в ладонях связанных рук и направился к правой стене. Напрягшись, он подошел к книжному шкафу и принялся стучать краем пепельницы по стене. Поднятый им шум сразу заглушил скорбные причитания Коры. Со стены упала картина, изображавшая женщину с развевающимися по ветру волосами, сидящую в подчеркнуто обтекаемом родстере двадцатых годов.

— Нет, — пробормотал профессор.

Бэленджер шагнул вдоль стены, продолжая колотить по ней пепельницей. Под ударами в штукатурке появлялись вмятины. Со стены сорвалась еще одна картина.

— Забудьте о золотых монетах! — обратился Винни к Джи Ди, повысив голос, чтобы перекрыть стук. — Пепельница, которую он приводит в негодность, была в идеальном состоянии. На Интернет-аукционе «е-Вау» она ушла бы самое меньшее за тысячу долларов. И те две картины, что валяются на полу.

— Тысячу долларов?

— Может, и больше. А ведь тут еще и хромированный подсвечник, и вон те зеленые вазы матового стекла, и портсигар.

Мэк взял со стола портсигар из нержавеющей стали и открыл его.

— Ого, в нем еще осталось курево. — Он вытащил сигарету. Бумага лопнула под его пальцами, табак рассыпался.

— Лампы, стулья, стеклянные столы, диван. Все в отличном состоянии, — подчеркнул Винни. — То, на что вы сейчас смотрите, стоит ну никак не меньше четверти миллиона долларов. К тому же вам не придется волноваться из-за того, что правительство заинтересуется, почему это вы продаете золотые монеты, украденные с Монетного двора. Проще простого. Подгоните грузовик. Мы поможем вам все погрузить, улыбнемся и помашем ручкой вслед. Только отпустите нас. Я клянусь богом, что никогда и никому не скажу о вас.

— Тысяча долларов? — повторил Тод. — За пепельницу?

— Теперь уже нет. Теперь это просто хлам.

Бэленджер оттолкнул ногой стеклянный столик и начал простукивать пепельницей следующий участок стены. Стол опрокинулся, столешница разбилась.

— На двадцать тысяч долларов меньше, — сказал Винни.

— Эй! — крикнул Бэленджеру Мэк. — Ну-ка, стой!

— Но вы же приказали нам найти тайник!

— Каким образом этот стук...

— Неужели вы не слышите? В стене есть пустоты между балками! — Руки Бэленджера болели от напряженных усилий, которые ему приходилось прилагать, чтобы с совершенно ненужной силой колошматить по стенам. Из-за связанных рук это было очень нелегкой работой, и он тяжело дышал. — Мы должны продолжать обстукивать стены, пока не найдем участок, на котором звук будет глухим. Там и окажется тайник.

— Тогда чего ты стоишь как столб? — прикрикнул Мэк на Винни. — Живо помогай ему!

Винни подхватил со стола вазу из нержавеющей стали и направился к стене.

— А это сколько стоит?

— Тысяч пять, вряд ли больше.

— Положи на место. Возьми вот это, — Мэк швырнул фомку под ноги Винни.

— Только попробуй замахнуться на кого-нибудь, и я всажу тебе пулю между глаз, — предупредил Тод.

Винни поднял инструмент связанными руками, неловко замахнулся и ударил по стене. Сразу отвалился большой кусок сухой штукатурки.

— Вот, теперь дело пойдет, — похвалил Джи Ди.

— Отличная пушка, — вдруг сказал Тод. — На боку написано, что это «хеклер-кох» сорокового калибра.

Бэленджер и Винни продолжали стучать по стенам.

— Мощнее, чем девятимиллиметровый. Послабее сорок пятого. Вроде «Голдилокс» и «Трех медведей». Не слишком много. Не слишком мало. Как раз то, что нужно. Сороковой калибр... С такими ходят копы, верно?

Бэленджер продолжал стучать пепельницей по стене.

— Эй, герой, я задал вопрос! — повысил голос Тод. — К тебе, к тебе обращаюсь. Повернись и смотри мне в глаза!

Бэленджер повернулся. Он тяжело дышал.

— Сороковка — ведь это же полицейский калибр, — сказал Тод.

— Я не коп.

— Неужто?

— И никогда им не был.

— Да уж, конечно. Как только взглянешь на эту пушку, так сразу ясно: ты не коп. Два рычага на затворе, чтобы его можно было передергивать одной рукой. И у зашелки магазина рычаг прямо под спусковой скобой, так что если в одну граблю ты схватишь пулю, то сможешь перезарядить и другой.

— Это на тот случай, если стрелок левша.

— Ну, конечно, конечно. Как же я об этом не подумал. Как, ты сказал, тебя зовут?