— Ты лучше подумай, почему за его спиной есть бугаи, и отчего у него есть ручные зверюшки, а у тебя их нет, — добавил я.

— Верно подмечено, — заметил Седьмой. — Что скажешь, крошка?

Фур-Фур поиграл желваками, но промолчал.

— С женщинами, кстати, так же, — промолвила Шая, не отвлекаясь от заточки. — Кто-то им интересен, а кто-то нет. Может, дело в тебе, Фур-Фурчик?

Игроки в курду заржали.

— Я знаю таких как наш «командир», — нашелся наконец почитатель алого камня. — Они только с виду правильные и хорошие, но копнешь поглубже, а там грязь грязью.

— Так некоторых и копать не надо, — Шая подняла на него глаза. — От некоторых сразу разит.

Фур-Фур умолк.

— Курда! — гоготнул один из игроков, выложив карты. — Сделано!

— Оледенел ты сегодня, — буркнул ему сосед, откинулся от стола. — Не буду больше играть. Надоел.

— Мастерство на морозе не стынет, — подмигнул ему победитель.

Общая каюта вновь изменилась, будто и не трещал от напряжения воздух. Я поднялся на ноги и пошел к выходу. Вывалившись в коридор, прижался спиной к двери и похлопал в ладоши. Тихонько-тихонько. Энекен, что ж ты делаешь со мною.

Но эта поддержка доброго толстяка грела душу даже больше, чем неожиданная защита Шаи.

Когда вечером с баржи вернулся Фарри, уставший, но счастливый, я уже отужинав, валялся на своей койке.

— Привет, Эд! — сказал он, ворвавшись. Сбросил парку, повесил ее на крюк. Деловито переоделся. Я наблюдал за ним, пытаясь разглядеть в бормочущем парнишке того холодного ночного злодея. Однако первым, что вырвалось у меня, было:

— Я правда стал твоим ручным зверьком?

Он застыл, с недоуменной улыбкой повернулся ко мне.

— Ох ты ж льдинки-ботинки… Откуда эдакая дивность?!

— Так говорят.

— Кто?

— Это важно?

— Да.

Мне показалось, что если назову имя, то слова Фур-Фура про крысу окажутся правдой. Но… Фарри — мой друг, а этот камнесос… Почему такие сомнения в душе? Из-за отрезанного пальца?

— Просто так говорят, — пожал плечами я.

— Так скажи кто — и перестанут. С разговоров все начинается.

— Не скажу.

— Сам узнаю. Ан Шураны опять? Я думал, что угомонил их.

— А как ты их угомонил? И за что?

— За языки. Много болтали. Пришлось поговорить с ними прямо.

— Ты сам говорил?

Фарри расплылся в улыбке:

— Эд! Что с тобой?

Он сел на койку рядом.

— Мы же для всех дети, Эд. Кто отнесется к нам серьезно? Что может знать этот молодой помет? — будто передразнил он кого-то. — Если хочешь, чтобы все эти взрослые, сильные, а иногда и опасные люди относились к тебе с уважением — не говори сам. За тебя говорить должны те люди, которые уже уважают тебя. Которые верят тебе. Которых придется уважать тем, с кем они решили пообщаться. Я понял это, когда возился с лотереей в Барроухельме. Тебе нужны чужие кулаки, чтобы достучаться до других людей. Особенно когда твои, — он поднял руки, — еще недостаточно крепки.

Фарри шмыгнул носом, глядя на свои ладони.

— Я ведь не воин. Не мудрец. Не шаман. Всего лишь беглый воришка, бывший раб Собирателей, бывший цирковой. Я даже не эмпат, Эд. Никто.

В коридоре кто-то громко засмеялся, проходя мимо. Прозвучало так, словно незнакомцы хохотали над словами Фарри.

— Даже компас попал ко мне случайно.

— Как и ко мне, — промолвил я.

Фарри повернулся ко мне, хитро прищурился:

— Так что, чтобы такой никто, как я, мог идти к своей цели, ему нужны те, кто уже кто-то, понимаешь? Кто воин, шаман, эмпат. Один я ничего сделать не могу. Нет во мне талантов. Мне помогают те, у кого они есть.

— Торос и Буран?

«И те люди, на барже…»

— Они тоже, — кивнул Фарри, неопределенно махнул рукой. — Стоят, мрачно смотрят, люди сразу серьезнее относятся. Это невероятно полезно при первом знакомстве с кем-то. Вот только в таких разговорах, как с ан Шуранами, нужны другие люди. Доходчивые. Мне помог Сабля. Он очень много мне помогал. Как в Барроухельме с лотереей, так и тут. Он научил меня услугам.

— Услугам? — эхом повторил я.

— Ты помогаешь человеку. Сам. А потом просишь о небольшой услуге, и если он ее оказывает, то когда ему вновь требуется помощь, ты опять приходишь на выручку, и в следующий раз можешь попросить больше. Одно за одним. Одно за одним. Так многое можно сделать, Эд. Главное внимательно смотреть по сторонам. И тогда даже никто может изменить все.

— А если человек откажется помогать тебе?

— Тогда его нужно наказать, — от Фарри повеяло непривычным холодом. — Так, чтобы знали все.

Я напрягся, но постарался сохранить непринужденный вид.

— Ты так делал?

Он помолчал недолго, прищурился, изучая меня и коротко кивнул:

— Да.

«Он не врет тебе. Скажи ему, что ты видел. Скажи ему, что ты был рядом, когда карали Скольдена. Спроси его!»

— Так, хватит, — Фарри сбросил с себя серьезность. — Кушать-кушать хочу. Значит, ан Шураны?

— Нет, — не улыбнулся я.

Фарри хитро посмотрел на меня:

— Я ведь сам узнаю, Эд. Когда ты можешь что-то решать для простых людей — у тебя накапливается много возможностей.

— И если они не делают то, что ты хочешь — ты режешь им пальцы?

Фарри моргнул, опешив, напрягся:

— Откуда ты… Что за представление ты мне сейчас устраиваешь?

— Я слышал, как вы говорили со Скольденом. Хотел понять, насколько глубоко ты увяз, друг. Боялся, что ты меня обманешь.

Он поник, отвернулся.

— Глубоко увяз, Эд. Без радости, поверь мне. Но какой выбор, а? Вот только что тебе говорил… Быть героем — добрым и милосердным — очень хочется, но жизнь, льдинки-ботинки, одна, а этот способ работает. Если бы у меня была вторая попытка, я бы попробовал иначе.

— Понимаю…

— Вряд ли, — вскинулся он. — Вряд ли понимаешь. У меня нет права на ошибку, нет права поручить что-то кому-то еще, потому что тогда все к драной матери может развалиться. Все вокруг люди.

— Как и ты…

— Да, как и я. Но я готов поступиться собой ради плана. Ладно, все. Хватит. Пойду поем.

Мне было больно за него. И потому я не удержался и сказал ему вдогонку.

— Ты не никто, Фарри.

Слова настигли его у двери. Он обернулся, на лицо упал свет от дрожащего на потолке шаманского фонаря.

— Ты — руководитель экспедиции, — ободряюще улыбнулся ему я.

Он грустно хмыкнул и вышел.

«Ты опять забыл поговорить о Черном Капитане?»

Я сел, шлепнул себя по щекам.

— Не спать. Не спать! Дождаться!

Сегодня корабли встали на ночь треугольником. Мелкие харьеры и лайары забрались под защиту старших братьев, и рядом с ними от бортовых фонарей было светло, как днем. Я сделал несколько шагов по льду, царапая его зубьями кошек. Мороз набросился на меня с жадностью.

Во мраке он кусает сильнее.

В темной Пустыне огни кораблей были чужеродны, но их холодный свет грел души. Если бы все ледоходы гасили свет на ночь, я точно не посмел бы выйти наружу. Потому что в ночи замерзших равнин нет места человеку.

Корабль Малакрая находился прямо передо мною. Командир «Изумительного» примкнул к нам, так как, по его словам, такое решение поддержала вся команда. При этом он очень неуклюже отшутился, когда Фарри попросил подняться к нему на корабль. Это случилось после того, как я, по ночной просьбе друга, несколько дней подряд обыскивал баржу и «ИзоЛьду» в надежде найти Черного Капитана.

Делали все тайно, чтобы не добавлять людям новых тревог (Фарри так и сказал «не добавлять новых тревог», честное слово). Так что я просто бродил по кораблям с глупыми вопросами, прикрываясь приказом руководителя экспедиции.

Оставался только «Изумительный».

Фарри, посмеявшийся шутке Малакрая, через несколько дней попытался напроситься в гости еще один раз, и в этот раз капитан шаппа выдал остроту не такую смешную, но уже напряженную. На корабль к себе он пускать не хотел.