Щит с Шоном, покачивающийся на хлюпающей бесформенной массе, был еще далеко.

Тонкие щупальца, объединяющие тела орды, шлепались о доспехи. Когти скользили по металлу, цеплялись за края доспехов. Я уклонялся, перепрыгивал и искал место, куда скользнуть между спинами взятых, чтобы попутно отсечь еще одну голову. Меня пытались сбить с ног, но инстинкты зверолюдей были совершенно чуждыми, даже не животными.

Орда не умела убивать, она просто пополняла себя новыми телами, пронзая их сгустками измененной плоти. Вплетая в себя «нитями Царна». И вот на пути ей попались создания, неподвластные воле мертвого колдуна. Гончие выкашивали зверолюдей внизу. Клинки сбрасывали их с ледяного постамента.

Мы могли победить.

Но одно дело, когда твоих противников сто. Другое дело — когда им нет числа. Часть Гончих поглотила груда тел, и теперь слуги заклинателей Плоти, скованные мертвецами, не могли даже выбраться из плена орды. Огромному чернокожему бойцу с топором сорвали шлем. Он, с залитым черной кровью лицом, размахивал оружием будто игрушкой, но в конце концов на него прыгнули сзади и оторвали голову.

Тут же пытающиеся уйти от моих ударов взятые изменили тактику. Разум Царна, измененный, искалеченный, учился. Зверолюди начали цепляться за доспехи и срывать их целенаправленно.

Я бросился в сторону, отталкиваясь от твердых голых спин. Мечи разили во все стороны. Иногда приходилось уклоняться от прыжков мертвецов, иногда их встречала сталь. Левая рука с клинком опускалась, отсекая голову или конечность, пока правая шла вверх, чтобы сразу отправить меч на следующее порождение Царна, и когда удар правой сокрушал очередную тварь, левая рука уже была на замахе. Я стал мясорубкой.

Щит с Шоном возвышался над морем зверолюдей, он плыл над ними, приближаясь к постаменту. Щупальца рвались наружу, перетягивая сочащуюся тушу поближе к Тасу Буру. Я бежал по спинам взятых, отсекая все, до чего мог дотянуться, когда увидел впереди пустое место. Понял, что уже не могу изменить траекторию прыжка и рухнул вниз. Почти сразу оказавшись под грудой молчаливых взятых. Ремешок шлема на горле натянулся, лопнула защита на левой ноге. Руку вывернули в сторону.

Под весом навалившихся мертвецов я не мог пошевелиться, лишь бился и рвался в холодных тисках. Зверолюди ерзали, зажатые другими телами, шлем на моей голове уперся в кого-то. Сквозь забрало ударило щупальце, вонзившись прямо в глаз.

Я зарычал от боли, выгнулся, и вся эта гора чуть подалась под напором, но надолго его не хватило. Сила страдания, пробравшая даже бесчувственное тело Гончей, истощала. Я рухнул под весом мертвецов и отвернул голову так, чтобы сохранить здоровый глаз. Щупальца жалили лицо, рассекали кожу, и черная кровь замерзала на мне.

«Я больше не могу. Прости», — сказал я хозяину.

Энекен не ответил. Груда тел шевелилась, пульсировала, зверолюди пытались выбраться из созданной ими же ловушки, но запутывалась все больше. Щупальца били в голову, но не могли проткнуть череп, били в хлюпающую глазницу, но холод уже притупил боль. Удары «нитей» пронзали мое тело везде, где не было железных пластин доспехов. Орда пыталась забрать непокорного чужака в свои ряды, но меня породила другая магия, не та, которую использовал обезумевший Царн.

Откуда-то глухо донесся боевой клич:

— Слава Спящему!

Елозящие надо мною тела вдруг остановились, обмякли, будто из них ушла жизнь.

«Встань!» — вдруг приказал мне хозяин.

Сила наполнила мое тело. Будто в иссушенный бурдюк с водой залили целое ведро, отчего его старые кожаные бока потрескались. Мертвые тела взятых вяло поддались под моим нажимом, и я выбрался наружу. Повернул голову, привыкая смотреть одним глазом.

Правый меч все еще был со мною. Левый остался среди покойников орды.

Щит с Шоном полз по грудам тел, поднимаясь к постаменту. Пустыня вокруг все еще бурлила спинами копошащихся тварей, но ощутимо меньше. Преисполненный мощью, я бросился к сгусткам, тащившим на себе Царна.

Из моря изуродованного мяса прорвался вымазанный в крови альбинос. Шлем он потерял, но благодаря хитроумному стальному воротнику до шеи Гончей было не добраться.

Он вытащил за собой кривой меч, взял его двумя руками и закружился, рассекая взятых уцелевших от удара заклинателей Плоти.

Я подскочил к массе, на которой держался щит с бывшим пиратом, вонзил меч в нее, затем еще раз. В стороны летела отсеченная плоть, но сердце и мозг орды не обращал на это внимание. Он тянулся вверх, поднимаясь по телам. Щупальце сбросило с постамента одного из Клинков и тот с воплем рухнул вниз, где тут же оказался проткнут десятком «нитей».

Закричал еще один фанатик Восходящего Солнца. Щупальце вонзилось ему в грудь, подняло над площадкой и стряхнуло в Пустыню, как вытащенный из похлебки волос.

— Ты не получишь меня, тварь! Не получишь! — заорал далекий, невидимый мне Тас Бур. — Спящий, я иду!

Выстрел.

«Кончено», — сказал мне хозяин и то, что наполняло Гончую – иссякло. Энекен отдал себя всего для последнего боя своего тронутого.

Лед заревел, страшный удар сбил меня с ног, и вселенная перевернулась. От грохота заложило уши. Небо закружилось и просыпалось десятками сломанных тел и голубых глыб. Я летел, вертясь вокруг себя и раскинув руки в стороны. Темный Бог вырвался наружу. Огромные клешни опустились на края пробитого провала, кроша все, что еще могло уцелеть. В этот раз он не ревел.

Я упал на неподвижную массу зверолюдей. Попытался встать и понял, что Пустыня уходит наверх, в то время как кусок льда, на который вынесла меня судьба, движется в противоположную сторону. С неба вперемешку с трупами падали обломки снежной брони. Темный Бог молчал и опирался на свои клешни, пошатываясь. Соскользнув со льдины, я полетел вдоль туши подводного владыки в далекую воду.

Несколько раз меня развернуло, я ударился о холодную, источающую мороз шкуру Темного Бога, вновь развернулся, потеряв меч. Сверху ударило чем-то тяжелым. Окружающий мир темнел, светлое окно неба осталось наверху.

Когда вокруг сомкнулись холодные воды, я пошел ко дну, увлекаемый доспехами в кромешную мглу. В невесомую бесконечность. Тело застыло в необъятности подледного мира, в который сверху сыпались дары Пустыни. Куски льда и трупы. Много трупов. Я инстинктивно попытался всплыть, работая руками и ногами. Сорвал шлем, сорвал кирасу.

Но пустота снаружи пробралась внутрь меня. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я, застрявший в воде рядом с Темным Богом, осознал — хозяин мертв. Так же, как мертвы все, кто пришел с ним.

Мимо пролетел на глубину огромный щит с мутным шлейфом из ошметков плоти.

Хозяин мертв. Я замер и лишь отметил, как туша гигантского жителя черной глубины опустилась вниз и безвольно, без движения, пошла на дно. Толщи воды сдвинулись, меня закружило и понесло в пространстве без верха и низа. Победили мы или нет — я не понимал. Но сделали мы все, что могли.

Я закрыл единственный глаз, наслаждаясь покоем и волей течения, поднятого Темным Богом, слушая сквозь звон в ушах глухие шлепки о поверхность воды. Сверху все еще падали тела мертвецов. Сверху сползали в разверзнувшийся провал расколотые льдины.

Сверху теперь все станет по-другому.

Свободная от хозяина Гончая застряла в подледном мире и не знала, что делать с обретенной свободой.

Мир под Пустыней отнюдь не молчит. Здесь слышно то, от чего наверху разумный человек сошел бы с ума. Тьма стонет, гудит, воет. Иногда я слышал голоса, не принадлежащие людям. Резкие, шипящие, будто под водой разговаривали демоны. Но чаще всего гулко, почти булькающе, трещал далекий лед.

Тишины здесь искать не стоило. Однако при всем при этом исключительная, абсолютная чернота мира стала идеальным лекарством для моих ран.