Я греб, корабль удалялся. Волна стала уводить шлюпку в сторону, и я, вцепившись в весло обеими руками, выравнивал непослушную посудину.

Ярдов через двести, наверное, у меня кончились силы. Я обмяк на жесткой лавке. Взял флягу с шаркункой с пояса. Жадно сделал несколько глотков, ярких, резких, и огляделся. Волокуны метались по клетке то влево, то вправо. Из пасти подледных обитателей на пол падала пена.

Шлюпку снова начало сносить, и я, убрав флягу, опять взялся за весла.

Кости не дрожали. Я не чувствовал вообще ничего. Трос вдруг натянулся, дернул лодку. Монокль опустил руку, с корабля раздался стук лебедки и меня потащило назад.

— Стой! — заорал я, перекрикивая звериный вой. — Еще немного!

Меня не услышали. Пришлось подняться и замахать руками, но движение не прекратилось.

— Ты как? — крикнул Монокль, когда шлюпка почти добралась до «ИзоЛьды».

— Хорошо, надо было чуть подальше зайти!

— Поднимайся, — не стал слушать Рубенс. — И в лазарет. Говорить будем позже.

***

После того как меня осмотрел Лагерт, с довольной улыбкой отметивший, что не видит ничего страшного, я отправился в каюту капитана. В гости к безумным картинам.

Монокль сидел на своем месте, забросив ноги на стол. Напротив расположился грязный и пропахший энгой Сорольд, он пил чай, и запах перца перебивал вонь нижней палубы. Жерар опять стоял у стены. Четвертым посетителем капитана был Академик. И чувствовал он себя крайне неуверенно.

— Что сказал Лагерт? — спросил Барри, повернув ко мне голову. Меж его пальцев сновала монета. Он перебирал кругляшок костяшками, и это гипнотизировало.

— Все хорошо. Надо было дальше пройти.

— Возможно. Тогда приступим. У меня появилась идея и хотелось бы ее обсудить, джентльмены. Эд ан Майстенц у нас специалист по животным. Сорольд — один из лучших техников, что я знаю. Жерар — это Жерар.

Громила вздохнул, а Барри Рубенс широко улыбнулся. Он пребывал в хорошем расположении духа. Совсем другой человек.

— Вопрос такой. Что это может быть? — Монокль бросил компас инструментарию. Я дернулся было, ожидая падения, но Сорольд ловко перехватил артефакт одной рукой, сноровисто открыл крышку и поднял вопросительно бровь.

— Это — компас, Барри.

— Знаю. И он очень чутко реагирует на что-то там, — капитан махнул в сторону стены. — Очень чутко. Чуть меняем курс, и стрелка начинает двигаться.

— Что-то на дне, значит. На что он там настроен? — Сорольд покрутил компас в руках, изучая. — Странная вещица, древняя.

— Не нажимайте ничего, — одернул его я. — Он маяком работать будет!

Так нас нашел Эльм, когда стал Гончей. Так нас нашло Братство. Кто знает, какая беда выйдет на след проклятого артефакта. Монокль хмыкнул:

— Значит, не зря я тебя сюда позвал. Может, еще что-нибудь расскажешь об этой игрушке?

— Этот компас выкрали с корабля Черного Капитана. Я могу ошибаться, но, по-моему, это его корабль. Там.

— Пустой-то?

— Да… Он за компасом долго гонялся…

Инструментарий удивленно шмыгнул носом.

— А ты откуда знаешь, что эта штука обратную связь имеет?

— Что? — не понял я.

— Ну, маяк!

— Ну… Знаю! Его Гончие на нас выходили из-за нее в Пустыне. Был Добрый, который отключил маяк. Его больше нет.

— Гончие, Капитаны, какой же это драный бред! — Сорольд щелкнул крышкой. — Утоплено здесь что-то.

— Думаешь? — Монокль нахмурился, об этом он явно не думал. — Ну это легко проверить… Эд!

— Да? — хором ответили мы с Академиком.

Капитан улыбнулся.

— Мастер Майстенц, — поправился он. — Я всегда использовал волокунов, как тревогу, что мы уже вошли в Южный Круг. Признаюсь, однажды, во время большого ветра, нас хорошо протащило под их вопли, и я потерял несколько человек, но… Может ли быть такое, что они чувствуют не просто мертвый воздух, а приближение к нему?

— Разумеется, — вскинулся Академик. — Волокуны обладают очень тонким инстинктом самосохранения! Они невероятно социальны и способны к организации! Невероятные создания! Проводился даже эксперимент: волокунов из одной колонии расселили по разным помещениям, и когда погибал один — все остальные начинали бесноваться и прятались от человека, который убил их собрата, — восторженно продолжал ученый, не обращая внимания на отвращение на лице Жерара. — Есть теория, что количество их чувств значительно превышает наше! Если мы обладаем слухом, обонянием, тактильностью, зрением, вкусом и эмпатией, то их набор богаче.

— Погоди-ка, Барри, мы вот по этой штуке сюда шли? — вмешался Сорольд.

— Позже, — прервал его Монокль. — Мастер Майстенц, продолжайте.

— Может быть они чувствуют само время, понимаете? Волокуны всегда находят слабые места во льду, не обнюхивая и не ползая по нему. Они чувствуют его. Брошенные останки привлекают их внимание за милю, никакое обоняние с этим не справится. Они просто знают! Если вы не слышали, обитатели тепличных платформ закупают волокунов для защиты от хищных кальмаров.

Сорольд опять щелкнул крышкой, покрутил компас. Академик скосил на него взгляд, запнувшись, и продолжил.

— Зверюшки чувствуют приближение глубинных и начинают беспокоится, тогда на воду выходят кальмаробойцы.

— Вот эта мысль мне и пришла в голову, спасибо, — кивнул Монокль.

— Откуда у вас это, простите? — смущенно спросил Академик и указал на компас. — По-моему, я про это читал…

— Да? — заинтересовался Рубенс, бросил на меня короткий взгляд, — и что же?

— Я встречал упоминание о нем в книгах Добрых Капитанов. Очень похоже на описание. Изобретение Добрых,способное указать на место, где захоронен Царн, что, несомненно, нелепица, однако…

— Так чего, Барри, я говорю — мы по ней шли что ли все это время? — повысил голос Сорольд.

— Да.

Ан Майнстенц умолк, немного оскорбленно.

Инструментарий подбросил компас в руке, вернул его Моноклю.

— Сказал бы раньше. Я-то думал, ты действительно что-то знаешь, — скривился Сорольд. — Он и правда может быть настроен на какую-то дрянь. Типа тех меток, что на Неприкасаемых ставят. И лежит сейчас твой труп на дне моря. Хотя если какой-то болван носился за этой игрушкой, то, может, чего-то ценное. Клад?

— Это мы сейчас и узнаем. Жерар.

— М? — громила отлепился от стены.

— Принимай командование на себя. Я проверю это все сам.

— Что ты задумал, Барри? — прогудел Жерар.

— Надо было малому сразу компас дать. Я не сообразил. Теперь пойду и посмотрю сам.

— Я могу еще раз сходить, — сказал я.

— Как я могу тебе это доверить, мальчик? — ехидно осведомился Монокль. — Нет уж, сейчас мне нужно сделать это самому.

Он не желал мне зла. Он едва сдерживался от нетерпения проверить свою догадку, потому что та дарила надежду. Поэтому я ничего не сказал.

***

За капитаном тоже наблюдала вся команда. Монокль сел в шлюпку один, махнул рукой, чтобы отпустили трос. Положил компас себе не колени и взялся за весла.

— Там смерть, — проскулил Энекен. — Мне страшно! Нам не надо туда идти!

— Там все хорошо, — похлопал его по руке Лав.

— Видишь, я же вернулся, — я послал ему в душу немного покоя, и толстяк притих.

Ледоход мерно покачивался на волнах. Бескрайние просторы катящейся куда-то воды, с рябью на покатых вершинах, завораживали. Шлюпка казалась крошечной посреди морских равнин.

В лодке визжали волокуны. Монокль греб.

— Сложно представить, что где-то тут что-то может нам навредить, правда? — сказал Лав. — А ведь несколько лишних ярдов — и ты покойник.

Я кивнул. Хотя во мне почти не осталось страха перед ядом Южного Круга. Ведь ничего же там, в шлюпке, со мною не случилось.