Энекен ничего не сказал, когда лечил нас. Ему не нужны были слова, а я с щенячьей благодарностью смотрел, как он, бледнея, затягивает раны Лайлы. Лав выправил мне кость, бурча себе под нос что-то недовольное, и Черный Капитан посидел над ногой, пуская в нее холод.

После этого он чуть пошатнулся от слабости.

— Первый день, а уже такое, — проворчал ан Шмерц.

— Это был Неприкасаемый, — сказала Лайла. — Тебя бы он и не заметил, просто пришел бы сюда и забрал что хотел.

Черный Капитан вздохнул:

— Он мне нравился.

— Надо идти, Энекен, — сказал Лав. — Они не отстанут.

Нас никто не преследовал. Я ждал наемников. Ждал Клинков. Каждый вечер мы с Лайлой уходили в лес и вслушивались в него, внюхивались в его запахи. Любили друг друга, поглощая окружающий мир в поисках чуждых звуков.

Но северяне оставили нас в покое. Да, про себя я звал их уже так — северяне.

Сквозь леса мы шли почти неделю. Неделю! Говорят, за это время можно пересечь Берег, а тут суше конца и края не было. Вокруг нас уходили в небо огромные деревья, иногда не пропускавшие солнечного света, их корни порою приходилось перелезать, а не перешагивать. Поляны пестрели дикими цветами с одурманивающим ароматом. Таких на севере не было.

Пару раз мы встречали древние здания из серого, будто литого камня. Огромные, в десяток-два человеческих ростов купола с проломами на крышах, почти разрушенные, порабощенные лесом. Лав обходил их стороной.

— Что это? — спросил я Энекена. Черный Капитан даже не посмотрел на странные дома.

— Прошлое. Память о тех, кто сжег старый мир. Когда-то даже птицы, пролетая мимо этих домов, падали замертво. Но природа взяла свое.

Крошечные крылатые зверьки, которых Энекен звал птицами, были тут повсюду. От их щебета звенело в ушах.

Лайла, замотанная в рубаху Черного Капитана, изучала строения с улыбкой.

— Я стала по-другому смотреть на легенды и сказания, изменившись. Совсем по-другому. Ледовая Цитадель многое бы отдала за шанс раскопать эти руины.

— Большая часть ваших песен — это ложь, — равнодушно сказал Энекен. — Истории, написанные теми, кто уцелел. Теми, кто смог их написать.

— Они красивые.

— Не спорю. Все те, что не касаются каких-либо Капитанов и Царна — красивые. Но кто знает правду…

— Расскажи! — взмолился я.

— Потом.

Я узнал несколько новых видов деревьев в том путешествии, с колючками и без, с большими фигурными листьями и с маленькими, дрожащими на ветру. Я узнал, что такое дождь, когда стена воды с неба в один миг превращает тебя в хлюпающее при ходьбе существо. Познал запахи и вкусы. Видел озера, перед закатом покрывающиеся кругами от играющей рыбы. Наблюдал за тем, как плывут высоко-высоко, меж облаков, киты, которых на севере зовут снежными. Слышал зверей, держащихся от нас подальше. Лав каждый вечер мастерил силки вдали от лагеря и каждое утро возвращался с добычей. Шкура убитых зверьков была нежной и приятной на ощупь. А их мясо сочным и сладким.

Гончие не чувствуют голода, но вкус у них остается. Поэтому я ел только ради него. Чуть-чуть, чтобы хватило хозяину и его другу.

Энекену и Лаву в пути было тяжело. Черный Капитан, крупный, неповоротливый, постоянно пыхтел и просил привалов, а его приятель в силу старости с охотой на них соглашался. Мы с Лайлой усталости не чувствовали. Ни усталости, ни страха, ни сомнений, ни холода, ни жара. Мы много говорили с ней, предоставленные сами себе. Я узнал, что когда Энекен взял ее на Барроухельме, то отправил к проходу. Черный Капитан знал, что там кто-нибудь да будет ждать. Опасался целого флота, но война раскидала подручных Радага. Гильдии занялись выживанием, а не торговлей. Нам повезло, но я думаю, что Лайла справилась бы и с несколькими ледоходами.

Когда «ИзоЛьда» сошла со льда в воду, Лайла услышала приказ хозяина и поплыла. Как она добралась? Как вообще такое возможно, найти определенную точку в бесконечности, когда свою волю тебе диктует ветер, волны, течение и морские твари, не знающие о том, что ты Гончая? Нас вел компас, но что вело ее?

Чутье? Не знаю, но у нее получилось.

Да, мы много говорили. И оба были рады, что наше тошнотворное существование в слабых и обремененных болью телах прекратилось.

Через восемь дней пути мы вышли к большой реке. Действительно большой, не меньше трех-четырех лиг в ширину. Лес тут изменился, стал влажным. Деревья согнулись по весом зелени, стволы кривились. Пахло гнилью. Под ногами чавкала сырая земля, и иногда даже Лайла (самая легкая из нас) проваливалась в бурую грязь по колено. Энекену здесь пришлось тяжелее всех. Но он не ругался, не злился, не страдал, как сделал бы, наверное, каждый утомленный такой дорогой человек. Он просто шел.

Берег реки был затоплен. Лав прошел вдоль него в поисках местадля отдыха, затем забрел в саму реку, продираясь сквозь заросли высокой травы и поднимая облака насекомых. Энекен присел на более-менее сухой участок, переводя дыхание. Его сапоги утопали в луже, и Черный Капитан задумчиво наблюдал, как вода медленно поднимается выше по голенищу. Обувь наша плохо подходила для таких путешествий.

— Он будет здесь сегодня, — сказал он ан Шмерцу, когда тот вернулся. Седовласый плюхнулся рядом. Глаза его запали от усталости. Губы подрагивали.

— Просто хотел посмотреть, — произнес Лав.

— Кто будет? — спросил я.

— Корабль. Королева держала здесь один, ждала, появится ли кто-нибудь с севера. Когда мы прошли Южный Круг, я попросил увести все суда подальше. Кто знает, чем бы закончилась встреча севера и юга. Я не хочу лишних смертей.

— Королева?

Черный Капитан посмотрел на меня устало.

— Потом.

И я умолк.

Гончие слышат зов хозяина за много-много лиг, однако расстояния все равно ограничены. Поэтому Энекен мог дать приказ Лайле только когда мы приблизились к месту, где она ждала. Поэтому он смог отвести корабли какой-то Королевы, когда мы пересекали Южный Круг. Я хотел спросить у хозяина, как далеко он может докричаться, но чувствовал, что Черный Капитан общаться не в настроении.

Так что я просто рисовал про себя планы, как можно объединить наши миры этим даром, и настолько увлекся, что потерял счет времени. Плавучие форты, связные Капитаны и их Гончие, разлинованные карты. Насколько бы изменилась жизнь, если бы слово одного человека можно было бы в считаные минуты передать через Южный Круг, через бесконечные Пустыни на другой конец мира. Сколько людей потребуется для этого? Сколько Капитанов?

Мы ждали во мраке прибрежного леса. Энекен и Лав отмахивались ветками от снующих насекомых. Иногда в тишине раздавались хлопки, когда какая-то из летучих тварей находила смерть от шлепка ладони.

— Ну наконец-то, — вдруг сказал Черный Капитан. На реке появился корабль. Он сильно отличался от наших ледоходов. Легче, меньше, и потому способный выгоднее использовать силу ветра с помощьюпарусов. Нос и корма корабля делали его похожим на перевернутый серп луны. Судно остановилось неподалеку от берега, послышались голоса матросов, спускающих шлюпку.

Я вышел в траву, не чувствуя ни холода, не забот. Какой-то речной зверь ткнулся мне в ногу, где-то рядом раздался громкий всплеск. Зашелестели на ветру стебли. Стоя по грудь в воде, я наблюдал за жителями юга. За их руганью, за их суетой, ничем не отличающейся от нашей, северной.

Когда шлюпка с двумя моряками и стоящим на носу мужчиной двинулась в нашу сторону, я вернулся к хозяину.

— Не слишком ли много любопытства в тебе осталось, Эд? — спросил тот у меня.

— Вполне достаточно.

Он со значением во взгляде посмотрел, как с меня стекает вода.

Шлюпка с шелестом пробралась сквозь речную траву, ткнулась деревянным носом в берег. Человек на носу спрыгнул вниз, не страшась замочить черные кожаные сапоги, за которые на севере отрезали бы руки.