В каюте Энекена пахло цветами. Небольшая деревянная кровать, забросанная шкурами невиданных животных, исцарапанный крошечный иллюминатор — все так просто, почти дешево.

Вот только это было уютно. Когда мы с Лайлой входили в тесную обитель хозяина, то умолкали в немом восторге. У входа стоял огромный сундук, и мы присаживались на него как два юных ученика в ожидании нового урока.

Энекен разрешал нам двоим приходить сюда, а вот Хвайта не звал.

— Почему? — однажды спросила его Лайла.

Черный Капитан ответил просто:

— Он слишком обычный.

После чего толстяк рассказал нам еще одну частичку южной истории. Гончих заклинателям Плоти позволяли брать только среди осужденных преступников или же жителей Джунглей, далекой земли сырых лесов.

Для избранных существовала возможность притащить кого-нибудь с севера. Для простых смертных обитатели закругья ничем не отличались от живодеров или же безумных чернокожих дикарей Джунглей.

Мы с Лайлой при этих словах с улыбкой переглянулись.

Хвайт ждал казни за убийство, когда Энекену срочно потребовалась Гончая. Корона разрешила ему сделать еще одного тронутого. Крепкий, огромный заклинатель мог позволить себе пять, а то и шесть измененных слуг. Но предпочитал экономить силы.

В те вечера, когда Черный Капитан звал нас к себе, мы много разговаривали. Он рассказывал нам о своем мире, иногда расспрашивал о нашем, хотя знал о севере, возможно, даже больше нас. Ему нравилось слушать Лайлу. Он наблюдал за сказительницей, за каждым ее жестом, движением с видом изучающего шедевр знатока. Смотрел, как она поднимает брови, как улыбается кончиком рта, как заправляет волосы за ухо и как хихикает, озорно прищурившись.

Мы были для него тем, чем никогда не мог стать он сам. Даже будучи Гончими, мы оставались более живыми.

— Помнишь, ты рассказал нам, что правда о Царне не такая, как в наших сказаниях? — как-то раз спросила Лайла. Это было в тот день, когда наш корабль встал на якорь неподалеку от скального берега с десятком водопадов. Капитан «Завета» посвятил время пополнению запаса воды и охоте, а мы пребывали на борту в уже привычном праздном состоянии.

Энекен, лежавший на своей кровати и подложивший под спину несколько валиков, коротко кивнул. Он смотрел в узкое окошко на воду, в которой отражалось солнце.

— Что произошло на самом деле?

Черный Капитан потер переносицу, глянул на сказительницу с равнодушием.

— Иногда правды лучше не знать.

— Сомневаюсь, что теперь хоть что-то способно меня расстроить, — улыбнулась Лайла.

— Царн был чрезвычайно талантливым заклинателем. В те времена использовать энергию Души для изменения Плоти не считалось запретной наукой, и потому никто его не ограничивал в экспериментах. У него даже были свои ученики, несмотря на возраст.

— Он был молод?

— В разных источниках указывается разный возраст. Но он примерно схож — больше пятидесяти и меньше шестидесяти. Для заклинателя это еще не время обзаводиться учениками. Я часто думаю, что сам пошел бы к нему учиться, если бы не знал, к чему это все приведет. Он добился таких результатов, такого знания.

Энекен вздохнул.

— Когда север стал замерзать, никто и подумать не мог, что это по вине Царна. Никто даже не догадывался, что похолодание связано с пробуждением Темного Бога. Да, он стал появляться в северных морях, и туда устремились десятки экспедиций, но замерзание… В летописях древнего мира рассказывалось, что когда-то лед покрывал все известные земли. Ученые говорили о циклах потепления и похолодания. Историки указывали на следы исчезнувшей цивилизации и убеждали, что причиной наступления льда являлись катастрофы прошлого. Я думаю, что когда-то те, чьи следы раскапывает на севере Братство, сделали так, что Темный Бог проснулся.

Черный Капитан положил руки на живот, сцепил пальцы в замок. Я поймал заговорщицкий взгляд Лайлы. Мы давно хотели разговорить хозяина, но он уходил от темы прошлого. И вот, кажется, нам удалось добиться желаемого.

— Помните, мы проходили те строения в лесу, когда ушли от корабля Рубенса? Они как-то связаны с концом древнего мира. Здесь, на юге, никто не рискует приближаться к дарам прошлого. Знания мертвецов не приносят счастья. Они меняют саму суть человека, когда сознание переваливает через определенную планку. Братство тому пример. Их погоня за техникой прошлого привела к тому, что я увидел у Ластен-Онга.

Я вспомнил тот запах и дурноту, пропитавшую окружающий мир. Мерзкое чувство просочилось даже сквозь отстраненность Гончей. Энекен, не мигая, уставился в окно, а потом продолжил:

— Из книг очевидно, что Царн не был злодеем. Там нет никакой защиты для простого человека, которому достаточно даже внешнего уродства для оправдания ненависти. Царн не ел детей, не убивал женщин, не спал с мужчинами, не мучил животных. Не считал себя выше других. Хотя у него не было семьи, в остальном со всех сторон это был хороший человек. Талантливый увлеченный заклинатель с даром. Что его изменило и почему он поступил так, как поступил — никто не знает. Может, то была ошибка? Он смог разбудить Темного Бога, но не смог его усыпить? Может, что-то пошло не так в момент обряда, и часть души оказалась в подледном монстре по ошибке? А может, Царн просто хотел жить вечно?

— Как же узнали о том, что это именно Царн?

— Один из учеников предал его. Варнайк Мурран. Его труды пронизаны личным отношением, и я не очень доверяю книгам, вышедшим из-под его руки, но некоторые главы весьма любопытны. Варнайк рассказал про обряды совету Ковена и представителю Короны, чем обрек учителя на смерть. Царн не стал ждать карателей от власти и сбежал вместе с остальными учениками на север. И там следы его теряются. Как и следы всех тех, кто ушел вместе с ним. Теряются следы Царна и появляется Южный Круг. Первое упоминание о нем — это как раз уцелевшие огрызки воспоминаний карателей. Тех, кто успел рассказать об этом. Тех, кому черная лихорадка позволила это сделать. Лед Темного Бога остановился на севере. И Царн остался там.

Энекен моргнул:

— А мы все здесь…

Прошла долгая пауза. Мы ждали, толстяк кусалгубы в задумчивости. Наконец он отвлекся от размышлений, с тенью удивления посмотрел в нашу сторону:

— Прогуляйтесь, хочу побыть в тишине.

Я встал одновременно с Лайлой. Хотелось спросить, как же и кто создал компас, но хозяин нуждался в покое, и я готов был выпустить кишки любому, кто ему помешает.

Даже себе.

Мы поднялись на палубу, пахнувшую мокрым деревом. Лайла взяла меня под руку, будто на прогулке, и мы пошли вдоль борта. Светило солнце, вдали темнела полоса берега, над головой хлопали паруса.

— Тебе нравится то, кем мы стали? — спросила она вдруг. Подняла голову, ища мой взгляд.

— Да, — твердо ответил я. Ветер приятно обдувал лицо, играл волосами. Я коснулся пальцами гладкой щеки сказительницы.

— И у тебя нет чувства, что ты потерял что-то очень важное?

Я помотал головой:

— Наоборот. Приобрел.

Она улыбнулась, а затем отвела взгляд:

— А мне иногда кажется, что потеряла. Я сильнее. Я больше не боюсь. Я больше никогда не буду прятаться. У меня есть все, что мне нужно. Но это будто бы не я.

Наверное, впервые за то время, как Энекен исправил меня, я испытал беспокойство.

— Я больше не хочу петь, — сказала она. — Могу, но не хочу, а раньше в этом была моя жизнь.

— Теперь наша жизнь в другом. Энекен мог сделать из нас кровожадных слуг. Но вместо этого подарил нам друг друга. Я готов служить ему даже по своей воле.

Лайла покачала головой, глядя на волны:

— Наверное, ты прав.

Я зарылся лицом в ее волосы. Они ничем не пахли .

Внутри неприятно екнуло.

***