Таск потянул себя за мочку левого уха. Серьга в виде восьмиконечной звезды теперь была на прежнем месте. Подарок от благодарной Астарты.

— Я знаю, это покажется вам странным, сэр, но если я соглашусь — а я еще не сказал, что соглашусь, — но если, найдется ли… э-э-э… найдется ли у вас местечко для Линка? Он, конечно, ни рыба ни мясо, и осел, и ветрогон порядочный, зато отменный пилот. Если занять его делом, чтобы ему было не до вина и карт, он сможет принести пользу.

— Я думаю, мы найдем для Линка подходящее место, — серьезно сказал Дикстер.

— Постойте, минутку, — опомнился Икс-Джей. — Прошу прощения, сэр, но вы не упомянули один весьма важный фактор. Сколько нам будут платить за эту работу? И выдадут ли форму? И как насчет бытовых услуг? И придется ли мне перепрограммироваться в связи с новым характером службы, поскольку я…

— Ты, ты! — взорвался Таск. — Если я дам свое согласие, ты отправишься в сухой док вместе с «Ятаганом». А если тебе повезет, то через шестнадцать лет я заберу тебя оттуда, когда придет время учить Джона летать.

— Сухой док!

Огни на «Ятагане» потухли. Система жизнеобеспечения отключилась.

— Сухой док, — желчно и зловеще повторил компьютер. — Если вы, Ман-да-ха-рин Туска, хотите когда-нибудь еще в своей жизни увидеть хоть какой-нибудь док, то не произносите никогда больше двух этих слов в моем присутствии. А что касается вашего назначения, — продолжал компьютер, кипя от возмущения, — то нетрудно догадаться, что адмирал идет на это только для того, чтобы привлечь к себе на службу меня.

Огни загорелись снова. Возобновилось и тихое жужжание системы жизнеобеспечения.

— Во всяком случае, этот космоплан мне порядком надоел, я устал от него, — сварливо продолжал Икс-Джей. — А с тех пор как вы «переделали» его, он уже вообще стал ни на что не годен. Думаю, кабинетная работа понравится мне и будет вполне по силам. Да, это будет удачное место для меня. На вашем письменном столе, непосредственно у вас под рукой. И вы, адмирал, можете в любое время приходить и обращаться ко мне за советом. И Его величество тоже, так и передайте ему. Вы оба, я полагаю, будете часто консультироваться со мной.

Что же касается вас, Таск, я стану отвечать вашим посетителям по телефону и с экрана.

Застонав, Таск уронил голову на руки и оперся локтями на консоль.

— Прошу прощения, адмирал Дикстер, — почтительно заговорила Камила, несколько смущенная тем, что столь высокая особа застала ее здесь.

— Вы дочь Олефского, если не ошибаюсь? — спросил Дикстер.

— Да, Мейгри Камила, сэр, — ответила она, почувствовав облегчение. Ее успокоил теплый взгляд Дикстера и грустная, еле заметная улыбка, промелькнувшая на губах, когда она назвала свое имя. — Я подумала, может быть, вы знаете, что с Крисом и Крошкой… Их ранили на Цересе…

Дикстер кивнул.

— Я только что передал Его величеству сообщение, касающееся их. Архиепископ Фидель информирует меня, что Крис поправляется. Крошка тоже выжил. Рауль купил зеленые, как лимон, штаны тореадора и поклялся надеть их по случаю выздоровления своих друзей.

— Я рада, — сказала Камила, улыбнувшись. — Передайте им, пожалуйста, мои самые лучшие пожелания. И скажите Крису, что я обо всем помню и придет день, когда пойду к нему на службу.

— Непременно передам. Кстати, ваши отец и мать передают вам привет. Они гордятся вами. И еще хочу сказать вам, Камила, — добавил он, — для вас есть место в школе пилотов, можете поступать туда в любое время, когда будете готовы.

Камила зарделась от смущения и радости:

— Правда, сэр?

— У вас великолепная рекомендация, — сказал адмирал, — от Его величества.

Камила едва удерживалась от слез. Выпалив скороговоркой, что не смеет больше задерживать адмирала и мешать его разговору с Таском, она торопливо поднялась по трапу из кабины экипажа в главный отсек «Ятагана».

Оставшись одна, она поняла, что проделала этот путь, чтобы не заплакать на виду у Дикстера и Таска.

— Ну, нет, — категорическим тоном сказала она. — Плакать — ни за что!

Все так, как должно быть.

— Хотела бы я верить в это, — вздохнула она и нахмурилась, — если бы могла…

Но что это лежит вон там, на кушетке? Странно… Камила была уверена, что секунду назад там ничего не было.

Первым ее побуждением было позвать Таска.

Однако она не стала делать этого. Осторожно, медленно она приблизилась к кушетке и прикоснулась к лазурно-голубой накидке, аккуратно прикрывавшей что-то твердое и угловатое. Затаив дыхание, медленно приподняла накидку.

Перед ее взором засияли серебряные доспехи.

Светлый Вестник неторопливо, торжественной поступью вошел в небесные чертоги. Сияние его озаряло тех двоих, что предстали перед ним в ожидании решения Высшего суда. Они стояли высокие, величавые, непокорные. Сверкали золотые доспехи на нем и серебряные — на ней.

Светлый Вестник взошел на трон.

— Подойди ко мне, Дерек Саган, — сказал он.

Саган повиновался и остановился перед ним.

— Саган, ты совершил немало злых дел, но я не вижу в тебе раскаяния и не слышу мольбы о прощении, — прозвучал глас с заоблачных высей.

Саган молчал, не поднимая глаз.

— Ты знал волю Божью, Саган.

— Знал, — ответил Саган.

— И ты сознательно противился ей.

Саган плотно сжал губы. Вспыхнули его темные глаза.

— Да, я сознательно противился ей, — не сразу сказал он.

— Нет, он не противился Божьей воле! — протестующе воскликнула Мейгри, подойдя к Сагану и встал рядом с ним. — Не противился. Он пожертвовал своей жизнью…

— Нет, противился, — остановил ее Саган. Его поднятая рука предупреждала ее возражения. — Ты знаешь, что Дайен должен был погибнуть.

— Не может быть. Это неправда, — неуверенно сказала Мейгри.

— Это правда, — сказал Саган. — Таково было предначертание обряда. Флэйм — король, Дайен — мученик. И я задумал…

— Но зачем? — спросила Мейгри.

— Неисповедимы пути Господни, — сурово произнес Светлый Вестник. — Саган, мы будем милосердны к тебе, если убедимся, что тобой, как и Мейгри, двигало сострадание, самоотверженная любовь и верность, С тех пор, как ты сознательно скрыл от нас тайну своего сердца, ты единственный, кто знает правду. Что побудило тебя не повиноваться Богу? Гордость, высокомерие, строптивое стремление доказать собственную силу? Противился ли ты воле Господней лишь потому, что хотел показать Ему, на что ты способен?

Саган в ответ лишь мрачно улыбнулся.

— Так что же двигало тобой, Саган?

— Поверите ли вы мне? — спросил Саган.

— Я дам тебе еще одну возможность. — Устремленный на Сагана взгляд Светлого Вестника был полон печали и сострадания. — Признайся во всем, исповедуйся и покайся, чтобы заслужить прощение своих грехов.

Саган молчал, глядя в одну точку прямо перед собой.

— Ну что ж, нам остается лишь признать, что ты грешен и виновен. Мейгри, ты сознательно расторгла свой договор с Богом. Ты перешла из этой благословенной сферы в физическую. Ты участвовала в делах живых и тем самым также противилась воле Божией. Раскаиваешься ли ты в этом? Молишь ли ты Бога о прощении? Подумай, прежде чем дашь ответ. Вспомни о той ужасной каре, которая может постигнуть тебя.

Врата мрака отверзлись перед Мейгри.

— Взгляни туда, Мейгри. Я повторяю то, что уже сказал тебе однажды. Ты будешь ввергнута в тот страшный мир и сумеешь вернуться в эту благословенную сферу, лишь пройдя долгий и трудный путь, полный мук и страданий. Многие из тех, кто погиб на этом пути, жили в ужасных мучениях, утратив всякую надежду на мир, покой, искупление грехов и спасение души. Ты стоишь перед выбором, и решать тебе одной.

Перед глазами Мейгри открылся путь, ведущий из света во мрак. Она дрогнула и отвернулась, опустив голову.

Саган тоже увидел этот путь. Даже он побледнел и испытал страх, но шагнул вперед и встал рядом с Мейгри.