Он удивленно посмотрел на меня.

— Как ты можешь этого не знать? Ты живешь здесь, на краю леса, где большинство людей не могут долго находиться. За исключением таких, как мы, конечно. — Неожиданно он понизил голос и с грустью посмотрел на меня. — Магия владеет нами, Невар. Я могу лишь предупредить тебя, чтобы ты не глупил с ней. Но я не в силах помешать ей, когда она заставляет тебя что-то сделать. Я даже себя не могу от этого защитить.

Я не мог понять, говорит ли он искренне или преувеличивает, чтобы произвести на меня впечатление. Откинувшись на спинку стула, я поставил чашку с кофе себе на живот.

— Хитч, я не намерен клещами тянуть из тебя ответ. Либо объясни, либо забудем об этом.

Он наклонился вперед, чтобы налить себе еще кофе, и со стоном сел обратно.

— Отравляешь мне все удовольствие, — пожаловался он. — Ну хорошо. Ты побывал в конце дороги и знаешь, что там обитает ужас. Остальная часть леса действует не так сильно, однако иногда он начинает буквально дышать ужасом. В другое время — усталостью. И всегда — отчаянием и тоской. Это верно для всех земель вокруг Королевского тракта. Надо отъехать не меньше чем на два дня, чтобы избавиться от влияния леса. И три, если ехать по тракту. Одни люди более подвержены этому, другие — менее, но никто, даже мы, не избавлен от этого полностью.

Я проверил на Хитче теорию Эпини.

— Именно поэтому в Геттисе так плохо с боевым духом. Поэтому лучшие полки приходят сюда и за год превращаются в грязное сборище тунеядцев, склонных к дезертирству.

Он развел руками, словно признавая очевидное.

— Ты несколько преуменьшаешь, — спокойно заметил он. — И будет еще хуже, когда эти важные шишки увидят, насколько мы утратили свой блеск.

— Думаешь, нас переведут из Геттиса? — спросил я, чувствуя, как во мне зашевелилась надежда.

Он прямо посмотрел мне в глаза.

— И не надейся, Невар. Да, они могут перевести полк, но ты и я, мы никогда не покинем Геттис. Здесь живет магия, а магия владеет нами.

— Говори за себя, — раздраженно проворчал я — мне уже изрядно надоело слышать, как меня называют марионеткой. — Я последую за моим полком. Я пока еще солдат, хотя бы настолько.

Он устало улыбнулся.

— Ладно, вижу, с тобой бесполезно спорить. Когда придет время, посмотрим, кто останется, а кто уйдет. А пока пора уходить мне. Мне предстоит долгая прогулка по холоду и темноте, но в итоге окажусь в очень тепленьком местечке.

— В каком смысле?

— Я отправляюсь в бордель, старина. — Он задумчиво посмотрел на меня. — Почему бы тебе не составить мне компанию? Тебе это пойдет на пользу.

— Кажется, ты говорил, что никогда за это не платишь.

— А ты знаком с кем-то, кто в этом признается? Поезжай со мной — и сможешь заплатить за нас обоих.

— В другой раз, — нерешительно сказал я.

— Сохнешь по Эмзил? Выбрось ее из головы. На этой кобылке ездит лишь тот, кого она выберет сама.

— Я не сохну по Эмзил. Мне нужно было лишь отплатить ей за гостеприимство. Вот и все.

— Не сомневаюсь, что так и есть. Так как тогда насчет шлюх?

Прогулка до города действительно оказалась холодной и мрачной. Всю дорогу я сомневался, правильно ли поступаю. Но в разгар зимы бывают времена, когда человеку хочется не мудрости, а утоления страсти. Если бы не Хитч, не думаю, чтобы я собрался в бордель. Но когда он предложил составить ему компанию, я не нашел ни единой причины для отказа. Я устал от одиночества и холода и хотел чем-нибудь соскрести с души позорный налет трусости. И я поехал с ним.

Мы приблизились к длинному низкому зданию на окраине Геттиса. Снег вокруг был хорошо утоптан, и шесть оседланных лошадей терпеливо дожидались на холоде своих хозяев. Окон в строении не было.

Я предложил Хитчу войти по отдельности. Он сообщил, что его не волнует, знает ли кто-нибудь о нашем знакомстве, но уступил моей просьбе. После того как дверь захлопнулась за ним, я немного выждал и постучал. Мне пришлось постоять в темноте еще несколько мгновений. Наконец мне открыл высокий плотный мужчина. На нем была белая рубашка с засаленным воротником и манжетами и перелицованные брюки солдата каваллы. Я обратил внимание на мощную шею, крепкие мышцы и мрачную гримасу. Но при виде меня он расплылся в довольной улыбке.

— Эй, душечка Глория! — закричал он, обернувшись через плечо. — У меня тут парень, который не уступит тебе ни единого фунта! Вот мужик, которого ты наконец заметишь, когда он окажется у тебя между ног.

— Захлопни пасть, Стиддик. Ты же знаешь, я сегодня не работаю. У меня праздники. Если только тебе это не по нраву, а, великан?

Крупная пышная женщина в обтягивающем розовом платье выступила из сумрака за его спиной. Несмотря на изрядный рост вышибалы, она легко выглядывала из-за его плеча; я никогда прежде не встречал таких высоких женщин. Ее губы изогнулись в призывной улыбке.

— Ну-ка, дай на тебя взглянуть. Оставь его, Стиддик. Мамаша Моггам, ты только посмотри на него!

Сарла Моггам шагнула вперед, схватила меня за запястье и втащила в помещение мимо них обоих. Теперь, когда Стиддик и Глория больше не загораживали мне обзор, я смог наконец разглядеть зал.

Стены украшали непристойные гобелены. Несколько скудно одетых женщин расположились в креслах, расставленных в разных концах зала. На низких столиках стояли лампы с прикрученными фитильками, стеклышки у них были розовыми и фиолетовыми. Когда мои глаза привыкли к полумраку, а нос различил запахи, мои надежды едва не рухнули. Я по-прежнему находился в Геттисе. Все убранство борделя было тусклым и потрепанным. Дым подкоптил розовый румянец обнаженной плоти на картине, висящей над камином. Выцветший ковер на полу стоило бы хорошенько выбить. В камине пылал огонь, но там, где стоял я, тепло почти не чувствовалось. Я заметил в комнате три стола, окруженных стульями, в основном свободными. Лишь на одном обмяк мужчина, уткнувшийся лицом в стол. Его руки все еще сжимали пустую бутылку. Хитча нигде не было.

Кроме Глории в зале были еще четыре женщины. Однако мое внимание привлекла Сарла Моггам. Она была маленького роста, с волосами странно желтого цвета, спадающими локонами на обнаженные плечи; зрелость ее давно уже минула. Я не знаю, как назвать ее наряд. На ней была черная кружевная юбка, едва доходящая до колен, и стянутый лентами верх, который поддерживал ее груди, словно они лежали в двух кубках. Бесстыдство ее наряда казалось бы шокирующим на любой женщине; на старухе вроде нее он выглядел отталкивающе. Кожа на горле Сарлы иссохла с возрастом. Даже в тусклом освещении я видел, как набились румяна в морщины на ее лице. Она крепко держала меня за запястье, словно я был мелким воришкой, пойманным за руку, и захихикала-заквохтала, повернувшись к своим девушкам.

— Только взгляните на него, мои сладкие! Ну-ка, кому он достанется?

— Даже не смотри на меня, — предупредила меня брюнетка, изображавшая акцент Поющих земель.

Она закатила глаза, с отвращением представив, что я мог бы возжелать ее, и меня охватила дрожь от гнева и вожделения сразу, поскольку именно она первой привлекла мое внимание. Я перевел взгляд на другую женщину. Она была либо пьяной, либо совершенно измотанной и даже не могла сосредоточить на мне взгляд. Один из рукавов ее зеленого платья был оторван от корсажа и, незамеченный, болтался сбоку. Она заморгала, изобразила вымученную улыбку и даже пробормотала какое-то приветствие, но так невнятно, что разобрать его я не сумел.

— Я возьму его, мамаша.

Я повернул голову посмотреть, кто это сказал.

Она была примерно моих лет, но раза в три меньше. Каштановые волосы волнами спадали на плечи. Несмотря на прохладу в комнате, она оставалась босой. На ней было простое синее платье, и я понял, что заметил ее, но счел служанкой, а не одной из проституток. Она подошла ко мне с самоуверенностью домашней кошки.

— Я его возьму, — повторила она.

Сарла Моггам не ослабила хватки на моем запястье.

— Фала, жадная девчонка! — с улыбкой проворчала она.