Он убрал руку и посмотрел на мои ноги. Его глаза сочувственно сузились.

— Ублюдки, — с чувством проговорил он.

— Лейтенант Спинрек! Сэр?

— Что такое? — Спинк сердито потер глаза и закричал на охранника: — Мое время еще не вышло!

— Нет, сэр. Но вас вызывают. Всех офицеров вызывают в штаб. В конце дороги возникли беспорядки, своего рода саботаж. И…

Не успел охранник закончить, как мою камеру сотряс приглушенный взрыв. Он вскрикнул от ужаса. С потолка посыпалась пыль. По дальней стене камеры пробежала трещина.

— Это донеслось со стороны каторжных бараков, сэр! — с дрожью в голосе закричал охранник. — Как вы думаете, это восстание?

«Эпини!» — одними губами произнес я, в ужасе глядя на Спинка.

— Не может быть, — вслух ответил Спинк, но я услышал в его голосе испуг и сомнение.

Потом раздался второй, не такой громкий взрыв. Пыль повисла в воздухе, и я закашлялся. Спинк посмотрел на меня, и наши глаза встретились в последний раз.

— Она послала тебе это, — торопливо проговорил он и на мгновение исчез из виду.

Что-то завернутое в салфетку появилось в моей камере через щель для еды в нижней части двери. Затем Спинк вновь появился в поле моего зрения.

— Прощай, друг мой, — проговорил он сквозь прутья решетки и исчез.

Я вслушивался в удаляющийся топот его сапог по коридору.

Я обратил внимание, что он не сказал «до свидания». Оставалось надеяться, что Спинк успеет увести Эпини с места преступления и доставить домой, прежде чем кто-нибудь ее заметит. И одновременно во мне возродилась слабая, но невыносимо острая надежда — интересно, что еще она успела привести в движение?

Я подождал, пока за Спинком и охранником захлопнется дверь в коридоре. И все это время не мог оторвать взгляд от салфетки, лежащей на полу камеры. Мой нос уловил исходившие от нее изумительные ароматы. Я крякнул, наклонился вперед и попытался растереть израненные ноги. Боль только усилилась. Тогда я отказался от надежды встать и пополз по полу к двери, чтобы рассмотреть то, что оставил мне Спинк. Мои руки дрожали, пока я бережно разворачивал салфетку. В ней лежал маленький пирожок. Я смотрел на коричневую корочку, усыпанную блестящим сахаром, так, словно передо мной была шкатулка с драгоценностями. Мой нос подсказал мне, что начинка пирожка состоит из ягод, которые Эпини принесла из леса в носовом платке. Охваченный радостью, я съел его. Он был совсем маленьким, на три укуса, но как только я проглотил последний кусочек, ощущение благополучия волной прокатилось по мне. Боль в ногах притупилась. Я пытался задрать штанины, чтобы посмотреть, не начала ли магия исцеление, когда раздались странные звуки.

Я оглянулся в поиске их источника. Трещина в стене быстро увеличивалась. Я наблюдал, как она прокладывает себе изломанную дорогу по штукатурке. На пол посыпалась белая крошка, обнажая кирпичную кладку. Инженер во мне пришел к заключению, что здание дрогнуло от сотрясения, вызванного недавним взрывом. Я решил, что либо трещина скоро остановится, либо вся она рухнет мне на голову. Ни тот ни другой исход не вызывали во мне беспокойства.

Еще часть штукатурки осыпалась. Целый кусок давно застывшего строительного раствора упал на пол и разлетелся осколками. Я сел и уставился на стену. У самого пола один из кирпичей сдвинулся так, как будто его подталкивали с той стороны.

Я попытался подняться и обнаружил, что боль в ногах все еще сильна. Стиснув зубы, я перекатился на колени, подполз к дальней стене и приложил к ней ухо. До меня донесся негромкий шорох, словно голодные мыши грызли стену. Мыши в кирпичной стене, уходящей в землю? Тихие удары и скрежет доносились явно из-под ее поверхности. Штукатурка продолжала сыпаться со стен, трещина пробежала вдоль потолка. Затем между двумя рядами кирпичей у основания стены хлынул поток пыли и мелких обломков. На полу образовалось несколько кучек штукатурной крошки. На моих глазах один из кирпичей где-то посреди стены начал медленно расшатываться взад-вперед. Как только он достаточно высунулся из стены, я схватил его двумя руками и попытался вытащить. Он не поддался. Я отпустил его и продолжил наблюдать. Стена продолжала сбрасывать крошки раствора и штукатурки. Рядом с первым кирпичом зашевелился второй. Странные звуки не стихали.

Два кирпича одновременно выпали из стены на пол камеры, и я почуял запах земли. А в следующее мгновение в камеру устремился поток мелких белых корешков. Вслед за ними посыпались на пол комья влажной земли. Меня охватил внезапный ужас — я вспомнил, как корни тянулись из молодых деревьев и проникали в тела ходоков. Я с трудом отполз в сторону, сердце молотом гремело у меня в груди. Я едва не позвал тюремщика. Нет. Даже такой ужасный конец наступит быстрее, чем под ударами плети. Третий кирпич, чуть выше первых двух, упал на пол с негромким стуком. Новые корни вползли в камеру и свисали со стены оборкой из белого кружева.

Я глубоко вздохнул и сдвинулся ближе к корням. Запах земли усилился. Выше того места, откуда выпали кирпичи, появилась новая трещина, зигзагом прорезавшая стену. Стена вспучилась, и неожиданно полдюжины кирпичей выпали на мою сломанную койку. Вечерний свет и свежий воздух проникли в камеру через отверстие величиной с мою голову. Надежда вскипела во мне рябью. Магия готовит мне побег.

«Какой окажется цена?» — задумался я, но пришел к выводу, что меня это не волнует.

Я на коленях пополз к стене. На сей раз, когда я дернул кирпич, он легко поддался. Дыра вверху стены открывалась на уровне земли в заброшенный, заросший сорняками переулок позади тюрьмы. Я легко вынимал из кладки один кирпич за другим и опускал их на пол, стараясь не шуметь. Корни проникали в камеру, одновременно выталкивая кирпичи и штукатурку и поддерживая стену, чтобы та не рухнула на меня.

Когда дыра в стене оказалась достаточно большой, я глубоко вздохнул, стиснул зубы и взялся обеими руками за корни, чтобы подняться на ноги.

И тогда, смутную, словно туман, я увидел ее. Передо мной появился призрак худой и очень старой женщины-спека. Кожа ее обвисла. Я узнал глаза и маленькие смуглые руки, которые она протягивала ко мне. На мгновение я ощутил, как моего лица коснулись ее призрачные ладони. От улыбки морщины на ее лице прорезались сильнее.

— Лисана?

— Ты ведь не поверил, что я брошу тебя умирать, мальчик-солдат? — Ее голос прозвучал едва слышно.

— Что с тобой случилось? — спросил я.

— Я потратила свою силу, — печально ответила она. — Мне потребовалось все это время и вся моя магия, чтобы отрастить корни так далеко. Постарайся не упустить эту возможность — больше я ничем не сумею тебе помочь.

Ее морщинистые руки соскользнули с моего лица.

— Лисана! — прошептал я, но она исчезла.

Я наклонился и поцеловал белые корни, которые продолжали заполнять мою камеру, укрепляя мой путь к бегству. При этом учуял знакомый запах. Он исходил не от корней, а из того угла, где валялась моя старая грязная форма. Я опустился на колени. Магия выполнила свою часть сделки. Из земли, оставшейся на брючинах моих старых штанов, росли грибы. На моих глазах одна за другой появлялись и раскрывались бледные шляпки.

Мне пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не броситься пожирать их сразу. Я заставил себя подождать, пока грибы не перестанут расти. Только после этого я принялся срывать их и засовывать в рот. Едва я успевал проглотить одну недожеванную горсть, как тут же отправлял в рот следующую. Магия и сила наполняли мое тело. Дожевав последний гриб, я встал на ноги. Они все еще болели, но выдерживали мой вес. Я сжал корни Лисаны, благодарно поцеловал их и выбрался наружу.

Я выполз из дыры в переулок на животе. Вечерний ветерок нес прохладу. Я лежал на земле и собирался с силами, пытаясь придумать хоть какой-нибудь план. Мне удалось выбраться из тюрьмы, но я все еще находился в стенах форта. Ноги меня держали, но идти я едва мог. Даже если мне удастся пройти мимо часовых у ворот, я не сумею уйти от погони. Я с сожалением заключил, что древесная женщина выиграла для меня лишь надежду погибнуть от пули. Что ж, в сравнении с тем, чтоб быть запоротым до смерти, это казалось неплохой сделкой.