Я хотел спросить у Кеси, сколько сезонов чумы он видел, но не сумел этого выговорить. Я посмотрел на свежие холмики могил потом в сторону сарая, откуда, с тех пор как прибыли люди и доски, постоянно доносился стук молотков. Рядом уже стояли аккуратные ряды новеньких гробов. Пока я смотрел, двое солдат выпрямились и поставили на место еще один, только что сделанный. В их работе чувствовалось что-то столь неумолимое, что мое сердце сжалось. Это было похоже на странное, своеобразное умиротворение.

Такого Геттиса я еще не видел. Эта вереница гробов, это последовательное погребение мертвецов отделяли меня от ветеранов полка в куда большей степени, чем мое огромное тело. Каждое лето, с тех пор как сюда прибыл полк, они сражались на этой войне без оружия. Они целый год жили, ожидая жарких дней лета и чумы, разящей их с той же неумолимостью, что и вражеские стрелки. Как и всякий закаленный в боях полк, они с недоверием смотрели на любого новичка, раздумывая, долго ли он продержится и, если дело дойдет до стычки, будет ли он сражаться или сдастся сразу. Я был зеленым новичком — но до сих пор этого не понимал. Мы воевали со спеками, и сегодня состоялась моя первая схватка с ними. Как я мог в этом сомневаться? Я жил на кладбище, но только теперь на самом деле увидел, что оно означает.

— Давайте закончим с этим, — негромко предложил я и поднял лопату.

Эбрукс с ворчанием последовал моему примеру. За нами потянулся Кеси.

Я разглаживал холмик на последней могиле, когда услышал скрип очередного фургона. Я с тоской посмотрел вверх. Небо уже розовело на западе; скоро стемнеет. Около часа назад плотники закончили работу и уехали в город. Остались только мы трое.

Я не узнал человека, приехавшего на фургоне, но Кеси фыркнул.

— Нас ждут новые радости, — заметил он. — Грядет сержант Хостер.

Эбрукс приглушенно выругался. Я промолчал, но мое сердце наполнилось дурными предчувствиями. Когда Кеси и Эбрукс взяли свои лопаты и двинулись к фургону, я последовал за ними.

Хостер остановил лошадь у ряда пустых гробов и ждал, пока мы к нему подойдем. Его пропитанная уксусом маска сделалась коричневой от дорожной пыли.

— Привез вам еще нескольких трупчиков. Лекари не хотят, чтобы они валялись в лазарете.

— Неужели нельзя было подождать до утра? Скоро совсем стемнеет, — проворчал Кеси.

— Вам и не нужно хоронить их сегодня. Просто сгрузите их, чтобы я мог вернуться в город. Там меня ждет двойное зелье Геттиса и одна из шлюх Сарлы, за счет заведения. — Он почесал затылок и сделал вид, что только сейчас меня заметил. — Ну и ну. Я-то думал, ты давно сбежал к спекам, Бурв. Верно, ты думаешь, что умнее всех. Что замел все следы и никто не докажет, что это твоих рук дело. Но я могу, бочонок на ножках. И тебе не отвертеться. Эта чума даст тебе отсрочку, чтобы накопать побольше могил. Но когда все закончится, мы найдем время с тобой разобраться. Обещаю, сам ляжешь в одну из этих могил. Правосудие свершится.

— Я ничего не делал, — возразил я, но, еще произнося эти слова, понял, что лгу, и почти что почувствовал во рту вкус неправды.

Я действительно убил тех троих, а теперь солгал об этом. Хостер язвительно рассмеялся.

— Тверди и дальше. Посмотрим, как это тебе поможет. Бьюсь об заклад, ты мечтаешь похоронить меня, а, жирдяй? Закопать под навозом, как ту бедную шлюху. Признаюсь в одном. Я горю желанием узнать, как ты прикончил тех парней.

— Не думаю, что он имеет к этому отношение, — неожиданно пришел ко мне на помощь Эбрукс. — Он даже не знал их имен. Он сказал, что на него напали и украли его повозку.

— Не надо знать имя человека, чтобы его убить, тупица. А теперь заткнись и разгружай фургон.

У него были нашивки. Мы выполнили приказ. Он привез три трупа, завернутых в простыни. Первой оказалась женщина. Мы уложили ее в гроб, и, пока Кеси закрывал его крышкой, мы с Эбруксом пошли за следующим телом. Простыня сползла с его лица, и я был потрясен, узнав цирюльника, который побрил меня в день приезда в Геттис. Я не слишком хорошо его знал, но теперь, когда мне пришлось хоронить знакомого человека, почувствовал, как чума подбирается все ближе. Никто из тех, кого я любил, не был в безопасности. Я накрывал второй гроб крышкой, когда услышал восклицание Кеси:

— Проклятье! Бьюэл Хитч. Вот уж не ждал, что он умрет от чумы.

Сержант Хостер рассмеялся.

— Я всегда считал, что его прикончит ревнивый муж. Или та шлюха из спеков, с которой он, по слухам, спит. — Он приподнял маску и сплюнул. — Вытаскивайте его. Я спешу домой.

Он поехал прочь, как только мы вытащили тело из фургона. Я стоял онемев и застыв на месте, пока Эбрукс и Кеси относили тело разведчика в гроб. Когда они уложили его, Кеси тихо сказал:

— Должно быть, он умер быстро. Он все еще в форме.

С неожиданной заботой он протянул руку и поправил воротник Хитча.

— Насколько это можно назвать формой, — горько усмехнулся Эбрукс. — Проклятье! Как жаль. В этом человеке жил дух прежнего полка. Среди нас осталось не много таких, как он. Грустно видеть, что он так кончил.

Я взял крышку гроба. Подойдя ближе, я спросил себя, хочу ли в последний раз посмотреть на Хитча. Впрочем, это решили за меня. Кеси накрыл его простыней, а я понял, что не могу заставить себя коснуться ткани. Я поставил на место деревянную крышку.

— Посторожи его как следует этой ночью, Невар, — тихо попросил Эбрукс. — Не позволь спекам украсть его. Хитч мог гулять по самой грани, и да, мы все знаем, что он не раз ее переступал. Но он был нашим, был частью каваллы, и он должен быть похоронен здесь, а не висеть на каком-нибудь дереве.

— Я слышал, у него была женщина-спек, — задумчиво добавил Кеси. — Она или ее родичи могут прийти за ним. Посторожи его как следует, Невар.

— Так вы не поможете мне похоронить их сегодня?

Мысль о том, чтобы оставить тела без похорон на всю ночь, меня смущала.

— Завтра будет уже скоро, — заметил Кеси, посмотрев на небо. — Уже темнеет. Я не любитель закапывать могилы в темноте. Нам с Эбруксом еще предстоит долгая поездка в город. Если мы не уедем сейчас, то прибудем туда уже в кромешной темноте. Но завтра мы вернемся. Наверное, с новыми телами, да защитит нас добрый бог, — он покачал головой, увидев на моем лице потрясение. — Невар, что самое ужасное, ты привыкнешь. Когда люди начнут умирать как мухи, мы ничего не сможем изменить. Ты постарался подготовиться, но еще до конца недели начнешь копать траншею и прикрывать их чем придется. И никто не посчитает, что ты поступил плохо.

Я не нашелся что ответить. Они уселись в фургон, Кеси подстегнул лошадь, и они уехали. Я остался стоять рядом с тремя гробами в сгущающихся сумерках.

Я не мог этого вынести.

Думать о том, чтобы вернуться в дом, поесть, а потом попытаться заснуть, пока мертвые лежат в гробах снаружи, — нет, это слишком. Я посмотрел в темнеющее небо и решил попробовать их похоронить.

Трудность состояла в том, чтобы доставить гробы к могилам без Утеса и моей повозки. Тело женщины оказалось самым легким, и я начал с нее. Я не смог поднять гроб; и дело было не в весе. Его размеры и форма не позволяли мне крепко ухватиться. Волочить его было трудно, к тому же так можно было его повредить. И все же я попятился, таща за собой гроб по неровной земле. Солдаты, сколотившие его, изрядно торопились, и шаткая конструкция быстро начала поддаваться. Я остановился, неловко извинился перед покойницей, снял крышку гроба и вытащил тело.

Я старался быть уважительным, укладывая ее на землю. Однако я не мог не торопиться, относя к яме пустой гроб, а потом чуть ли не бегом вернулся за телом. У могилы я столкнулся с новым затруднением. Я не мог сам осторожно опустить гроб с телом в могилу. Что ж, выбора у меня не было. Сначала я опустил в могилу открытый гроб, а потом осторожно положил в него тело. Я содрогнулся, представив, как неловко мне будет торчать над телом, широко расставив ноги, чтобы закрыть крышку, а потом на нее наступить, карабкаясь наружу. Я действовал из лучших побуждений, но мне было стыдно, словно я намеренно проявил неуважение к покойной.