Мы проговорили всю ночь. Сперва лукавили и уклонялись от прямых ответов и признаний, но постепенно открыли друг другу свои истории. В чем-то они были похожи, а в чем-то разительно отличались. Я рассказал ему о том, как отец отдал меня Девара и как кидона послал меня сражаться с древесным стражем. О своей другой сущности, жившей и учившейся в мире снов. Дважды я запинался и почти что лгал ему. Я не хотел признавать, что любил древесную женщину и продолжаю ее любить и что именно я подал сигнал танцорам, посланным ею в Старый Тарес. Мановением руки я приказал им начать танец Пыли и этим движением предал всех, кто жил в столице. Из-за меня погибли сотни людей, но я нашел в себе силы признать свою вину перед лейтенантом Хитчем. Тот в ответ лишь пожал плечами.

— Это был не ты, Невер, а магия. Ты не можешь отвечать за то, что она заставляет тебя делать.

Я поморщился. Он сам многое мне доверил. Он совершал вещи, которых стыдился, но ничего столь же страшного. И тем не менее хотя я и не произнес этого вслух, я считал такие утверждения трусливыми.

— Я считаю, что должен противиться магии во имя своего народа, — только и сказал я.

— Правда? — еле слышно спросил он. — Ты считаешь, что гернийцы — важнейший народ в мире? Или это потому, что ты рожден гернийцем? А если бы ты появился на свет где-нибудь еще, считал бы ты своим долгом защищать интересы Гернии, чего бы это ни стоило другим народам?

— Я не вижу ничего плохого в том, чтобы быть патриотом. Я люблю мою страну и уважаю короля. Можем ли мы, солдаты, делать меньшее?

— Для солдата этого вполне достаточно. Вопросы возникают, когда мы становимся больше чем солдатами.

Я не стал нарушать тишину, обдумывая его слова. Неожиданно я понял.

— Ты делаешь вид, будто ты из простых, но это не так.

— Я ничего подобного и не утверждал.

— Но ты так разговариваешь. Иногда ты говоришь как безродный невежда, но я думаю, ты поступаешь так умышленно. А порой твои мысли звучат слишком четко и выразительно. Судя по всему, ты родился в знатной семье.

— И что с того?

— Зачем ты обманываешь людей?

Хитч дернул плечом, не поднимая на меня взгляда.

— А разве не так следует себя вести нам, разведчикам? Мы смешиваемся с толпой. Пересекаем границы. Живем не среди людей, а между ними.

— Ты хотел стать разведчиком? Не похоже, чтобы тебе нравилось то, что ты делаешь.

— А ты хотел стать солдатом? Передай мне еще мяса, пожалуйста.

Я протянул ему прутик с мясом.

— У меня не было выбора. Я второй сын, и такова моя судьба. — Я взял себе новую порцию мяса. — Но это не значит, что я не хотел стать солдатом. Наоборот, я всегда мечтал об этом.

— Ты взял честолюбивые замыслы отца и присвоил их как собственные мечты.

— Нет. Думаю, наши устремления совпали случайно, — пронес я твердо — возможно, чтобы скрыть неожиданные сомнения в правдивости своих слов.

— Значит, ты думал и о других путях в жизни. Поэт, инженер, гончар?

— Ни одно занятие не показалось мне более привлекательным, — твердо ответил я.

— Конечно не показалось, — согласился он.

— Чего ты от меня хочешь, Хитч? — сердито спросил я.

— Я? Ничего. Но тебе стоит беспокоиться не обо мне. — Он пошевелился и невольно застонал — его раны затягивались, но все еще причиняли ему боль. — Даже не знаю, зачем я тебя дразню. Послушай, Невер. Я про это кое-что знаю, но далеко не все. Возможно, я просто пытаюсь предложить тебе свое знание в обмен на твое. Давай я начну, а ты скажешь, насколько это расходится с тем, что известно тебе.

Я сдержанно кивнул и швырнул обглоданную веточку в огонь.

— Хорошо. — Он прочистил горло и рассмеялся — впервые искренне рассмеялся за все время нашего знакомства. — Проклятье, я чувствую себя мальчишкой, рассказывающим у костра страшилки. Какая-то часть меня не может отказаться от того, что я знал с детства. Она попросту не способна поверить в реальность происходящего, не говоря уже о том, что оно происходит со мной.

Мои плечи неожиданно расслабились.

— Именно это и тревожит меня больше всего, — тихо заметил я. — Когда я пытаюсь говорить об этом, меня считают безумцем. Мой отец пришел в ярость и пытался уморить меня голодом, чтобы доказать, что я вру.

— Меня удивляет, что ты вообще пытался ему это объяснить. А кто-нибудь тебе поверил?

— Моя кузина. И сержант Дюрил, старик, который меня вырастил. А еще Девара. Он-то мне поверил.

Хитч, прищурившись, взглянул на меня.

— Не думаю, что тебе стоило ему это говорить. Мне это кажется небезопасным.

— Почему?

Я не сказал ему, что Девара мертв.

— Не уверен, просто мне так кажется. — Он мрачно улыбнулся. — Магия давно мной владеет, Невер. Добрых десять лет. Я к ней привык, как конь к упряжи, как бы он ни противился поначалу. Я научился ее чувствовать. Я плохо представляю, что она может сделать для меня. Но очень хорошо знаю, что она может сделать со мной. Она безжалостна. Никогда об этом не забывай. И всегда помни, что ты для нее лишь инструмент.

От его слов мурашки побежали по моей спине.

— Я ее использовал, — признался я. — Сначала я и сам не понимал, что делаю. Но в последние дни я дважды прибегал к ее помощи, причем сознательно. Хотя каждый раз я был потрясен тем, что это сработало.

— И что ты сделал? — приподняв бровь, полюбопытствовал он.

Сначала я рассказал ему про оленя. Он медленно кивнул.

— Тебе могло просто повезти. Сам знаешь, как это бывает. Ты веришь, что способен что-то сделать, и у тебя действительно получается.

— Так я и подумал, — кивнул я. — И поэтому решил доказать себе, что это не плод моего воображения.

Я рассказал ему про огород и овощи Хитч тихонько присвистнул и покачал головой.

— Такого мне никогда не удавалось. И я не видел, чтобы удавалось другим, даже магам спеков. Думаю, тебе стоит быть поосторожнее, приятель. То, что ты сделал, похоже на вызов, брошенный магии. Ты можешь думать, что справился с ней и заставил выполнить твою волю, но, уверен, рано или поздно она потребует с тебя за это плату.

— Что она может с меня потребовать? — спросил я с показным пренебрежением.

— Что угодно, братишка. Все, что ей будет угодно.

Тремя днями позже мы наконец добрались до Геттиса. Полагаю, мы выглядели довольно странно. Я сидел на огромном Утесе, а Хитч сутулился в седле Перебежчика. Корень, несомненно, спас ему жизнь, вытянув из ран большую часть заразы, но это не значило, что он выздоровел. Жар не спадал. Ночью он усиливался и мучил Хитча, худевшего у меня на глазах. Я решил отвезти его прямо к полковому врачу.

В то утро мы спустились с холмов в широкую долину. Когда мы выехали из-за деревьев, я натянул поводья, пораженный открывшимся мне зрелищем.

Я всегда ясно представлял себе Геттис. Город виделся мне похожим на огромные каменные крепости запада. Высокие смотровые башни на стенах, мощные земляные валы и рвы. Над бастионами развеваются флаги, повсюду полно солдат и артиллерии. Ветер треплет знамена последнего оплота Гернии. А вокруг дикие места.

То, что я увидел, показалось мне жестокой насмешкой над мальчишескими мечтами. На склоне холма напротив высился деревянный частокол всего лишь с четырьмя смотровыми башнями по углам. В долине внизу пролегал Королевский тракт, ведущий прямо к крепости, а оттуда — в горы. За фортом вновь начинались холмы, последняя линия обороны перед Рубежными горами. Крутые склоны вырисовывающихся вдали гор покрывал густой лес.

В северной части крепости виднелось несколько длинных невысоких строений, похожих на казармы, окруженных частоколом пониже с двумя сторожевыми башнями. Напротив раскинулся опрятный городок с прямыми широкими улицами и приземистыми зданиями. Но вокруг аккуратного центра выросла мешанина временных хижин. Дым нескольких сотен труб клубился в чистом осеннем воздухе. Улочки извивались вокруг строений и пересекались под самыми неожиданными углами, как каракули на детском рисунке. Долина удерживала дым, запахи и отдаленные звуки беспорядочного поселения внизу. Сильнее всего меня поразило то, что большая часть домов построена из дерева. Почти все здания в Старом Таресе возводили из камня, в Излучине Франнера главным строительным материалом были глиняные кирпичи. Я вырос на равнинах, где древесину использовали лишь для украшения каменных зданий. Никогда прежде мне не доводилось видеть столько домов, построенных только из дерева. Между нами и поселком расположились крестьянские хозяйства. Лишь немногие из них выглядели процветающими. Ограды покосились, поля заросли сорняками. Кое-где еще торчали пни — казалось, поселенцы расчищали здесь пастбище, но так и не довели дело до конца. В целом вид крепости, города и окружающих хозяйств свидетельствовал о том, как энтузиазм, с которым начиналось строительство, угасал, пока ему на смену не пришли запустение и безнадежность.