Я ничего не ответил. На мгновение перспектива совершенно новой жизни развернулась передо мной. Мы начнем заново. Мне придется искать работу, чтобы нас прокормить. Это будет непростая жизнь, но моя собственная. Но почти сразу после того, как этот соблазн возник в моей голове, я почувствовал, как протестующе вскипает магия в моей крови. Попытаюсь ли я нарушить условия сделки? Нет, магия уничтожит все, что может встать у нее на дороге. Я почти уже видел мерцание нависающего над Эмзил рока.

— Эмзил, ты не должна… — Я искал слова, которые запретили бы ей это, заставили бежать от меня и моей магии.

— Сейчас у нас нет времени, Невар. Позже мы еще поговорим. А пока тебе придется послушаться меня. Оставайся здесь!

Она наклонилась и прижалась щекой к моему бедру. Но прежде чем я успел коснуться ее волос, она увернулась, подобрала юбки и побежала в сторону дальнего конца переулка. Через мгновение она скрылась из виду.

Я сидел на Утесе в темноте и чувствовал, как сжимается от дурных предчувствий сердце. Только трус мог позволить женщине сделать ради него то, что собралась сделать Эмзил.

— Я не пойду к ней, — прошептал я, обращаясь к ночи. — Я сдержу слово. Я отправлюсь в лес, к спекам. Я не поеду в Дротик. И меня не ждет жизнь с Эмзил и ее детьми.

Я по-детски надеялся, что магия услышит и примет во внимание мои слова. Мое капризное сердце томилось по будущему, нарисованному Эмзил.

— Нет! — прорычал я, пытаясь верить, что, пока я согласен оставаться в лесу, магия не тронет Эмзил.

Но что я мог сделать с крепнущим подозрением, что магия постарается сжечь за мной все мосты, уничтожить всех людей, которые могут вернуть меня к прежней жизни?

Я сидел на спине Утеса в темном переулке, поскольку она мне так велела, поскольку Эмзил и Эпини все так тщательно спланировали, что казалось оскорбительным с моей стороны позволить своей мужской гордости разрушить их хитроумные женские уловки. Мои руки сами сжались в кулаки, и, когда я понял, что больше не могу выносить этого, не могу позволить Эмзил вновь продавать себя, вмешалась судьба.

Я услышал в темноте шорох гравия и повернулся на звук. Из бреши в стене, которую проделала для меня Лисана, выглядывал охранник. Он ахнул.

— Помогите! — заорал он. — Заключенный сбежал. Остановите его! Остановите!

Испуганный Утес рванулся вперед. Я пришпорил его, наклонился к его шее и сжал ногами бока. Я не был уверен, что кто-то откликнется на призыв охранника, но не собирался сидеть и ждать.

Эмзил не успела уйти далеко. Утес галопом пронесся мимо нее, торопливо шагающей к воротам. Она сердито что-то крикнула нам вслед, отшатнувшись с дороги. Мне хотелось обернуться и посмотреть на нее в последний раз, но я не осмелился. Я ободряюще кричал что-то Утесу, и мой могучий конь мчался по улицам прямо к воротам форта. У меня за спиной раздался тревожный удар колокола. Я еще ниже наклонился к гриве Утеса, пытаясь заставить его скакать быстрее.

В ту ночь на посту у ворот стоял лишь один часовой. Звон колокола заставил его насторожиться. Часовой повернулся в мою сторону и начал вглядываться в темноту — возможно, предполагая, что это скачет гонец с каким-то срочным поручением. Свое длинное ружье он держал наготове.

— Гонец! — проревел я во всю мощь своих легких, надеясь, что он мне поверит.

Крик позволил мне выиграть несколько мгновений. К тому времени, как он разглядел, что на мне нет курьерской формы, и поднял ружье, я уже был рядом с ним. Плечо Утеса оттолкнуло часового в сторону, и мы проскочили в ворота. Я слышал, как ружье со звоном упало на мостовую. Я отчаянно подгонял Утеса. Через несколько мгновений мимо нас просвистела пуля. Однако я был уже достаточно далеко. Сегодня ему меня не убить.

Я оглянулся через плечо. Пожар в каторжной тюрьме красным заревом осветил ночное небо, контуром обрисовывая стены форта. Колокол продолжал звонить. Однако улицы Геттиса, расстилавшиеся передо мной, оставались пустынными. В нескольких окнах горел приглушенный свет, приветственно сияли фонари у таверны Ролло. Несколько лиц выглянуло оттуда, интересуясь, из-за чего поднялся шум. Часовой еще раз тщетно выстрелил мне вслед. Я усмехнулся, а Утес поскакал еще быстрее.

У меня за спиной послышались крики, и я с ужасом услышал донесшийся ответ. Мой взгляд выхватил из темноты отряд всадников, который, не торопясь, двигался мне навстречу. Войска, отправленные к концу дороги, возвращались в Геттис. Я натянул поводья Утеса, но он не был конем каваллы и не умел разворачиваться на полном скаку. Между тем солдаты пришпорили своих лошадей, и, прежде чем Утес успел дернуться в сторону, нас окружили со всех сторон. Руки в перчатках ухватились за его поводья, остальные вцепились в меня.

— Это кладбищенский сторож. Он пытался сбежать! — закричал кто-то.

В следующий миг меня стащили с седла. В темноте лошади и люди хороводом кружились вокруг меня. Кто-то громко и сердито кричал. Ноги обожгла боль, и я едва не рухнул, но постарался устоять на ногах, продолжая сопротивляться. Со всех сторон ко мне тянулись руки. От их одежды пахло серой и дымом. Кулак ударил меня в челюсть, пробудив застарелую боль. Я закричал и попытался ответить обидчику тем же, но меня крепко держали за руки. Потом несколько раз ударили в живот. Мне сбили дыхание, и я согнулся, хватая ртом воздух. Раздался дикий хохот. Кто-то принес фонарь от таверны, проталкиваясь ко мне сквозь толпу. Кто-то другой нашел факел. Его свет коснулся меня одновременно с тем, как капитан Тайер сгреб меня за рубашку и встряхнул. В его полубезумных глазах горе мешалось с яростью.

— Ты от меня не уйдешь! — взревел он.

В мечущемся свете фонаря я разглядел бледное лицо Спинка, пробивающегося ко мне сквозь толпу. Однако люди сомкнулись вокруг меня, скрыв его.

Тайер оказался сильным человеком. Когда он меня ударил, моя голова дернулась назад, и я упал в ревущую, глумящуюся толпу. Солдаты подхватили меня и швырнули обратно к капитану.

— Карсина! — закричал он и ударил меня снова, его лицо озарила злобная радость.

Я вновь упал, чувствуя во рту вкус крови и желчи. Озаренная мечущимися сполохами ночь завертелась вокруг меня. Я умру здесь, забитый до смерти прямо на улице.

Когда меня вновь вздернули на ноги, я услышал звук, от которого кровь заледенела у меня в жилах.

— Прекратите! Отпустите его! Отпустите! Он не совершал этих ужасных вещей. Он невиновен. Отпустите его! — Пронзительные крики Эмзил перекрыли шум и смех.

Державшие меня солдаты повернулись к ней. Кто-то злобно рассмеялся.

— Шлюха из Мертвого города пришла спасти своего любовника!

— Пропустите ее! Я хочу посмотреть, как они это делают!

— Нет! Приведите ее ко мне! — закричал кто-то другой. — Я утешу его вдову!

Я не видел, что происходит. Мужчины окружили Эмзил. Я услышал ее разъяренные крики, а потом пронзительный вопль боли.

— Нет! — взревел я, но державшие меня солдаты только крепко меня встряхнули и рассмеялись.

Мне казалось, я слышу гневный голос Спинка, но он потонул в грубом смехе солдат, тащивших ко мне Эмзил. Корсаж ее платья был разорван, обнаженная грудь открыта ночи и грубым глумливым рукам. Двое солдат, крепко удерживая Эмзил, подвели ее ко мне.

— Эй, Невар! Хочешь посмотреть, как мы имеем твою женщину, перед тем как умрешь?

— Пропустите меня! Капитан Тайер! Призовите своих людей к порядку! Мы солдаты или мерзавцы? Пропустите меня!

Спинку наконец удалось протиснуться вперед, и он вышел в круг света. Капитан Тайер смотрел на него, тяжело дыша. Он все еще сжимал ворот моей рубашки.

— Сэр, — в голосе Спинка слышалась отчаянная мольба, — примите командование. Восстановите порядок, или нам всем придется жить с этим до конца жизни!

Тайер молча смотрел на Спинка. Потом отпустил мою рубашку. Толпа замерла. Она успела заметно вырасти. Горожане покинули свои постели и высыпали на улицу посмотреть, что происходит. Они окружили отряд солдат, их глаза горели в предвкушении кровавого зрелища. Тайер практически потерял власть над толпой.