Речные ворота были просто воротами в стене форта, ближайшими к докам. За складами и пристанями я вскоре обнаружил загоны. Один из них с множеством ломовых лошадей принадлежал речной компании. Дальше, вдоль берега, барышники выставили на продажу свой товар, цены были написаны мелом на лошадиных крупах. Как и предупреждал меня Гафф, я увидел множество старых, ни на что уже не годных кляч. Тащить груженые баржи против течения — непростая работа, и компании использовали животных до последнего. Некоторых лошадей явно чем-то накормили, чтобы они выглядели поживее. Других безжалостно пометили на убой.

После недолгих расспросов я нашел Джирри. Гафф не обманул меня, его животные были в лучшем состоянии, чем большинство виденных мной здесь, но и стоили соответственно. Джирри тоже не оправдал моих ожиданий. Он оказался крупным мужчиной, хотя, когда он встал рядом со мной, это впечатление несколько рассеялось. Его свободная белая рубашка была заношена на рукавах и вороте, поверх нее он носил пестро вышитую пурпурную жилетку, лишь подчеркивающую огромный живот. Пояс брюк скрывался где-то под ним. Светлые волосы, почти достигавшие плеч, были тщательно завиты. Смотреть на него было все равно что смотреть на пародию на меня самого. Мне не хотелось иметь с ним никаких дел, но его лошади были лучшими. Пока я их разглядывал, Джирри успел оценить мои возможности.

Когда я спросил его, ездили ли на какой-нибудь из его лошадей верхом, он понимающе кивнул. Он оказался весьма громогласным, и вскоре вся улица могла узнать, зачем я к нему пожаловал.

— Я так и подумал, что вам нужен скакун. Ну, это изрядно сужает выбор, не так ли, приятель? Парни вроде нас на пони не ездят! Позвольте, я вам покажу парочку. Утес уже ходил под всадником. А Нахалку я купил у фермера. Она умеет делать почти все, что могут захотеть от лошади. Да еще и ласковая, как котенок.

Видимо, его представления о ласковых котятах расходились с моими. Я едва избежал того, чтобы ее зубы глубоко отпечатались на моем предплечье. Думаю, она не столько была спокойной, сколько не собиралась шевелиться, чтобы доставить кому-то удовольствие. Я остановил свой выбор на Утесе. Каурый конь был крупнее Гордеца, видимо, помесь ломовой и верховой лошадей, слишком маленький, чтобы работать вместе с тяжеловозами, и слишком тяжелый, чтобы держать его с хорошими скакунами. Мне он подходил в самый раз. Я тщательно его осмотрел, с отчаянием думая, как мало у меня денег и что я никогда еще не покупал лошадь. Этим всегда занимались отец и брат, они выбирали животных и принимали решение. Я не имел ни малейшего представления, как принято себя вести и сколько вообще может стоить конь. Я знал лишь, что Утес здоров и соответствует моему нынешнему весу больше, чем Гордец.

— А сбруя к нему полагается? — спросил я.

— Я отдам поводья, что сейчас на нем. И все.

— Сколько вы за него хотите?

— Десять гекторов.

Я разинул рот, а потом пожал плечами.

— Извините, что отнял у вас время.

Оказалось, что хорошая лошадь стоит куда дороже, чем я думал, но те, которых предлагали другие торговцы, выглядели так, будто не протянут и двух недель. Мрачные раздумья охватили меня. Возможно, мне придется остаться в Излучине Франнера и попытаться найти какую-нибудь работу. Возможно, здесь закончится мое путешествие.

Я стиснул зубы, потрясенный тем, как все мое существо взбунтовалось от этой мысли. Я не хотел оставаться там, где во мне могут узнать Невара Бурвиля. Я должен был двигаться дальше, на восток, к новой жизни, которую собирался для себя выстроить. Но без лошади это было невозможно. Внутри меня все кипело от возмущения и каких-то еще чувств, коим я не находил определения.

— Я не могу столько заплатить, — произнес я вслух. — Но мне необходима эта лошадь, чтобы ехать дальше. Может быть, предложите другую цену?

У Джирри отвисла челюсть, когда он услышал эти прямолинейные слова, и он вытаращил на меня глаза, словно я ударил его дубинкой, а не честно сообщил о том, что мне нужно. Очевидно сказав правду, я оскорбил его. Прежде чем он успел бы на меня наброситься, я собрался уходить.

— Эй!

Я обернулся на окрик Джирри. Он выглядел огорченным. Я приготовился к гневной тираде, но он был скорее смущен, чем рассержен.

— Я думал, мы тут пытаемся заключить сделку. Не уходите.

Я вскинул руки и тут же опустил их.

— Вы просите намного больше, чем я могу заплатить.

— Да? А сколько вы готовы за него отдать? — Он уперся кулаками в бока, наклонившись в мою сторону, словно я его оскорбил. — Сколько он, по-вашему, стоит?

— Я не отважусь оценивать ваш товар, — осторожно подбирая слова, проговорил я. — Вы назвали свои условия, сэр. Честно говоря, у меня таких денег нет. Но даже если бы и были, я не мог бы позволить себе отдать столько за лошадь без сбруи. Мне предстоит долгий путь.

— Возможно, у меня найдется седло, которое ему подойдет, — несколько озадаченно и с явной неохотой сказал он, — из тех, какими пользуются жители равнин.

— Это все равно больше, чем я могу себе позволить. Я сожалею.

Я снова отвернулся. Он буквально загородил мне дорогу, его лицо побагровело.

— Назовите свою цену, прежде чем уходить! — прорычал он.

Его поведение оскорбляло меня до глубины души, ведь меня вырастили как сына благородного человека. Я не был странствующим лудильщиком, чтобы торчать посреди улицы и торговаться. Мои щеки залила краска стыда. Неужели я так низко пал? Тем не менее я взял себя в руки и сообщил ему о своих возможностях.

— Самое большее, что я могу сейчас отдать за лошадь, — это пять гекторов.

— О! Вы меня грабите! Как вы себе представляете, что я продам вам лошадь за полцены?

Он вопил так громко, что на нас начали оглядываться.

— Разумеется, я не жду, что вы продадите мне лошадь за половину цены, которую вы за нее просите, — сдержанно проговорил я. — Но я могу предложить не больше пяти гекторов. Доброго дня.

Прежде чем я успел отвернуться, он схватил меня за рукав.

— Уверен, вы можете дать мне что-нибудь еще, чтобы немного меня утешить. Послушайте, приятель, во имя обычаев торговли, предложите мне хоть что-нибудь, чтобы моя гордость не страдала.

Я сжался, мысленно перебирая свои скудные пожитки. Мог ли я хоть с чем-нибудь расстаться? Я владел столь малым. Я мог чувствовать его взгляд кожей.

— У меня больше ничего нет, — сказал я наконец. — Я не сомневаюсь, что лошадь стоит больше пяти гекторов, но у меня есть только это.

— Пусть добрый бог станет свидетелем того, как вы меня грабите! — вскричал Джирри.

Вокруг нас уже собрались зеваки. Я не сомневался, что они глазеют на толстяка. Меня возмутило то, что Джирри втянул меня в этот фарс.

— Довольно, сэр, — со всем достоинством, на которое был способен, сказал я. — Я должен идти.

— Так давайте деньги, мне ведь нужно кормить семью! А когда вас спросят, где вы взяли такого великолепного коня, не забудьте сказать, что вы украли его у бедняги Джирри!

Я осторожно достал из кошелька монеты, так, чтобы он не увидел, сколько у меня еще осталось. Мне было стыдно, что я настолько сбил цену, и еще хуже я почувствовал себя, когда он вытащил поношенное, но вполне годное седло, какими пользуются жители равнин. Оно было довольно простым, чем-то средним между настоящими седлами и мягкими попонами, виденными мною у кочевников. Оно не очень подходило Утесу, но я решил, что пока сойдет и так. Джирри услужливо предложил мне маленький бочонок, чтобы взобраться на спину Утеса, но тот не выдержал моего веса, когда я попытался на него встать. Я сдержанно его поблагодарил и повел свое приобретение прочь от ухмыляющихся зевак. Уходя, я оглянулся, пораженный тем, как легко мне удалось переторговать Джирри. Он недоверчиво посмотрел мне вслед, потом взглянул на монеты в ладони и снова на меня, словно тоже удивленный сделкой.

Отойдя подальше от любопытных глаз, я взобрался на невысокую стену, а с нее на спину своей новой лошади. Утес, видимо, недоумевал, как такой тяжелый груз может оказаться живым существом, и мне пришлось несколько раз ударить его пятками, прежде чем он понял, что я хочу, чтобы он сдвинулся с места. Он шел на собственной скорости, вертя головой и глазея на все подряд, а однажды оглянулся на меня, словно не мог поверить, что я еду на нем верхом. Я пришел к выводу, что ездили на нем редко, но, возможно, он не возражал, когда на него кто-нибудь садился. Я отругал себя за то, что не испробовал его, прежде чем купить. Я уже выяснил, что поводья для него мало что значат. Мне приходилось силой поворачивать его голову в ту сторону, куда я хотел его направить.