— Я ее должник, — сказал я вслух, обращаясь к своей магии. — Если бы она не позволила мне отдохнуть здесь, как ты думаешь, как долго продержался бы мой конь? Если бы я не остался здесь и не подкормился, разве сейчас я двигался бы в сторону Геттиса? Нет. Я бы уже умер где-нибудь в пути. Я ей должен и хочу расплатиться.

Я ждал, надеясь почувствовать знакомое волнение в крови, появлявшееся, когда во мне просыпалась магия. Ничего не произошло. Я продолжил охоту. Я промахнулся мимо первого кролика, которого увидел, и мой снаряд, выпущенный во второго, угодил в ствол дерева. Я выбрал не лучшее время для охоты. И я был дураком, полагаясь на свою магию. Часом позже я решил, что с моей стороны вообще глупо верить в нее. Да, я стал свидетелем нескольких совпадений, и мне снятся кошмары. Моя вера и здравый смысл по очереди сменяли друг друга, пока я не уверился, что был дураком, пытаясь различить, где правда, а где мои фантазии.

Когда я увидел оленя, я проклял судьбу за то, что она позволила отцу спрятать от меня мое оружие. Олень был некрупным, скорее всего, годовалым. Я отвернулся от него, вспомнив, как Девара говорил мне, что добыча всегда чувствует взгляд охотника.

— Мне нужна еда для путешествия в земли спеков, — безмолвно произнес я новое заклинание.

В праще у меня был камень, гладкий и довольно тяжелый. Он легко оглушил бы кролика или птицу, но оленя он не убьет. Когда я размахнусь, олень испугается и убежит. Я знал, что во мне нет магии; магии вообще нигде нет. А я всего лишь толстяк, чье тело пострадало от редкого осложнения после чумы спеков. Сердце грохотало у меня в груди, когда я метнул камень.

Он ударил оленя в голову над левым глазом. Я услышал треск, животное вздрогнуло, и по его телу пробежала судорога. Олень сделал два шага, его передние ноги подогнулись, словно он собирался лечь спать, он слегка осел, затем с громким стуком подломились задние, и он рухнул на землю. Все его тело содрогнулось.

Я не стал ждать и бросился к нему вниз по холму, вытаскивая на бегу нож. Я слегка подвернул ногу и ударился плечом о молодое деревце, но продолжал мчаться вперед. Когда я наконец добрался до оленя, он пытался встать. Я упал на него. Призвав на помощь всю свою силу, я вонзил нож ему в горло, прямо под челюстью. Он дернулся и издал дикий вопль боли. Я прижался к нему всем своим весом, чтобы он не смог подняться, и рванул нож в поисках жизненно важной артерии. Олень отчаянно мотал готовой из стороны в сторону и несколько раз ударил меня. Я закричал и глубже вонзил в него нож, и в следующее мгновение из его шеи забил фонтан крови. Однако он еще некоторое время продолжал лягаться, прежде чем замереть навсегда.

Тяжело дыша, я скатился с него, меня трясло, и, казалось, все мое тело покрылось синяками. Несколько мгновений я лежал на спине рядом с мертвым оленем, глядя в синее небо сквозь желтые листья деревьев. Я спрашивал себя, повезло ли мне или мне помогла магия, но довольно скоро решил, что, пока у меня есть мясо, это не имеет значения.

Тащить через лес тушу мертвого оленя стало для меня настоящим испытанием, которого я никогда не забуду. Это было бы непросто, даже если бы я оставался прежним. У оленя еще не было рогов, чтобы ухватиться, лишь маленькие бугорки. Я попытался волочь его за задние ноги, но неожиданной помехой оказалась шерсть. Кончилось тем, что я взялся за передние ноги, а голова оленя болталась из стороны в сторону, цепляясь за все подряд. На краю поля я оставил свою добычу и отправился к дому Эмзил.

— Я убил оленя, — сообщил я закрытой двери. — Если ты поможешь мне его разделать, я оставлю тебе много мяса. Но часть мне придется взять с собой в дорогу.

— Оленя? — Дверь мгновенно распахнулась. — Как тебе удалось убить оленя?

— Камнем, — ответил я.

— Это невозможно, — возразила она.

— Мне помогла моя магия, — ответил я, но она приняла мои слова за шутку.

Я вспорол оленю брюхо и отрубил голову. Печень, сердце, почки и язык я отдал Эмзил, поскольку их лучше всего готовить сразу. Не снимая шкуры, чтобы до мяса не добрались мухи, я повесил тушу вниз головой, дав стечь крови. Даже с таким некрупным животным это оказалось совсем не просто. Я оставил ее висеть, с кровью, капающей на земляной пол, а сам взял запасную одежду из своей сумки. Хитч продолжал спать. Я отправился на реку вымыться.

Я вспотел и перепачкался кровью. Сжав зубы и стараясь не обращать внимания на холод, я разделся и зашел в воду. Купание не доставило мне удовольствия. Я вдруг сообразил, что уже довольно давно не мылся, но вовсе не потому, что любил грязь, просто я старался избегать собственного тела. Песком с берега реки я принялся оттирать себя, и мне пришлось кое-где приподнимать складки, чтобы добраться до всех участков кожи. Под мышками и в паху у меня появились потертости, итог моих охотничьих подвигов. Пупок спрятался в глубокой яме в животе, а над гениталиями образовалась вторая складка. Зад отвис, грудь покрывал толстый слой жира. Я испытал такой стыд, что он поглотил всю радость и гордость за мою добычу. Если это обвисшее, мерзкое тело — цена за владение магией, она мне не нужна. Пользы мне от нее не много. Она просыпается, когда пожелает, и лишь в тех случаях, когда то, что я делаю, выгодно ей самой. Такая магия не давала мне никакого могущества, лишь привязывала к людям и силам, сущности которых я не понимал.

А завтра утром я оставлю Эмзил и ее детей, чтобы отправиться в Геттис. Та часть меня, которая все еще оставалась сыном моего отца, твердила, что я должен в очередной раз попробовать завербоваться в армию. Если командир крепости примет меня на службу, я смогу написать Ярил, что скоро у меня будет дом и я ее заберу. Мне стало интересно, как отнесется к этому магия.

А следом пришла другая мысль: что я стану делать, если командир ответит мне отказом? Я мог бы вернуться сюда. Я не был уверен, что мне следует это делать, но я мог бы.

Я выбрался на берег и отряхнул воду с тела. Затем вытерся грязной рубашкой, оделся, а потом, как мог, выстирал одежду, в которой охотился на оленя. Отжав, я отнес ее в хижину, где спал лейтенант Хитч. Я подбросил дров в огонь и растянул мокрую одежду на сломанном столе, надеясь, что к утру она высохнет.

Размышляя о завтрашнем путешествии, я перепаковал свои сумки. Когда дошло до кошелька с оставшимися деньгами, я улыбнулся, подумав, как мало пользы они мне принесли, и бережно уложил их. Еды почти не было, так что и паковать ничего не причлось. Я взглянул на разведчика. Видимо, он просыпался, поскольку вода, которую я ему оставил, исчезла. Мне стало интересно, как у него обстоят дела с припасами; учитывая его состояние, нам нужно было как можно скорее добраться до Геттиса. Останавливаться каждый вечер пораньше, чтобы поохотиться, мы вряд ли сможем. Я робко задумался, позволит ли мне Эмзил взять немного копченой крольчатины. Можно прихватить с собой оленины на пару дней, но не более того. Свежее мясо выдерживает дорогу куда хуже, чем сушеное или копченое.

Я как раз собирался с духом, чтобы сходить к ней и спросить, когда дверь открылась и внутрь вплыл потрясающий аромат свежей оленьей печенки, шипящей в гусином жире с луком, вслед за которым появилась Эмзил. Мое тело тут же напряглось, точно охотничий пес, взявший след дичи. Эмзил остановилась на пороге, держа в руках горячую сковороду. Она старалась не смотреть на меня.

— Я подумала, что ты, должно быть, проголодался.

— Я умираю от голода, а это восхитительно пахнет.

— Там хватит и для раненого. Моя мать говорила, что печенка — это чудесное лекарство.

Казалось, даже сам запах творил чудеса. Лейтенант Хитч пошевелился и открыл глаза.

— Что это? — пробормотал он.

— Свежая оленья печень в гусином жире с луком, — ответил я ему.

— Пожалуйста, помоги мне сесть. — Нетерпение в его голосе заставило улыбнуться даже Эмзил.

Она поставила сковороду у огня.

— Мне нужно возвращаться к детям, — смущенно сказала она мне.

— Я знаю. Спасибо.