Он замолчал, протянув ко мне раскрытую ладонь в ожидании ответа. Казалось, история, которую он мне пересказал, была очень важна для него.

— Хорошая история, — наконец ответил я. — Но я не вижу, как она поможет мне понять, что ты пытаешься мне объяснить.

Хитч огорченно покачал головой и вновь уселся на стул.

— Для нее это не было метафорой. Она так видит мир. Она действительно верит, что мы связаны друг с другом и все вместе являемся частью чего-то большого…

— Чего именно?

— У нас нет для этого слов. Она сотни раз говорила мне об этом, но ее правда находится там, куда не могут дотянуться наши слова. Она похожа на болезнь. Наши дети заболевают, и мы пытаемся найти причину, пытаемся их вылечить. Мы накрываем их одеялами, чтобы вместе с потом из тела вышла лихорадка, или даем чай из ивовой коры. Мы думаем, болезнь означает, что с ребенком что-то не так.

— А спеки считают, что с больным ребенком все порядке?

— Именно. Ты же не считаешь, что с мальчиком происходит что-то неправильное, когда у него ломается голос или начинают расти усы? Они считают, что дети и должны болеть. Некоторые выздоравливают и живут, и это хорошо. Другие умирают, и это тоже хорошо — только по-другому.

— Ты часто с ней видишься?

— С кем?

— С твоей спекской женщиной!

— Да. В некотором смысле.

— Я бы хотел с ней встретиться, — тихо сказал я.

Он довольно долго размышлял, прежде чем ответить.

— Может быть, ты сможешь ее увидеть, если она захочет. Весной.

— Почему не раньше?

— Сейчас зима. Никто не видит спеков зимой.

— Но почему?

— Ты играешь со мной, Невер? Ты приносишь мне одни разочарования. Как ты можешь быть весь пропитан магией спеков и ничего о них не знать? Спеки не появляются зимой. Просто не появляются, и все.

— Почему?

— Ну… — я не знаю. Просто их нет. Зимой они уходят.

— И куда же? Откочевывают? Или впадают в спячку?

Я начинал терять терпение, как и сам Хитч. Он пришел сюда, полный таинственных намеков, но почти ничего мне не сказал.

— Я уже говорил тебе. Не знаю. Они куда-то исчезают зимой. Никто не увидит здесь спека до весны.

— Я видел здесь женщину-спека, но только во сне, — заметил я лишь для того, чтобы посмотреть, какое впечатление это произведет на Хитча.

Он недовольно фыркнул.

— Мне нравится, как ты говоришь «только», Невер. Неужели тебя это успокаивает? Меня вот пугают спеки, разгуливающие по моим снам. Конечно, для них это не имеет особого значения; они все время путешествуют во сне. Носелака никак не может понять, почему я так переживаю из-за снов.

— Значит, тебе снится твоя женщина — Носелака?

— Она не моя женщина, Невер. — Он говорил тихо, словно делился со мной опасной тайной. — Никогда не говори так о женщине спеков. Она может жестоко тебе отомстить за такие слова. И она мне не снится. Она сама приходит в мои сны.

— А в чем разница?

— В том мире, где выросли мы с тобой, никакой разницы нет. А в ее мире она переходит из одного сна в другой так, как ты переходишь в другую комнату.

Я почти забыл о яблоке в моей руке. Откусив еще кусочек, я принялся жевать, обдумывая слова Хитча.

— Она верит, что может навещать тебя во сне?

— Она не только верит, она это делает.

— Как?

— О чем ты спрашиваешь: как я воспринимаю то, что она делает, или как она это делает? Что касается первого, я просто засыпаю и думаю, что вижу обычный сон, а потом в него входит Носелака. И я понятия не имею, как она это делает. Может быть, ты мне расскажешь? Ведь именно ты много пользуешься магией.

Я добрался до огрызка. Посмотрев на него, я сунул его в рот и принялся жевать, а черенок бросил в огонь.

— Еще год назад я посчитал бы наш разговор бессмыслицей. А теперь не знаю, что и думать. Сон — это что-то, что происходит ночью в твоем сознании. Кроме тех случаев, когда появляется женщина-спек и чему-то тебя учит. Хитч, я больше ничего не понимаю в своей жизни. Прежде все представлялось мне таким ясным. Я отправлюсь в Академию, с честью ее закончу, получу назначение в один из лучших полков, сделаю карьеру, женюсь на Карсине, девушке, которую выбрал для меня отец, у нас будут дети, потом я состарюсь, выйду в отставку, вернусь в Широкую Долину и до самой смерти проживу в доме своего брага.

— И кто не мечтает о подобной жизни? — с наигранным энтузиазмом воскликнул Хитч.

— Ты можешь надо мной смеяться, — проворчал я. — Но это неплохая мечта. Окажись я в хорошем полку, и я мог бы покрыть себя славой. И я не вижу ничего плохого в мечтах о жене из хорошей семьи и уютном доме на склоне лет. А что меня ждет теперь? Если я буду хорошо хоронить умерших, то, возможно, заслужу капральские нашивки. А когда я стану слишком стар, чтобы копать могилы, — что тогда? Что?

— Неужели ты веришь, что застрял здесь до конца своих дней?

— А у меня и не может быть другого будущего! — угрюмо заметил я.

Сказав это вслух, я словно приблизил это. Может быть, меня повысят. Возможно, на моем рукаве заведется несколько нашивок, но все равно я останусь толстым одиноким могильщиком. А когда я перестану справляться с обязанностями, когда мое тело устанет под бременем всей этой плоти, я останусь нищим в каком-нибудь захудалом городке. Я откинулся на спинку стула. Мне никак не удавалось успокоить дыхание.

— Не принимай это близко к сердцу, Невер. В тебе бурлит магия, а ты боишься, что тебя ждет скучная жизнь. На самом деле тебе следовало бы молиться о скуке. Как же все-таки люди ее недооценивают. Скука подразумевает, что никто не пытается каждый день убить тебя.

Он мрачно усмехнулся собственной остроте.

— Мне почти что хочется… — начал я, но замолчал, когда Хитч резко взмахнул рукой.

— Тебе следует быть осторожнее в своих желаниях. Если ты так и не услышал, что я повторял тебе целый вечер, послушай сейчас. Твои желания имеют неуютное обыкновение сбываться. Так что будь осторожен. Магия-то всегда настороже.

— Возможно, один или два раза… — начал было я, но Хитч вновь нетерпеливо меня перебил.

— Ты захотел поступить на службу в Геттисе. И тебе это удалось, поскольку магия так захотела. Этот пост — не считаешь ли ты его случайным выбором полковника? Осмелюсь предположить, что спекам есть от этого какая-то польза.

— Как то, что я охраняю это кладбище, может пойти на пользу спекам?

— Не знаю, — негромко ответил он. — Но тебе стоит об этом хорошенько подумать, Невер. Зачем ты им здесь? Чего они хотят от тебя?

— Я не знаю. Но чем бы это ни было, я этого не сделаю. Я не предам свой народ. — Мне показалось, я понял, чего боялся Хитч. — Я не буду небрежен и не позволю им насмехаться или осквернять покой наших мертвецов.

— Насмешки над покойниками не в духе спеков, — спокойно возразил Хитч. — Они с большим уважением относятся к мертвецам и утверждают, что обретенная мудрость не исчезает даже после смерти. Ты это знал?

Я покачал головой.

— Та часть меня, что находится здесь и говорит с тобой, почти ничего не знает о спеках. Но существует и другая моя часть, которой, я боюсь, известно о них даже слишком много.

Он позволил себе улыбнуться.

— Твоя осведомленность о существовании этой части и способность признаться в этом показывают, что ты становишься мудрее, Невер. — Он тяжело вздохнул и встал. — Уже поздно. Я возвращаюсь в город. В борделе Сарлы Моггам появилась новая шлюха. Я хочу ее отведать, пока она совсем не выдохлась.

— Но ты говорил, что у тебя есть женщина-спек.

Он приподнял одно плечо и улыбнулся странной улыбкой — смущенной и вызывающей одновременно.

— Мужчине нравится владеть ситуацией, хотя бы иногда. Женщина-спек ему этого не дает. Она делает все так, как считает нужным, и ждет от тебя лишь покорного подчинения.

Почему-то его слова напомнили мне об Эмзил.

— Кстати, у меня так и остался мешок Эмзил. Не мог бы ты вернуть его ей, когда в следующий раз отправишься в Мертвый город?