На куче песка дошколята и первоклассники строили крепость. Это была крепость с желтыми полукруглыми бастионами.

Я посмотрел на облака, вздохнул поглубже и поднес к губам ключ.

Свистнул...

Ничего, конечно, не случилось. Только вышел из дома Степка Шувалов и сказал:

— Жень, айда в кино. В клубе строителей «Неуловимые» идут...

— Ага... потом.

Вышла мама и увела меня в дом. Велела выпить горячего молока, после этого слегка обругала и усадила обедать.

Когда я равнодушно жевал котлету, за окном пронеслась полупрозрачная тень. Туда и обратно. Я опрокинул стул и бросился на крыльцо. Тень широким полукругом еще раз прошла надо мной и заскользила к облакам. Превратилась в серое пятнышко, исчезла...

Я вскинул к губам ключ... и опустил. Все равно Птица не сядет в незнакомом дворе, где множество чужих людей. Она осторожна. Скорее всего, она меня не узнала. Ведь она была совсем птенцом, когда я помог ей вернуться в гнездо...

Нет, видимо, она меня узнала. Потому что на следующее утро, когда я шел в школу, серая тень опять пронеслась надо мной по широкому кругу...

Ну что же, это хорошо, что надо мной кружит тень. Я знаю теперь, что делать. Рано утром я выйду на пустынный берег озера...

Нет, сначала я оставлю дома записку, чтобы не тревожились. Тревожиться все равно будут, но недолго, на этот раз я вернусь очень скоро...

Да, надо еще сделать из доски и веревок сиденье...

А почему с этой Птицей не вернулся Юлька? Если он выкормил ее, она должна его любить и слушаться. Уж не случилось ли что-нибудь с Юлькой?

А может быть, Птица слушает лишь того, у кого есть Ключ? Или просто еще не настало время для возвращения?

Как они там, в Синей долине? Удалось ли найти порох? Знают ли, что Ящер издох? Добрался ли до ребят Юлька?

А может быть, там уже не один синий фламинго? Может быть, молодая Птица отыскала в лесу друзей? И тогда... Может быть, однажды над городом пронесется стая синих птиц и отчаянные мальчишки начнут прыгать на крыши и завяжут последний бой?

Когда-то должно прийти время для такого боя. Кто-то должен дать сигнал. Может быть, для сигнала нужен Ключ?

Это будет стремительный синий десант.

Синий десант...

Эти слова запали мне в голову и повторяются сами собой.

Синий десант. Синий десант...

Я пришел к Толику и неловко сказал:

— Помнишь тот кинжал?.. Можешь сделать такой же?

Он, конечно, спросил:

— Зачем?

— Ну... так... — Я опустил глаза. Не мог я позволить, чтобы он рисковал вместе со мной.

Толик больше ничего не говорил и к вечеру выстругал мне кинжал с фигурной рукояткой. Он отдал мне его и тут же протянул палку и ножик.

— Ты тоже выстругай. Мне.

— Я же не умею.

— Неважно. Как получится. Лишь бы рукоятка да клинок.

Он смотрел серьезно, даже сумрачно, и я почувствовал, что чем-то обидел его. Или чуть-чуть не обидел. Торопливо и старательно я начал терзать ножом палку, и через полчаса получилось что-то похожее на мешалку для краски, только с острым концом.

— Вот... — пробормотал я.

Мы сидели на лавочке позади Толькиного дома, у кирпичной стены. Было тепло и очень тихо. Толик покачал на ладони сделанный мною кинжал, развернулся и с размаха ударил им в стену.

Деревянный клинок вошел в кирпичи, как в масло.

— Годится, — сказал Толик и посмотрел на меня без улыбки, но и без обиды. — Когда летим? Завтра? 

Вот и все.

Если рассказывать дальше, будет свистящая карусель из ветра, свиста крыльев и яростных криков десанта...

Да и что рассказывать, если все равно я не знаю конца. Не знаю, как живет нынче остров Двид. Помню только, что в тот день дети стали смеяться смелее, а многие взрослые помолодели...

Мне уже никогда не попасть на остров, где ржавеют обломки Ящера, где похоронен Дуг и где светловолосая девочка со спокойными глазами промывала мои ссадины и раны. Ключ я привязал к ноге самого большого синего фламинго, когда мы прощались с птицами на берегу ночного озера. Да и не помог бы сейчас ключ: я вырос, и Птице не унести меня через море. А другого пути я не знаю.

Где он, этот остров Двид? За какими далями? А может быть, не только за далями, но и за временем?

Многое осталось непонятным. Почему из нашего озера лодка вышла в море? Почему, когда над озером светила круглая луна, в небе острова висел над закатом узкий месяц? Да еще вниз рогами — теневой стороной к солнцу!

И еще одно... Читая фантастические истории, как люди попадали в разные загадочные королевства, я удивлялся: страна незнакомая, а герой всех понимает. Разве там говорят по-русски? Вот так же неясно и с островом Двид. По-нашему говорили его жители? Или я, попав туда, начал сразу понимать их язык? Может быть, на острове такой за^он природы?

Скорее всего, так. Потому что даже сейчас, через двенадцать лет, когда мы встречаемся с Толиком, он приветствует меня:

— Салидо, амиа флета! Кэ виа дельтас? Ноа тен монтас каливас?

Это совсем не похоже на испанский язык, который мы с ним учили в институте, но я понимаю: «Приветствую тебя, о мой летающий друг! Как поживает твой дельтаплан? Вы еще не грохнулись на склоне Лысой горы?»

И еще я помню клич Юльки, когда он, выпустив ноги Птицы, прыгает на купол дворца. Прыгает, сшибает ногой драконье знамя и кричит вниз обалделым стражникам:

— Бросай оружие, вы, болваны! А то мы вам покажем «равновесие»...

На том языке это звучало короче и резче...

Впрочем, неважно. Гораздо крепче мне запомнился другой Юлькин крик. Врезался навечно. Это когда Юлька, оставив нас, бежит по улице Красных Летчиков к своему дому:

— Мама! Мамочка! Мама-а! Я пришел!..

1979 г.

Корабельный гном Гоша проснулся от шума. От плеска и визга. Словно снаружи, за бортами, разгулялось море, хлещет в пробоину вода и перепуганно визжат в трюме судовые крысы.

Но качки не ощущалось. Никакой. Гоша открыл глаза и вздохнул. Над головой был потолок с облупившейся штукатуркой. Пасмурно светилась застекленная дверца балкона. За стеклом, исхлестанным струями дождя, проносились тени. Гоша знал, что это летят низкие штормовые облака, похожие на клочья пакли, которой конопатят щели в корабельной обшивке.

Дверца дрожала от ударов ветра, стекло дзенькало, дождь плескался на балконе. Флюгер будто взбесился. Его ржавый визг был слышен не только в башенке, но, наверно, на всех трех этажах старинного здания библиотеки. А может быть, и в подвальном книгохранилище, где жил библиотечный гном Рептилий.

«Не снесло бы мою квартиру...» — лениво подумал Гоша. Зевнул и потянулся.

...В башенке, на библиотеке, Гоша поселился весной. Неожиданно для самого себя. До этого он много лет обитал в трюме шхуны «Кефаль». Шхуна была одряхлевшая, списанная. Около четверти века она стояла в Мелкой гавани, у дальнего причала, рядом со складом корабельных фонарей и канатов.

Портовое начальство не знало, что с «Кефалью» делать. Деревянную шхуну на металл не разрежешь. Ломать на дрова? Работы много, а кому нужны гнилые обломки?

Но вот появились на шхуне плотники. Ломать и разбирать «Кефаль» они не стали. Наоборот, начали приводить ее в порядок. Поставили новый двойной штурвал, украсили корму накладным узором, укрепили на верхней палубе точеные перильца.

Снова в плавание? Гоша засомневался. Чтобы выяснить обстановку, он выбрался на берег и навестил сторожа Никодимыча, который всегда все знал.

— Так что меняй квартиру, Гоша, — сказал Никоди-мыч. — «Кефаль» твою в кино снимать готовят. Отведут ее в Песчаную бухту, и будет она там изображать пиратское судно в абордажном бою. По всем правилам. А в конце картины загорится она и взорвется на воздух... Такая наша жизнь морская-отставная...