Осторожно подошли Винтик и Уголек. Винтик присел в ногах у Галя, и тот ласково запустил в его растрепанные волосы пятерню. Так же, как недавно это делал Дуг. Уголек притерся боком ко мне.

И все молчали, молчали. Огонь догорал, искорки на Юлькиных ресницах погасли. Галь сказал наконец Винтику и Угольку:

— Шли бы спать. А то завтра не встанете и не увидите туман...

Они поднялись и, непривычно послушные, тихие, пошли к лежанкам. А остальные сидели, хотя тоже собирались проснуться на заре, чтобы посмотреть на появление синего тумана.

Говорили, что это очень красиво. Когда над кромкой скал появляется солнце, среди росистой травы и у расщелин камней как бы вспыхивают язычки синего пламени и появляются голубые дымки. Они крутятся, колеблются, делаются похожими на разных зверей и человечков. А когда солнце встает повыше, таинственный, этот туман растекается в воздухе и тает...

Да, наверное, это красиво. Пока... А потом? Что будут делать ребята через несколько лет, когда воздух Синей долины станет для них смертельным?

Я не выдержал и шепотом спросил об этом Галя.

Он будто ждал вопроса, не удивился.

— Мы не будем ждать, когда вырастем, — жестко сказал он. — Мы только подрастем. Пускай малыши наберутся сил...

— А потом?

— На острове не одна крепость. В других тоже сохранились пушки. Есть, наверно, и порох.

Юлька нервно шевельнулся, посмотрел на Галя, потом на меня.

— А если не найдем порох, все равно... — добавил Галь. — Вы научили нас делать луки...

— Стрелы против пуль? — еле слышно спросил Юлька.

— Ничего, — сказал Галь.

А Шип с усмешкой заметил:

— Смотря какие стрелы. Соти придумает, чем помазать наконечники.

Утром никто не увидел тумана. Среди ночи пришел в долину ровный плотный ветер. Гнул верхушки деревьев, прижимал траву и слизывал туман, едва он выступал из-под земли.

А небо оставалось ясным, и над Синей долиной занимался чистый рассвет.

Потоки воздуха разлохматили нам волосы, когда мы вышли на прогнившее крыльцо.

Галь печально сказал:

— Ну вот, начался он, юго-западный ветер. Пора вам, Женька, домой.

«Домой!» У меня будто все нервы рванулись в дальнюю даль, к горизонту. Неужели пришло время для такого счастья?

И сразу же стало не по себе: а как же ребята?

Юлька стоял рядом и смотрел в землю. У него было очень странное лицо — бледное с красными пятнами. Он царапал доски крыльца рваным своим башмаком. Так царапал, что отлетали гнилые щепочки...

— А как же вы... — пробормотал я, не решаясь взглянуть на Галя.

Он сказал:

— Ну, что — мы... Это наш остров. А у вас есть своя земля.

Юлька резко вскинул голову, а мне обожгло щеки.

— Ты что... — проговорил я. — Ты думаешь, что если мы... если не отсюда, то нам все равно? Мы же столько вместе...

Галь стоял передо мной прямой, строгий, тонкий, и ветер трепал у него над плечами остатки синей куртки. Я решил, что сейчас он скажет: «Конечно, мы были вместе, но лучше бы вас не было...» Но он покраснел, как-то обмяк и виновато заговорил:

— Ты разве не понимаешь? Вам же в сто раз опаснее, чем нам. Если мы попадемся, нас запихают в приют, вот и все. А вас главный суд острова приговорил к смерти.

— Как же мы попадемся? Сам говорил, что слуги Ящера сюда не сунутся.

— Кто их знает... Вдруг придумают маски от газа?

Ничего себе, успокоил! Я спросил с тревогой:

— А почему ты думаешь, что вам ничего не сделают, если поймают?

— Не посмеют. Закон не позволяет убивать детей, которые родились на острове.

— Дуга убили...

— Он был уже большой.

— В Точку стреляли.

— Ну... это, наверно, случайно...

Я вздохнул и отвернулся.

Галь не успокоил меня. Да, по-моему, и сам он не верил тому, что сказал.

— Надо лететь, Жень... — опять проговорил Галь. — Вас дома ждут.

И снова я весь как бы рванулся к дому. И опять остановила тоска: неужели расстанемся навсегда?

Хотя, если по правде говорить, кому мы здесь нужны? Зачем?

— Ладно, — горько сказал я. — Полетим. Здесь от нас какой прок? Одни несчастья...

Галь укоризненно мотнул головой:

— Зачем ты так? Вы рассказали нам про порох. !. Без вас мы бы всю жизнь просидели на той скале.

— А Дуг...

Галь сжал губы, помолчал и сказал очень тихо:

— Ну что ж... Раз это война...

Прощались мы недолго. Когда Птица опустилась на перекладину покосившихся ворот, мы встали тесным кружком и замолчали.

Потом Юлька прошептал:

— Ребята, вы простите меня...

— Не надо про это, Малыш, — сказал Галь. — Ты наш друг...

...Пока мы видели ребят с высоты, они все махали, махали нам. Но скоро их скрыли деревья. В горле у меня словно сидел занозистый кубик, я старался его проглотить. А потом опять подумал: «Домой летим!» И стало легче. Я посмотрел на Юльку. Он виновато улыбнулся мне. На губах у него еще не совсем зажили порезы...

Я думал, что Птица сразу полетит на северо-восток и мы скоро окажемся над морем. Но Птица повернула к западу и вдруг начала опускаться.

Внизу был темно-зеленый лес и яркие проплешины лужаек. Мы приземлились на краю большой поляны, где росли кусты с желтыми цветами.

— Ты что, Птица? — начал я. — Нам надо домой! Понимаешь, Птица? До-мой...

И вдруг я узнал место! Это была та поляна, где я впервые встретил Птицу. Вот и дерево с темной грудой гнезда. И голова птенца торчит над хворостом. Он подрос, птичий малыш, голова стала крупнее и клюв крепче.

— Юлька, не бойся, — заговорил я. — Это дом нашей Птицы. Она залетела, чтобы покормить птенца. Ведь она улетает надолго, а он один остается...

Птица затрещала клювом и закивала, словно хотела сказать: «Правильно. Вы не волнуйтесь, я долго не задержусь...»

Я отвязал от птичьих ног сиденье. Птица тут же поднялась и улетела. Юлька посмотрел ей вслед с большой тревогой. Он, видимо, боялся: вдруг она не захочет унести нас домой? Но я был уверен в Птице и ни капельки не волновался.

— Давай полежим, — сказал я Юльке. Мы легли в траву и стали смотреть на редкие желтые облака. Они быстро бежали под юго-западным ветром.

— Кто-то идет, — неожиданно проговорил Юлька. Нервы у него все время были как струнки.

Я прислушался. В самом деле, кто-то неторопливо шел среди деревьев.

Юлька затравленно глянул на меня. Я кивнул ему: «Давай за мной», и мы, не поднимаясь из травы, уползли за деревья. Залегли.

Шаги опять приблизились. Тогда мы, пригибаясь, побежали в глубину леса. Я боялся не только за себя и Юльку. Не хотелось мне, чтобы кто-нибудь увидел гнездо Птицы.

Высокая трава, заросли и лианы мешали нам, а тот человек шагал, будто по ровной дороге, и все приближался. И наконец мы услышали голос:

— Не убегайте и не бойтесь. Я никому не причиняю зла.

Я узнал этот голос. И остановился. Выпрямился. Взял в ладонь рукоять кинжала.

— Юлька, это Отшельник.

Отшельник подошел — спокойный, неторопливый, в своем сером балахоне, подпоясанном травяной веревкой.

— Мир вам в этом лесу...

— В лесу, конечно, мир... — насмешливо сказал я.

Он узнал меня, но не удивился. И ничего не изменилось в его бледно-голубых глазах.

— Ты жив, — проговорил он. — Это хорошо. У тебя счастливая судьба.

— Жив, — откликнулся я. — А как вы живете, Отшельник? Нашли Главную и Вечную Истину?

Он качнул головой:

— Не нашел. И наверно, не найду: жизнь коротка. Я теперь думаю иногда о других вещах...

— О каких? О совести? Вы знаете, что такое совесть, Отшельник? — проговорил я, сдерживая злость.

Он вопросительно смотрел на меня и, кажется, немного забеспокоился.

— Совесть — это такое чувство, — объяснил я. — Ну, например, если ты приютил в своем доме человека, а потом выдал его врагам, от этого делается плохо. Не спится. Мысли разные... Не было с вами такого?