Там, прямо под Владиком, плясала среди гребней белая яхта с желтой палубой. Владика несло над ней по кругу. Все ниже и ниже.
«Лишь бы не отнесло», — подумал он. И попробовал управлять зонтом: качнул его, нагнул край — так, чтобы купол заскользил к палубе.
Зонт, кажется, послушался. Или ветер пожалел мальчишку. Так или иначе, Владик через полминуты спланировал на яхту и крепко стукнулся коленками о доски. Рядом с двумя озабоченными мужчинами и девушкой в штормовке. Владик сел.
— Ты откуда? — хмуро и без особого удивления спросил высокий мужчина. У него было худое коричневое лицо и светлая бородка — она опоясывала щеки и подбородок от уха до уха.
— Оттуда, — сказал Владик и мотнул головой вверх.
— Я серьезно... — начал мужчина. Но Владика поволокло с зонтом по скользкой палубе.
— Да помогите же! — крикнул Владик. Он брякнулся так сильно, что было не до смущенья. — Мне же не закрыть его одному!
Мужчины и девушка подскочили. Подняли Владика. Ухватили зонт. Он щелкнул, сморщился, сложился.
— Ух, — тихонько выдохнул Владик.
— Откуда ты свалился?
— Я же говорю: ветром принесло, — объяснил Владик и, постанывая, сел на мокрую крышу низенькой рубки. Яхту швыряло вверх-вниз, и сидеть было неудобно. Владик очень устал. Весь. Больше всего устали руки: попробуйте-ка столько времени держаться за летящий зонтик. Ноги тоже почему-то гудели. Наверно, от бесполезного болтанья в воздухе. И, конечно, от удара о палубу.
Владика не стали подробно расспрашивать. Прилетел и прилетел. Видимо, здесь у моряков была своя забота. Человек с бородкой только сказал:
— Выбрал место — куда прилететь...
А маленький смуглый мужчина вдруг спросил:
— Слушай, дорогой, а снова полететь можешь?
— Я? Не... не знаю, — опасливо сказал Владик — У меня и так все суставы, кажется, вдребезги. И руки не держат.
— Руки, суставы... — быстро заговорил смуглый. — Это что! Это мелочи? Мы скоро все вдребезги...
— Оставь ребенка, Зуриф, — сказала девушка. У нее были длинные желтые волосы, они мотались по ветру.
Бородатый тоже сказал:
— Оставь.
— Ах, «оставь»! Ну, оставлю... А что делать?
— А что случилось? — морщась, проговорил Владик.
— Что... — сумрачно сказал бородатый мужчина. — Не видел, что ли? Вон... — Задрав бороду, он показал на верхушку мачты.
Верхушка — очень белая на фоне облаков — летала туда-сюда. Словно кто-то писал в небе тонкой пластмассовой авторучкой. Там, у самого клотика, на ветру бился флажок. Желто-красный, как зонт Владика. Только на нем были не зубцы, а косые полосы.
Владик смущенно засопел: он ничего не понял.
— Эх ты, — вздохнул бородатый. — Живешь у моря, а сигналов не знаешь.
— Я же не моряк, — пробормотал Владик. И в этот момент так швырнуло и дунуло, что пена пронеслась над палубой и застряла у всех в волосах, а яхта провалилась между волнами чуть не на самое дно бухты. Владик одной рукой вцепился в зонт, а другой — в узенький латунный поручень на рубке.
Так он и сидел — цепляясь и морщась. А трое стояли перед ним на летающей палубе, расставив ноги и глядя сверху вниз. Ветер бешено трепал штормовки.
Девушка сказала:
— Этот сигнал означает: «Нас дрейфует на якоре». Якорь не держит на песке, и нас тащит на тот берег...
— Минут через пятнадцать брякнет о камни, и будет не яхта, а воспоминание, — объяснил смуглый Зуриф.
Все посмотрели на берег, куда не долетел Владик. Там у желтых угловатых глыб вставали белые взрывы прибоя.
— Мы вчера пришли из похода, а свободных бочек нет. Встали на якорь, тихо было, — объяснила девушка. — А с ночи вон что поднялось...
Якорь не держит! Владик знал, чем это кончается. Гоша рассказывал про такие случаи. Именно так погибла шхуна «Предприятие», на которой он плавал после «Кречета». Разбилась о скалы у норвежского берега.
Владик сел прямее и посмотрел на бородатого. Тот, судя по всему, был капитаном. Владик сказал:
— Я, конечно, не моряк. Но, по-моему, в таких случаях ставят паруса и уходят подальше от берега. Или что? Слишком сильно дует?
Это была его маленькая месть за упрек насчет сигнала.
Капитан не рассердился. Только глянул на Владика повнимательней и ответил с короткой усмешкой:
— Паруса на берег свезли для ремонта. И двигатель разобран...
— Может, зацепились? — с надеждой спросила девушка и глянула на нос яхты. Оттуда уходил в пляшущие волны тонкий белый трос.
— Ползем, — сказал Зуриф.
— А почему никого на берегу нет? — спросил Владик.
— Сегодня в клубе выходной, — сказал Зуриф. — Там один вахтенный. Он дует в кубрике вкусный чай или читает толстый роман «Король и Анжелика». Или дрыхнет...
И не видит сигнала, что героические мореходы медленно, но неотвратимо движутся к трагической гибели...
— Хватит трепаться, — сказал капитан.
— Я ведь к чему это, — негромко разъяснил Зуриф. — Если бы надеть на мальчика спасательный жилет да если бы он опять на своем парашюте...
— Я запрещаю, — сказал капитан.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — уныло сказал Зуриф.
«Правильно запрещает, — подумал Владик. — Если со мной что случится, ему отвечать... А Зуриф совсем глупый. Жилет! Это же лишняя тяжесть. А если упадешь и вынесет на те камни, жилет не помешает волнам сделать из человека котлету... А если туда вынесет яхту?»
Скоро ее вынесет.
Движение яхты не было заметным, но берег с камнями и большими фонтанами пены стал гораздо ближе. До него оставалось метров семьдесят. Прибой грохотал.
— Скоро тюкнемся фальшкилем о дно, — ровным голосом сказала девушка. — Держитесь, мальчики.
Владик встал, снял с плеча широкий ремень и протянул ей сумку.
— Зачем? — не поняла она.
«Затем, что без сумки легче», — мысленно ответил Владик. И двинулся по метавшейся палубе на нос. Ветер нес навстречу охапки соленых брызг. Они совсем промочили рубашку.
— Эй, ты что? — сказал капитан.
Владик встал на ныряющем носу. Спиной к ветру. Мокрая рубашка вырвалась из-под ремешка, облепила спину, а впереди затрепетала. Владик вспомнил недавний полет. Теперь он ощущал его даже сильнее, чем тогда в воздухе. Как его крутило и носило по спирали в воздушном вихре! Как мотало под зонтом, будто легкий маятник под взбесившимися часами! Как шквалистые удары дергали зонт, как немели на рукояти пальцы и ныли суставы в плечах...
И сейчас ноют...
Но он все равно может!
Такие отчаянные струнки запели во Владике! Так бывало с ним иногда, в самые решительные минуты. Например, когда приказал себе прыгнуть в море с трехметровой скалы (все мальчишки смотрели и ждали). Или когда набрался храбрости и сказал маме и папе, что пускай хоть режут, а в музыкальную школу больше не пойдет. Или когда племянник Игнатии Львовны балбес Борька Понтон запрягал в детскую коляску ничейного голодного щенка и пришлось заорать прямо в круглую Борькину рожу: «Ты что делаешь, живодер!» (В тот раз пострадали вторые за лето очки.)
И вот сейчас!.. Если такие струнки звенят, значит, пора решаться!
Владик поймал миг, когда палуба замерла между двумя волнами, и нажал запор зонта. Зонт как бы взорвался желто-красным огнем. Ветер обрадованно рванул вспухший купол. Владик стремительно заскользил на сандалиях вдоль правого борта и на корме резким толчком швырнул себя вверх.
Амбразура была заделана досками. В них прорезали и застеклили небольшое окно — как в кубрике. Под сводчатым потолком каземата горела яркая лампа. На каменных стенах висели судовые фонари, мотки тросов, связки блоков, штурманские карты. А еще — большая фотография той самой яхты, которая чуть не разбилась на камнях. На фотографии она была со всеми парусами: гротом, стакселем и похожим на полосатый парашют спинакером. На белом борту чернело крупное название: «Таврида».
Владик сидел на дощатом рундуке. Капитан дядя Миша налил ему из термоса в глиняную кружку горячего какао. Владик, обжигаясь, прихлебывал. Кружка грела руки, будто маленькая печка.