— Государь, — тихо произнес один из аркебузиров, к костру которых по своему обыкновению он подсел. — А чего печалиться то? Пожар дело обычное. При тебе не иначе как благословение небес оберегало людей от сей напасти. Но от него совсем не убежать.

— Сильный пожар сказывают, — несколько рассеяно сказал Иоанн, погруженный в безрадостные мысли. — А отчего так — не ведаю. Как с одного посада на другой огонь переметнется? Там же стены…

— Знать ветер сильный, — произнес второй аркебузир. — Он иной раз мотки соломы далеко уносит. Вот, ежели горящий пучок с крыши подхватил, так и до соседнего посада донести мог.

— Мог, — нехотя согласился король. Но сам в то не верил.

Орден и Ганза не собирались сдавать позиции. Точнее даже не орден, что вряд ли такими делами займется, а Ганза. Купцы, они намного гибче в методах. И отравить могут, и поджог устроят, и разбойничков наймут.

И тут, словно в подтверждение его мысли от ближайшей опушки стал доноситься свист. Такой тихий, приглушенный. Словно стрелы летят.

— Стрелы? — спросил один из аркебузиров, привставая.

Через что Государь и выжил. Ибо вставший аркебузир, получил пару стрел и завалившись на короля прикрыл его. Спас так сказать, невольно пожертвовав своей жизнью.

Английские лучники, сев на коней, гнали их нещадно, стремясь не упустить бот. Тем более, что тот шел против течения и демонстративно не сильно-то и спешил. Дескать, обычным порядком двигался в Полоцк за припасами.

Но у Ганзы в армии короля имелись свои люди. Успели навербовать. Ведь нет такой крепости, ворота которой не открыл бы ослик, груженый золотом. Тут, правда, не ослик потребовался, а простая и бесхитростная вербовка. Под вино. Благо, что найти среди воинства Иоанна тех, кто увлекается игрой в азартные игры и постоянно проигрывается, оказалось несложно. Вот они-то и сдали Ганзе тот факт, что король отчалил. Выставив заранее условленный сигнал, не привлекающий ничье внимание, но прекрасно наблюдаемый с кораблей.

Стрелы свистели густо. А Иоанн лежал, придавленный телом своего бойца, и лихорадочно соображал. Требовалось немедленно действовать. Вот только как? Высовываться и бежать? Куда высовываться? Под стрелы?

Но вот — обстрел утих.

Небольшой лагерь у реки оказался буквально утыкан этими пернатыми гостинцами. До такой степени, что казалось, словно бы они там росли. Как тимофеевка или что-то вроде того.

Иоанн осторожно оттолкнул тело аркебузира и осмотрелся.

Выжившие бойцы также поднимались. А из темноты стали приближаться латники. Отблески костра явственно выхватывали фрагменты их «белого доспеха» из мрака.

— К бою! — Рявкнул Иоанн, вскакивая и выхватывая свою эспаду.

Его бойцы не подвели.

Он уходил специально с самыми надежными. С теми, что шли с ним уже не первую кампанию. Поэтому они быстро поднялись и окружили своего короля.

Выжили в основном те, на ком имелись доспехи, не снятые по той или иной причине. На ком-то полулаты. На ком-то ламеллярная чешуя. Не суть. Главное то, что стрелы эту преграду не брали. А били по площади. И не всем угодили в уязвимые части тела.

— Это лишнее, — произнес, вышедший из темноты епископ. Тот самый епископ, что участвовал в недавних переговорах.

В этот раз он был одет не в рясу, а в латы. И откинув забрало на своем армэ с улыбкой смотрел на короля.

— Я же просил тебя Государь, смирить гордыню и оставить Ригу. А ты что же? Вот Господь тебя и покарал.

— Значит это все ложь?

— Что именно?

— Пожар в Москве.

— О нет, — улыбнувшись, произнес епископ. — Наши люди просто не успели. Мы надеялись, что пожар отвлечет тебя от Риги. И, как видишь, не прогадали. Но ты превзошел все наши ожидания. Превосходный подарок. Не так ли?

— Подарок еще не вручен, — процедил Иоанн.

— О, не беспокойся об этом. Сейчас наши английские друзья выйдут вперед и просто вас расстреляют из луков. Так и закончится твой жизненный путь. В бою. Как ты, полагаю, и желал. Как у твоего древнего предка — Свентослава. Из его черепа, печенеги, кажется, сделали чашу. Прекрасная традиция. Не так ли? Я преподнесу Святому престолу чашу для причастия из твоего черепа как реликвию. Это ведь поистине чудесно. Мертвая голова последнего Императора Рима… хотя, какой ты Император Рима? Случайный самозванец, волею судьбы, получивший этот громкий титул.

Иоанн промолчал.

Ему было безумно стыдно и обидно за то, что, зарвавшись, он так глупо попался. Слишком много побед совершенно вскружили ему голову. Он возомнил себя непобедимым.

— За детей не бойся. Мы проследим за тем, чтобы твой сын наследовал тебе. И утвердил вечный мир с орденом и Ганзой. На наших условиях.

— Мой дядя вмешается.

— Твой дядя мертв. Уже месяц как мертв. — усмехнулся епископ. — А его малолетний сын вряд ли что-то сможет предпринять. Яд, друг мой, творит чудеса.

— Почему же я об этом не знаю.

— Мы запомнили то, как ты боролся с почтовыми голубями Смоленска и поставили своих людей с охотничьими птицами у Перекопа. В степи хватает тех, кому ты ненавистен. И купить их стоит не так уж дорого.

Тишина.

— Ничего не хочешь сказать? Угрожать? Или молить о пощаде? Ты попробуй. В конце концов, мы же не звери, может и согласимся.

— Ты решил сражаться из последних сил, — тихо прошептал себе под нос Иоанн, но из-за тишины все вокруг это услышали. Он говорил не на старорусском языке, а на вполне обычном для XX–XXI века. Из-за чего речь казалась чужеродной… как будто иноземной, но более-менее понятной. Всем. Включая епископа, который свободно владел языком противника. — Смерть не повод сдаться, ее ты полюбил. Взрыв тянет разум во тьму. Не важно, как ты пал. Волю сжимая в кулак, ты сам себе сказал: Встать. Победой свой новый мир создать. С судьбой играть, чтобы жить. И знать. Что русский не побежден. Еще не рожден, кто мог бы его сломать[1]…

— Что?! — переспросил с раздражением епископ, которого такой ответ совсем не устроил.

— Делай — то, что должен. Будет — то, что будет. Кто-то тебя поддержит. Кто-то тебя осудит. Главное же — мир — не забудет[2].

— Глупец! — раздраженно воскликнул епископ, которому на самом деле хотелось не столько убивать Иоанна, сколько взять в плен. Это было более выгодным во всех отношениях решением. — Всевышний тебе здесь не поможет!

Иоанн мрачно посмотрел на него. Его разрывали эмоции. Сильные эмоции. В его сознании произошел какой-то перелом. Тот в целом добрый и рациональный человек куда-то делся, осыпавшись как пепел на ветру, обнажая зверя. Лютого, жестокого зверя. Который хотел жить… крови врага и жить. Выжить, вырваться и отомстить. Всем им отомстить.

— Всевышний? — тихо спросил король. Ударил носком сапога в землю. Присел. Зачерпнул ее в кулак. Поднял перед собой. Вдохнул запах, закрыв глаз. После чего прорычал. — Ты верно забыл тварь, на чьей земле ты стоишь.

А потом раскрыл глаза, пылающие яростью и громко начал декламировать быстрым речитативом чуть измененный фрагмент из песни «Князь» группы Сколот:

Не видно неба синевы, повсюду вороньё!

Мы не добыча! Тварь!

Мы волки!

Хищное зверьё!

И, если Маре суждено забрать нас в мир иной,

Мы встанем рядом с Праотцом

В небесный ратный строй!

Тишина.

— Кар! — Раздался пронзительный звук ворона. Одного из тех, что с самого Алексина следовал за королем. К ним все уже привыкли из окружающих. Воспринимая как необычного ручного питомца.

Епископ обомлел от неожиданности.

А Иоанн выхватил из-за пояса пистолет с ударно-кремневым замком, вроде тех, что шли на вооружение гусар, и навскидку жахнул из него прямо в лицо этого «святоши». После чего ринулся вперед.

А за ним и его бойцы.

У всех защитников короля были эспады. Он сабли и палаши у пехоты не очень жаловал. Мощные же крепкие и тяжелые боевые шпаги, именуемые им эспадами, уважал. Это и дало кратковременное преимущество его людям.