Неужели она все испортила?

— Семь моих взяток против ваших пяти, — произнесла вдруг Гортензия Хортон. — Вы проиграли, граф.

Эмилия поглядела на стол: граф проиграл, такого просто не могло быть. Она широко улыбнулась, не веря в подобное!

И постаралась спрятать улыбку, когда граф произнес:

— Что ж, мисс Хортон, вы победили, и я даже сделаю вид, что не заметил, как вы мухлевали.

— Обвиняете меня в шулерстве, сэр? Меня, дочь английского пэра? — наигранно возмутилась девица.

Эдвард Дерби ей улыбнулся.

— Отнюдь, я признаю вашу победу. Чего вы желаете?

Мисс Хортон, изображая задумчивость, пристукнула пальчиком по губам.

— Открыть ставни у меня в комнате? — спросила она.

— Исключено. Ставни забиты для вашей собственной безопасности!

И тогда Эмма Джонстон, очень тихо сидевшая все это время, сказала вдруг:

— Если бы вы, граф, спросили о том же меня, ответ получили бы однозначный: объясните мне, сэр, каким образом украшение с моей шляпки оказалось в шкатулке вашей жены? — И девушка указала на эгрет в волосах.

В комнате стало тихо, как давеча было в столовой. Даже цикады, казалось, перестали трещать за окном…

— Не понимаю, о чем вы, мисс Джонстон, — очень серьезно произнес граф. — Изъясняйтесь яснее.

Амелия Холланд схватила подругу за руку.

— Сэр, простите мисс Джонстон, она утомилась и толком не понимает, что говорит.

— И вовсе это не так. — Девушка оттолкнула руку подруги. — Я прекрасно осознаю, о чем говорю. В первый день, когда, брошенные на берегу, мы самолично добирались до дома под сильным дождем, моя шляпка за семьдесят футов была безвозвратно испорчена, и я, огорченная, зашвырнула бедняжку в кусты. На следующий день, направляясь встречать миссис Лукас, мы заметили, как ее, мою бедную шляпку, утащила какая-то белка. И вот этим днем… убирая ваш дом… я нашла украшение со шляпки в шкатулке вашей жены! Как вы это все объясните? — Девушка раскраснелась, то ли смущенная, то ли все-таки возмущенная в большей мере.

— Вы трогали мои вещи? — только и произнес граф металлическим тоном. — Кто позволил вам входить в мою комнату?

— Мы… убирали ваш дом, как я уже и сказала. — Голос мисс Джонстон предательски дрогнул. — Это вышло… случайно.

— Бартон! — взревел граф, что было силы. — Бартон! — И выскочил из гостиной не на шутку взбешенный.

Девушкам только и оставалось, что молча переглянуться — кажется, что бы они ни сказали, все обращалось против них же самих. Ну разве что кроме выигрыша в гусарский вист…

Кажется, Спенсеру не суждено было выспаться в Линдфорд-холле: он едва смежил веки, провалившись в неясный, мутно-волнительный сон, как во сне миссис Лукас голосом Бартона позвала: «Мистер Спенсер, вы спите?» и подергала его за нос. Это было так неожиданно, даже для сна, что Эмилия распахнула глаза…

И поняла: кто-то дергает ручку двери.

— Мистер Спенсер, проснитесь немедленно! — раздался за ней голос дворецкого.

Час от часу не легче, девушка соскочила с постели и, только вставив в рот изменитель и нацепив на нос очки, поспешила к двери. Приоткрыла ее ровно настолько, чтобы высунуть нос и осведомиться:

— Что-то случилось? Вы меня разбудили.

Дворецкий выглядел недовольным, что отчасти было его привычной манерой, и произнес:

— Графу нужна ваша помощь. — Спенсер приоткрыл было рот, намереваясь сказать, что сейчас, только оденется, как дворецкий добавил: — Немедленно! Просто накиньте халат, этого будет достаточно.

Мисс Хартли захлопнула дверь и в панике бросилась к эластичным бинтам, которыми крепко-накрепко бинтовала грудь каждое утро.

— Спенсер, я жду вас! — уже проворачивал ручку дворецкий, и ей не осталось иного, как просто сунуть бинты в карман накинутого наспех халата.

— Уже иду, — бодро отозвалась она, выскакивая за дверь и поспешая за Бартоном. — Чем я могу помочь графу? — осведомилась, ссутулив намеренно спину.

Без подбитого ватными плечиками сюртука она ощущала себя… слишком девчонкой. Еще и грудь, не защищенная ни корсетом, ни привычными в последнее время бинтами, казалась до неприличного обнаженной. В присутствии даже древнего Бартона, но все же мужчины, ощущение было престранным…

— Я слышал, у вас болен отец, — сказал Бартон. — Значит ли это, что вы понимаете в уходе за больными людьми?

— Э… да, кое-что понимаю, — удивилась Эмилия. — Неужели граф захворал? — Это было единственным, что пришло девушке в голову.

Бартон мотнул головой, что могло одинаково значить и то, и другое.

Благо, он удосужился объяснить:

— В доме… с некоторых пор страдает горячкой одна из служанок, — произнес он. — Ей как будто бы стало лучше на время, но в эту ночь ее состояние сильно ухудшилось, граф вынужден позвать доктора. Он отправился за ним в Килех… Мне же нужно светить на берегу, чтобы им отыскать дорогу назад. Вам, мистер Спенсер, предстоит присмотреть за несчастной. Справитесь с этим?

— Э… думаю, да. — Сказать, что Эмилия удивилась, это значит, ничего не сказать. — Но, Бартон, почему мы не знали про эту несчастную женщину? Я полагал, что на острове, кроме… — «нас» едва не сорвалось с ее языка, — гостий, нет более женщин. Граф их не терпит, насколько я понял!

Бартон поглядел на нее, не сбавляя быстрого шага, под который его спутник подстраивался, семеня словно гейша.

— Не терпит, все верно: уж больно женщины любопытны, всюду суют свои маленькие носы. — Спенсер даже подпрыгнул, когда половица оглушительно треснула под ногой. Бартон тоже втянул голову в плечи и затравленно оглянулся. — Но эта помогала по дому, — продолжал он на ходу, — и была в принципе сносной… пока не слегла. Мы не говорили о ней лишь потому, что не хотели пугать юных мисс, — он огляделся, — мыслями о возможной болезни, поселившейся в стенах Линдфорд-холла.

— Вы сказали, у бедняжки горячка. Она не заразна, насколько я знаю. Давно заболела служанка?

— Э… — Бартон задумался, словно подсчитывал дни в голове, — точно уже не припомню. Неделя-другая, я полагаю.

— Неделя-другая? — удивилась Эмилия. — И ей не становится лучше?

— Граф делает все, что возможно, но пока безрезультатно.

За разговором они спустились по лестнице, что вела к лаборатории графа и которой в прошлую ночь спускалась Эмилия во время своей ночной вылазки.

Куда Бартон ведет ее?

— Вот, почти добрались. — Старик вытащил ключ, и Эмилия похолодела, догадавшись вдруг, что ведут ее к той самой комнате с чемоданами.

«Неужели, ее раскусили? — пронеслась в голове страшная мысль. — Граф догадался, кто она есть, и теперь запрет ее на замок, чтобы выпытать правду».

Что делать?

Бежать?

Бартон, между тем, отпер дверь и вошел в комнату… Девушка, замешкавшись на пороге, глянула внутрь. И обомлела… В еще вчера пустующей комнате полыхал разведенный камин, горели светильники на стенах, а на постели действительно кто-то лежал.

— Чего же вы не проходите? — ворчливо осведомился дворецкий. — Боитесь хворь подхватить? Так она не заразная, сами сказали. Это не тиф и тем более не холера. А вот комната стынет…

Эмилия, совершенно сбитая с толку, с опаской переступила порог и замерла у дверей, оглядевшись по сторонам: ни тебе чемоданов, виденных ей прошлой ночью, ни прочих наваленных здесь вещей — обычная спальня, как прочие в доме.

— Ну и чего ты стоишь там? Мне надо на берег спешить. Иди сюда, я расскажу, что делать надо…

Происходящее настолько захватило ее, что Эмилия позабыла и о собственном виде, и о походке, за которой следовало следить, опомнилась только когда старый дворецкий, покачав головой, произнес теряя терпение:

— Вы сегодня хуже нерасторопной служанки. Что с вами? — И прищурил глаза. К счастью для девушки, заметавшаяся на постели больная, отвлекла внимание ворчуна на себя, и дворецкий, смочив тряпицу в чашке с водой, положил ее ей на лоб.

— Вот, делайте так же, пока не приедет доктор, — произнес он. — Если потребуется, дайте больной немного воды, но ни в коем случае не позволяйте ей встать. Бедняжка в бреду и ее одолевают кошмары…