— Что, разве вы больше не голодны? — прозвучал его голос в царящей за столом тишине. — Мой повар поистине гений. — И обратился к секретарю: — Мистер Спенсер, вы проследили за тем, чтобы гостьям этого дома было комфортно? Надеюсь, комнаты им понравились?

— Об этом, сэр, лучше спросить их самих, — отозвался молодой человек.

Граф улыбнулся, явно неискренне, Спенсер легко разгадал его мимику, и сказал, обращаясь ко всем девушкам разом:

— Надеюсь, вы остались довольны своим размещением?

Здесь бы могли последовать жалобы в адрес огромного паука на комоде, отсыревших и пыльных матрасов, запертых окон и отсутствие багажа, горничных и дуэньи, но ни одна из девиц не проронила ни слова, кроме вежливого и краткого: «Благодарю, сэр, все просто чудесно».

Даррен бы от души улыбнулся, не страшись он навлечь на себя настоящую бурю. Ему все-таки взаимодействовать с этими девушками почти три недели… Именно столько им предстоит продержаться на Скае, но он не был уверен, что они действительно выдержат, если граф продолжит вести себя в том же ключе. А он, по всему, меняться не собирался…

— В таком случае, дамы, обговорим условия вашего здесь пребывания после ужина за чашечкой чая. Бартон, — обратился к дворецкому, — мы будем в библиотеке. Будьте добры, принести туда чайные принадлежности! И, конечно же, сладости для гостей. Уверен, юные мисс оценят бисквиты и тарталетки с фруктовым пудингом.

— Все будет сделано в лучшем виде, сэр, — кивнул дворецкий.

И Даррен услышал, как мисс Джонстон шепнула Гортензии:

— Что еще за условия? Мне ничего такого не говорили.

Мисс Хортон пожала плечами, выражая тем самым свое полное недоумение. Даррен Спенсер подумал, что тоже ничего такого не знает и ощутил беспокойство…

А граф с улыбкой, теперь явно искренней, произнес:

— Вернемся в библиотеку, прекрасные леди, и я вам все объясню. Обещаю! — Потом подхватил под руку Амелию Холланд и повел ее из столовой в библиотеку.

— Итак, юные леди, — произнес граф голосом учителя танцев, взывавшим к их лучшим артистическим чувствам, — вот мы и подошли к самому главному, — он выдержал краткую паузу, — к трем правилам острова Скай.

Мисс Джонстон взмахнула густыми ресницами.

— Нам об этом не говорили, — сказала она. — Надеюсь, это не что-то ужасное?

Граф Дерби изобразил что-то вроде улыбки, с этим у него явно были проблемы.

— Отнюдь, мисс Джонстон. Правила для того обычно и существуют, чтобы уберегать нас от бед и… чего-то ужасного.

Его собеседница побледнела: возможно, припомнила разговоры по пути в Линдфорд-холл.

— Так о каких, собственно, правилах идет речь? — осведомилась мисс Хортон.

И граф, вытащив из кармана скрученный в свиток лист писчей бумаги, расправил его и зачитал:

— Правило первое: никогда, ни при каких обстоятельствах не выходить ночью из дома. — Он окинул молчаливых девушек взглядом. — Правило второе: никогда, ни при каких обстоятельствах не входить в лабораторию хозяина дома. — Еще один взгляд из-под бровей. — Правило третье: никогда, ни при каких обстоятельствах не приводить в дом животных из леса. — Он опустил руку со списком и добавил почти снисходительно: — Вот, собственно, и все правила, дамы. Как видите, очень простые и ясные! Вам не составит труда их придерживаться… я полагаю. — Последнее он процедил буквально сквозь зубы, глядя на них прищуренными глазами.

Девушки, да и новоявленный секретарь выглядели одинаково пораженными, вернее даже, подавленными. Со стороны могло показаться, что на несчастных свалился рояль, и они с трудом понимали, как именно из-под него выбираться…

— Э… — первой опомнилась мисс Гортензия Хортон, — я, конечно, не собиралась бродить по острову в темноте, но, право слово, милорд, в наших комнатах ставни забиты гвоздями. А я люблю спать с открытым окном…

— Полагаю, Бартон вам рассказал, с чем связана эта предосторожность?

— Да, сэр, он сказал, про летучих мышей, но…

— Именно потому, — оборвал ее граф, — выходить ночью не безопасно. К тому же, мы выпускаем собак! Они прогоняют диких животных, которые забираются в сад ради разорения мусорной кучи.

— На острове обитают хищники? — ужаснулась малышка мисс Холланд.

Мисс Хортон закатила глаза, что говорило о ее состоянии духа сильнее всего, в противном случае, она никогда не позволила бы себе такого предосудительного для воспитанной леди поступка.

— На острове хищников нет, — сказала она. — Тогда кого вы боитесь? — она посмотрела на графа.

Он показался мистеру Спенсеру раздраженным, самую малость, но все же.

— При контакте с животными у меня слезятся глаза, — ответил он наставительным тоном. — Я начинаю чихать, кашлять и вообще… делаюсь раздражительным и весьма неприятным в общении.

— Куда уж еще неприятнее, — прошептала сидевшая в двух шагах от мистера Спенсера Эмма. Ее сложенные поверх легкого платья ладони олицетворяли само смирение, кротость. В отличие от колкого язычка…

Она добавила вслух:

— Но днем не летают летучие мыши, позвольте хотя бы тогда открыть окна.

— … И отвечать перед вашими отцом с матушкой, когда, зараженная лихорадкой, вы станете звать их в бреду? Ну уж нет, знаем мы девичью память: откроете днем — позабудете закрыть ночью!

Мисс Джонстон сощурила голубые глаза, превратившиеся в бушующее торнадо. Она бы и руки сложила на своей бурно вздымающейся груди, но воспитание удержало… Не торговка ведь она овощами, честное слово. Хотя общение с графом и взбаламучивало в душе только самое худшее. Словно в нем сам дьявол сидел!

— Итак, самое главное вы, полагаю, усвоили, леди. Но все-таки для освежения памяти я вывешу правила в холле, где вы всегда сможете их увидеть и перечитать.

Это звучало почти оскорбительно, подумалось Спенсеру: граф вел себя так, словно девушки были полными идиотками, а не просто охотницами на мужа, который после первого же знакомства встал костью в горле. Причем всем троим…

Граф, между тем, попрощался («Доброго сна, милые леди!») и вышел из библиотеки, по виду крайне довольный собой.

Гортензия Хортон, глядя на разделившую их дубовую дверь, фыркнула:

— Что это было? Он, в самом деле, считает, что мы поверим в эти глупые бредни про заразных летучих мышей?

— А я ему верю, — робко отозвалась мисс Холланд. — Зачем бы графу придумывать это?

— Затем, что он эксцентричный чурбан. И ведет себя оскорбительно!

Мисс Джонстон вклинилась в их диалог:

— Ты не казалась такой оскорбленной, когда строила из себя невесть что за столом, — язвительно сказала она. — А еще утверждала, что не претендуешь на графа!

— Я просто старалась быть вежливой и завязать разговор, — возмутилась Гортензия. — Граф интересный мужчина… и весьма привлекательный. Почему я должна отказывать себе в дружбе с ним?

Мисс Джонстон, все еще негодующая и злая, почти прошипела:

— Не очень-то он настроен на дружбу, как мы все это заметили. Граф Дерби пресек все наши попытки быть вежливыми… А эти правила! — Она стиснула кулаки. — Он как будто потешается над каждой из нас. — И о другом: — Как вообще он намерен сделать свой выбор, если не даст нам ни шанса себя проявить? А я чувствую, так и будет: он запрется в своей жуткой лаборатории — и на ярд нас не подпустит.

Говоря это все, мисс Джонстон глядела почему-то на Даррена Спенсера. Тот продолжал сидеть у камина, стараясь слиться с обоями, но при его ярко-бордовом лице, ставшим таким не от пламени в очаге, как можно было бы предположить, а от смущения в связи с поведением графа, задача была непосильной.

— В самом деле, вы что-нибудь знаете о намерениях графа в отношении нас, мистер Спенсер? — спросила Амелия Холланд, взмахнув густыми ресницами.

— Э… — промычал Спенсер, припомнив, как граф говорил: «А ты, Спенсер, коли хочешь добиться этой работы, начнешь с того, что избавишь меня от посягательств этих маленьких фурий!» Спенсер не мог провалиться, получив весьма четкие указания, и вылететь с острова, о котором грезил так долго. Ну как грезил, не в лучшем смысле этого слова, но все же… — Э, — повторил он, — у графа уже все расписано… буквально по пунктам, — солгал он с неожиданным вдохновением.