Графиня, тем временем, в теле мнимого инспектора Галлахера плелась следом за всеми, казалось, с трудом переставляя длинные ноги. Все равно что новорожденный жеребенок, только-только опробовавший ходьбу…

— Проклятое тело, — бубнила она себе под нос. — Несуразное и громоздкое… Я не смогу в нем прижиться. Я вообще не хочу быть мужчиной! — сжимала она кулаки.

— Ты сама виновата, — спокойно произнес граф. — Подлила разработанный мной проводник в заварной чайник. Подумать только! Луч передатчика мог сработать на любого из нас, но Галлахер оказался ближе всего. Тебе некого винить, кроме себя.

— Ну уж нет, — у графини… встопорщились усы, — это ты во всем виноват. Это ты отстегнул эту Хартли… И вот результат.

— Эта Хартли, как ты изволишь о ней говорить, — живой человек. Ты не имела морального права делать с ней это!

— Но именно для того ты и создал свой передатчик, так что не строй из себя невинного агнца.

Граф покачал головой, признавая вину.

— Знаю, что не стоило даже думать о чем-то подобном. Признаю, был неправ… Поначалу, движимый жалостью и любопытством, я не задумывался о возможных последствиях (просто не был уверен, что у нас действительно что-то получится), после увлекся настолько, что не смог вовремя остановиться. Как любому ученому, мне хотелось узреть результат своих долгих трудов… И в этом была моя основная ошибка.

Они как раз вышли из тайного хода в лабораторию, и больше не призрачная рука толкнула графа в плечо, явно не рассчитав свои больше не женские силы.

— Ну уж нет, Эдвард Дерби, ты клялся перед людьми и богом, что будешь со мной в горе и радости, — прорычал «инспектор» в лицо графа. — Клялся, что позаботишься обо мне, а теперь заявляешь, что все, что ты делал ради меня, пустая затея?! Ты сожалеешь о ней?

— Прости, Розалин.

Графиня покосилась на руку, которой пригвождала супруга к стене, в отчаянии прикрыла глаза и, выпустив графа, схватилась за голову.

— Ты должен ЭТО исправить! — заявила она. — Сделать хоть что-то. Я не могу оставаться вот этим! — Она посмотрела на свое нынче тело. — Это абсурд. Нонсенс! И почти плача: — Я хочу носить свои платья, свои украшения. Я хочу… чтобы мы были вместе… — Она с мольбой посмотрела на мужа, и тот опять покачал головой.

— Аппарат сломан, ты сама это видела, и даже будь оно по-другому, я не стал бы его восстанавливать. Больше нет! Тебе придется смириться с таким положением дел…

Графиня рыкнула, продолжая метаться вдоль полок с флаконами и, смахнув одну на пол, ощутила приятное удовлетворение. Ей хотелось рвать и метать, крушить…

Орать во все горло.

Миссис Лукас, наблюдавшая за метаниями своего больше не брата, громко всхлипнула:

— Это несправедливо. Вы должны вернуть Сэма… — прошептала она. — Это нечто… — вороватый взгляд на графиню, — эта… ваша жена не может занять тело брата, будто надела новое платье. Мне нужен мой брат! Если с ним что-то случится, сердце мамы не выдержит… — Еще недавно такая решительная, сейчас миссис Лукас казалась совершенно раздавленной горем. — Вам, может быть, не понять, но мы с Сэмюэлем все это делали ради нее: врач сказал, ей осталось жить меньше года. Мол, ее спасет только чудо! И мы нашли свое чудо — животворящий источник на Скае — но вы вмешались и помешали нам купить дом.

— Мне очень жаль, миссис Лукас, — с искренним сочувствием произнес граф.

Она с горечью отозвалась:

— Вам жаль, как же… В итоге я лишусь сразу обоих: и брата, и матери. И все ради чего? Ради безумной затеи вашей жены снова стать человеком. — И сжав кулаки: — Как будто такие пустышки, как эта дрянь, вообще достойны второго шанса!

Их с «братом» глаза молча встретились.

— Ты что-то имеешь против меня? — осведомилась графиня, сверкая глазами и медленно подступая, как дикая кошка.

— Ты — не мой брат. Хочешь услышать другие причины, беспринципная дрянь?

— Да кто бы рот открывал: не ты ли всадила Маккинни нож в сердце?

Миссис Лукас видимо побледнела, ее губа затряслась, словно она собиралась заплакать.

И мисс Хартли, все еще отчасти одурманенная наркотиком и потому воспринимавшая все несколько отстраненно, догадалась вдруг:

— Маккинни убил ее брат. Когда он понял, что тот не пойдет на сотрудничество, испугался разоблачения и…

— Я этого не хотела, — всхлипнула женщина, и лицо ее скуксилось. — Я не думала, что он вообще на такое способен. — Она упала на стул и, уткнувшись в ладони лицом, все-таки разрыдалась.

Графиня, глядя на эту картину, констатировала без всяких эмоций:

— То есть он получил по заслугам. — И тут же уставилась на свои мужские ладони, словно ища на них следы пролитой крови.

Эмилии показалось или она, действительно, улыбнулась?

— Я знаю, это вас мало утешит, — сказал граф, — но купчая на Линдфорл-холл, которую я подписал, по-прежнему в силе. Можете привезти сюда мать и оставаться на Скае, сколько заблагорассудится. Я не желаю ни владеть им, ни возвращаться сюда когда-либо в жизни…

— А я пока остаюсь, — категорически заявила графиня. — Здесь все мои книги и вещи. И все мои разработки! Я не сдаюсь, чтобы ты знал, — поглядела она на супруга. — Я… не… сдаюсь… — повторила с особым акцентом, и мужчина нахмурился.

— Ты не станешь экспериментировать на живых людях. Обещай мне! — с явной угрозой потребовал он.

— Обещаю, — легко согласилась графиня.

— Обещай, что начнешь новую жизнь…

— Без тебя?

— Без меня. Я возвращаюсь в Лондон.

— Один или?.. — Бывший Оуэн Галлахер подошел совсем близко и глянул из-за плеча графа на непривычно тихую Хартли. Все-таки жаль, что ей не досталась эта миленькая мордашка!

— Один. Нам с графом Солсбери есть, о чем перекинуться словом!

— И даже не станешь скучать обо мне? — Мужские пальцы легли на его грудь.

Граф Дерби прокашлялся, словно воздухом поперхнулся, и, взяв эту руку, демонстративно отвел ее от себя.

— Извини, мы не в тех… хм, обстоятельствах, чтобы быть вместе. Кроме того, — он сделался совершенно серьезным, — мы никогда не любили друг друга.

— Говори за себя…

— … Это и к лучшему, что нам дан второй шанс.

— А как же наш второй шанс? — раздался голос молчаливого наблюдателя, того самого незнакомца, напавшего на графиню в купальне. — Вы что же, так и бросите нас прозябать где-то межу людьми и животными? — Он шагнул ближе к свету, глядя на графа в негодовании. — Мне, признаться, осточертело питаться мышами и бегать по лесу нагишом, припоминая из раза в раз, где именно я припрятал одежду? Я хочу вернуться к семье. Мы все хотим… И вы обещали помочь.

— И я это сделаю. — Граф подошел к запертому шкафу и, сняв с шеи ключ, отпер его. Вынув прозрачный флакон, он протянул его Блэйку. — Спасибо, что помог нам сегодня, — с чувством произнес он.

— Помог… — хмыкнула бывшая леди Дерби. — Если по правде, он всё испортил и заслуживает оставаться котом до конца своих дней. Кстати… котик из тебя получился прекрасный! — насмешливо заключила она.

Блэйк окатил ее таким презрительным взглядом, что мерзавка прикусила язык.

— Обещай, что случившееся сегодня и эксперименты графини в алхимии останутся тайной, Блэйк, — попросил граф. — Ты помнишь наш уговор: я помогаю вам перестать обращаться, вы уезжаете с острова и никому не рассказываете о произошедшем на нем.

— Я помню, граф Дерби. — Блэйк стиснул в пальцах флакон. — И ручаюсь за каждого человека. Они не станут болтать! Благодарю.

— А если станут, — как бы между прочим вставил… Оуэн Галлахер, — на этот раз превращу их в лягушек. Или… в летучих мышей. Говорят, на Скае они особенно агрессивны…

— Перестань, — граф одернул ее. — Скоро рассвет. Оставим совместные пикировки и отправимся спать! Вам, миссис Лукас, предстоит телеграфировать родителям подопечных и отправить их по домам. Кстати, надеюсь, мисс Хортон в добром здравии?

— С ней все в порядке. Она думает, мы… с мистером Галлахером любовники… Большее ей не известно.

— Хорошо. Случившееся на Скае должно здесь же и оставаться! Никому из нас разглашение ни к чему.