— Чье это платье? — спросила она, едва девушка появилась в библиотеке. — Что за пыльный, давно вышедший из моды раритет?
— Это платье самой миссис Дерби, — ответила за Гортензию Амелия Холланд, которая и помогала новоиспеченной подруге его надевать. — Граф одолжил его ей, пока гардероб Гортензии все еще в Килехе, по другую сторону пролива.
Едва услышав такое, Эмма спала с лица: и она еще радовалась тому, что ее чемодан оказался при ней, вот дуреха. Этой дылдообразной Гортензии граф одолжил платье жены! Подумать только. Она посчитала это свидетельством его явного расположения к названной мисс, то есть плюс один в ее пользу…
— Он поступил весьма благородно, — с трудом выдавила она. — Должно быть, не знал, что делать с этим тряпьем после смерти жены, — все-таки не сдержалась она.
— Это «тряпье», как ты изволила выражаться, — не осталась в долгу Гортензия Хортон, — для графа дороже всего состояния. По слухам, он до сих пор хранит вещи жены и не выбросил ничего из когда-то принадлежавшего ей.
С такими словами она разгладила пышную юбку так нежно и аккуратно, как будто ласкала ладонь самого графа Дерби. Мисс Джонстон до страстного захотелось пролить на светло-сиреневый шелк немного ратафии из графина на столике у камина… Такое пятно вывести было бы сложно — пусть тогда попробует покичиться, обманщица этакая. Говорила ведь, что и не думает бороться за графа, а сама, стоило облачиться в платье его первой жены, пыжится как индюк.
Конец перепалке положили шаги, замершие за дверью, и Бартон, распахнувший дубовую дверь, впустил в комнату графа. На том нынче был идеально пошитый костюм цвета темного шоколада и шелковый галстук карамельного оттенка с поблескивающим в его складках ослепительно ярким брильянтом. Глаза того же оттенка, что и костюм — шоколада с капелькой бренди — окинули дам быстрым взглядом, и коленки мисс Джонстон неожиданно ослабели. По крайне мере, только она после в этом призналась, да еще в самых цветастых, вычурных выражениях… Де, один только взгляд графских глаз делает ее чуточку пьяной. Виной всему, как она полагала, именно «капелька бренди», утонувшая в его радужке из шоколада: чем дольше глядишься в нее, тем хмельнее становишься.
— Граф, позвольте представить вам наших гостий. — Даррен Спенсер поднялся при его появлении и подвел к графу первую девушку: мисс Амелию. Та смущенно глядела на пуговицы его сюртука, когда их представляли, и зарделась, когда губы графа коснулись ее подрагивающей руки. Даже через перчатку поцелуй ощущался ожогом, от которого делалось жарко…
— Мисс Эмма Джонстон, сэр. Мисс Джонстон, граф Дерби, виконт Уорринг.
— Приятно познакомиться, мисс Эмма Джонстон, — произнесли губы хозяина дома, но как-то без особого пиетета. Как будто ее кукольное лицо не задело в нем ни единой струны… Мисс Джонстон нахмурилась, все-таки улыбаясь (талант, которым она владела прекрасно).
— И, наконец, мисс Хортон, сэр, Гортензия Хортон, — представил последнюю девушку секретарь, и граф, скользнув по ее платью взглядом, вгляделся в лицо. Что он хотел в нем увидеть? Явно не чуть крупноватый нос и резко очерченные скулы самой мисс Гортензии.
— Приятно познакомиться, мисс Хортон. Хорошо выглядите! — одарил он ее комплиментом, и та расцвела майской розой.
Но Даррену показалось, что комплимент относился скорее к наряду, нежели к девушке. Впрочем, кто он такой, чтобы вникать в побуждения человеческих душ…
— Ужин подан, сэр, — как раз в этот момент провозгласил Бартон.
Граф не успел и опомниться, как ручка мисс Джонстон вспорхнула ему на рукав, опередив прочих девушек, и с ней под руку он и прошествовал в ярко освещенную столовую, к накрытому столу.
На первое подали маленьких устриц на льду с холодным лимонным кремом. Даррен, считавший такую еду отвратительно-неприятной, был рад отвлечься на разговор, начатый мисс Гортензией с самым радостным видом.
— Вы слышали, сэр, в Лондоне запустили новый прогулочный дирижабль? Он наполнен не привычным уже водородом, а гелием. Кроме того, за счет жесткой структуры каркаса он может летать на огромные расстояния в десять миль без необходимости дозаправки.
Мисс Джонстон скривилась: никак поданный к устрицам крем оказался через чур кислым.
— Нет, мисс Хортон, я об этом не слышал, — признался граф, вежливо, но натянуто улыбнувшись. И признался: — Я мало интересуюсь механикой, мои интересы лежат в другой сфере.
— Что именно вас интересует, милорд? — подхватила Гортензия. — Я люблю читать «Морнинг-пост», узнавая о новых веяньях в мире науки и прочих интересных вещах.
Мисс Джонстон скуксилась еще больше, очень явно напоминая просевшее тесто для сдобного пирога.
— Меня скорее интересуют электромагнитные взаимодействия, мисс, — очень серьезно отозвался собеседник мисс Хортон. — Каким образом крохотные фотоны приводят к столь агрессивному возбуждению электромагнитного поля, которое наблюдается по вектору магнитной индукции, если воздействовать им на живую материю через фотоновый же проводник.
За столом, и без того не искрящимся застольной беседой, повисла мертвая, что уж там, гробовая тишина. Даже мисс Хортон, желавшая выставиться «синим чулком», спасовала перед такой неудобовразумительной темой и, как и прочие, покраснела, услышав единственное понятное слово, да и то неприличное: возбуждение.
Кто, право слово, говорит о таком за столом, да еще в дамском обществе?!
И мисс Джонстон воспрянула духом, обрадовавшись неудаче соперницы:
— В Друри-Лейн нынче дают новую пьесу, — прощебетала она. — По слухам, очень недурственную. Сама королева посетила ее в прошлую пятницу… Ее ложу, представьте себе, усыпали лепестками роз. Опять же по слухам, это было чудесно!
Граф свел широкие брови на переносице, как будто решал особенно непростую задачу по тем самым электромагнитным взаимодействиям, о которых никто из прочих за этим столом не имел ровным счетом никакого понятия.
— И зачем это сделали? — спросил он. Мисс Джонстон в недоумении вскинула бровки. — Усыпали театральную королевскую ложу лепестками цветов, — пояснил граф.
Кажется, эта мысль девушке в голову не приходила.
— О… я не знаю, милорд, — растерялась она. — Возможно, чтобы от королевы пахло цветами…
Граф вскинул брови. Он вообще мастерски выражал ими эмоции…
— Разве в другие разы, уж простите мне грубое слово, — дамы замерли: только бы не «возбуждение», снова, — от королевы… воняет?
— Силы небесные, конечно же, нет! — фальцетом пропищала мисс Джонстон. — Как вы могли такое подумать? — И смутилась, уткнувшись глазами в тарелку. — Простите, милорд, это просто красиво, — едва слышно пролепетала она.
В этот момент Даррен Спенсер подумал, что граф либо искусный хитрец, либо действительно непроходимый мужлан. Он поверг в трепет двух самых бойких девиц и теперь с аппетитом поедал щуку в панировке из розмарина и черного перца.
И когда молчание стало уж совсем нестерпимым, он вдруг обратился к мисс Холланд, без интереса ковырявшей в тарелке.
— Вы любите море, мисс Холланд? Мы на острове, окруженном водой, и мне было бы интересно узнать, как вы относитесь к этому.
— Я… — девушка звякнула вилкой и фарфоровую тарелку, — не задумывалась об этом. Но… мне всегда нравилось, как пахнет море. В Брайтоне, когда мы там отдыхали, я любила бродить по берегу моря и дышать его свежим йодистым ароматом.
Граф слушал ее и благосклонно кивал, пока вдруг ни выдал:
— А вы знали, что свежий морской аромат — это просто-напросто запах гниющих внутри него водорослей?
Амелия дернула головой, кажется, больше не полагаясь на свои вдруг осипшие связки. И брезгливо поглядела на щуку, к которой едва ли притронулась… К счастью, дворецкий, который исполнял и обязанности лакея, унес рыбу и подал главное блюдо: жареные говяжьи ребрышки с подливкой и корнеплодами. Вот только есть никому не хотелось… Аппетит внезапно пропал у всех девушек за столом — энергично орудовал ножом с вилкой один только граф.