Вопрос прозвучал снова, на сей раз еле слышно, и я чуть не расплакался при мысли о том, что сделал. Внезапно мне вспомнилась бесконечно льющаяся струя пива в подвале миссис Гримм. По крайней мере, хоть что-то. Я наклонился над краем обрыва и, почти не сомневаясь, что лгу, крикнул: «От преизбытка любви!»

До меня донесся едва различимый шепот: «Спасибо…»

А затем я услышал тихий треск ветвей, глухой удар о землю и понял, что мой человек распался на части. Я снова напряг зрение и вгляделся в темноту, но уже не увидел там никакой фигуры.

Вернувшись назад по тропинке, я нашел своего отца сидящим на поваленном дереве с сигаретой в зубах.

— Ну как? — спросил он, завидев меня. — Видел что-нибудь?

— Нет, — сказал я. — Пошли домой.

Должно быть, он заметил что-то в моих глазах, поскольку спросил:

— Правда?

— Правда, — сказал я.

Пока мы шли домой, безостановочно сыпал снег, и, казалось, снегопад не прекращался до самого конца зимы.

Теперь, имея за плечами двадцать с лишним лет брака и двух коротко стриженных сыновей, я возвратился на прошлой неделе в родной городок. 'На месте вырубленного леса и снесенного здания старой школы ныне простираются новые кварталы, где названия улиц напоминают об утраченном: Вороний проезд, Олений проспект, Ручьевое шоссе. Мой отец по-прежнему живет в нашем старом доме. Мама умерла несколько лет назад. Моя младшая сестра замужем, живет в одном из северных штатов и растит двух сыновей. У отца опухоль почки, и он страшно исхудал: его некогда мускулистые руки усохли и стали не толще веток. Он сидел за кухонным столом, изучая программу скачек. Я попытался убедить его бросить работу, но он помотал головой и сказал:

— Без работы тоска.

— Сколько еще ты сможешь ходить в мастерскую? — спросил я.

— Пока не помру, — сказал он.

— Как самочувствие? — спросил я.

— Скоро стану кормом для червей, — со смехом сказал он.

— Как тебе мысль о смерти, если честно? — спросил я. Он пожал плечами:

— Это часть игры. Я думал, что когда станет совсем хреново, я вытешу себе гроб и лягу в нем спать. Так что когда помру, вам останется лишь заколотить крышку и зарыть меня на заднем дворе. о

Позже, когда мы смотрели по телевизору бейсбол и я уже выпил несколько банок пива, я спросил, помнит ли он, как мы ходили в лес.

Отец закрыл глаза и закурил сигарету, словно пытаясь вспомнить.

— Ах да, припоминаю, — сказал он наконец. Я никогда раньше не задавал такого вопроса:

— Это ты стоял тогда там за деревом?

Он глубоко затянулся, медленно повернул голову и уставился на меня без тени улыбки.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — сказал он и выпустил изо рта серо-голубое дыхание жизни.

Некролог Арчибальда Мюррея я обнаружила в «Трибьюн» пару дней назад. Сообщение было длинным из-за чреды пышных званий, следовавших за его именем и вызвавших в моей памяти события, свидетелями которых были он и я и которые, возможно, не понравились бы его детям. Лично я никогда не рассказывала о том, что тогда произошло, поскольку все, что я видела, не объясняет ровным счетом ничего, но теперь из всех нас осталась только я. Не стало даже Уилмета, который в моей памяти так и остался мальчишкой. И поэтому я считаю нужным кое-что рассказать, что и делаю.

Иногда во сне я опять возвращаюсь в джунгли. Тиканье часов превращается в шум миллионов жующих насекомых, звук падающих с листьев капель — в гул, подобный тому, который стоит в голове, когда мечешься в лихорадке. Потом приходит Эдди в своей дурацкой шляпе и высоких сапогах. Он обнимает меня, как делал всегда, когда ему надо поговорить, и я просыпаюсь, чувствуя, что мне очень жарко, я очень стара и совсем одинока.

В джунглях ты никогда не бываешь одинок. Ты ничего не видишь в причудливой игре света и тени сквозь переплетение корней, листьев и лиан, но постоянно ощущаешь, что за тобой наблюдают.

И в то же время понимаешь, что, в сущности, ты никто. Ты просто вцепившаяся в землю мелочь. Эти призрачные тропинки протоптаны не для тебя. Если тебя укусит змея, то и черт с тобой, ты сам виноват, а не змея. И если тебя так и не вытащат из джунглей, ты превратишься в удобрение, как и все, что тебя окружает, а потом возродишься в виде перегноя или мха, папоротника, лишайников, муравьев, тысяченожек, бабочек, жуков. Джунгли кишат всякой живностью, а это значит, что в них кто-то постоянно умирает.