Все верно! Куда подстреленный денется? Только орать будет. Толку от него в руководстве — никакого. Опять же только в плохих боевиках раненый продолжает действовать адекватно. На самом деле ни о чем, кроме своего ранения, он думать уже не может. Криками деморализует остальных. А если это еще и командир — просто «мечта оккупанта»! Если кровью не изойдет, может и «языком» впоследствии поработать.

Даю Лыкову понять, что собак беру на себя. Подтверждает. Ну, с богом! Первый выстрел за Витько́м, но только после взрыва… Есть! Подорвался один! Ногу по самый обрез сапога — как срезало. Осталась болтаться только на лохмотьях брюк. Дикие вопли от него на весь лес! Кровищи — море. То, что доктор прописал! Остальные «ломанулись» врассыпную. Сработали «растяжки». Когда они на высоте установлены — не спрячешься. Тут и там в живописных позах «готовые» валяются. Не могут живые люди так разлечься. Одной собачке — «кранты», вторая скулит. Наверное тоже досталось. Лейтенанту, однако, повезло. Похоже, даже не зацепило. Сейчас Лыков это дело исправит. Ну, что я говорил? После выстрела офицер упал, корчится, орет благим матом. Не до командования ему. Сейчас остальных «причешем». Начинаю, короткими очередями. Не нравится?! А кто обещал, что все, как на параде, будет? Вот кто-то приподнялся… Любопытный ты наш! К нему, уроду, и с претензиями — вгоняю две пули в неосторожно подставленную башку. Нечего в Россию соваться! Тут вам — не Польша! Бисмарк[46] в свое время предупреждал! Рядом хлопают выстрелы Виктора. Тот попусту стрелять не приучен. Каждый выстрел — в цель.

Достаточно! По моей отмашке откатываемся на запасную позицию… Мы уже вне зоны огня, пули в стороне щелкают. Кого гансы обстреливают, непонятно даже им. Поджидаем подмогу фрицам со стороны брода. Вот они! Ловлю сигнал Виктора, подтверждаю. Думаю, за канонадой подкрепление не поймет, откуда стреляли. Условились: Липе — командиры, мне — собаки. Начинаем!

Несколько точных выстрелов и очередей. Собаки молчат, раненые вопят. Результат достигнут! Кинулись немцы врассыпную, а тут — опять «растяжки»! Хорошо прилетело! Сейчас в направлении первой группы еще постреляем немного — и можно отваливать… Есть результат! Пошла стрельба между фрицами. Пусть повоюют! Командую Виктору — отходим!

Полежим в сторонке, понаблюдаем, как они друг с другом «хлещутся». Потом поможем побежденным. Не так много уцелевших с обеих сторон осталось. Скоро еще меньше будет!..

…Недолго музыка играла… Кажется, наконец до немцев начало доходить, что они воюют друг с другом. Стрельба понемногу затихла. В живых остались считанные единицы, различающиеся лишь степенью тяжести полученных ранений. Пришло время наглядно показать ребятишкам, до какой степени они были не правы. Подаю Лыкову сигнал — огонь! Следует утвердительный ответ. Умножаем на ноль оставшихся. Делать практически уже нечего. Несколько точных выстрелов и очередей — все кончено! Осталось проконтролировать, чтобы никто никому ничего рассказать о случившемся не мог. Дело неприятное, но жизненно необходимое. Выжившие могут и в спину выстрелить, на что мы категорически не согласны. Виктор подбирает чей-то автомат. В лучших традициях зачистки звучат короткие очереди. Отходились вы по нашей земле, твари! А вот и лейтенант, намеченный мной на роль «языка». Не повезло нам в этот раз. Никому и ничего не расскажет. Уже коченеть начинает. Похоже, что кто-то из своих ему «помог» — словил очередь в спину. Ну, что же, остается забрать у него документы. А это еще что? Лежит боец рядом с разбитой радиостанцией, глазами лупает, пытается до карабина дотянуться. Вот уж, хрен вам! Отпинываю оружие подальше. Ранение у фрица — так себе, не тяжелое. Судя по всему, радист. На безрыбье и сам раком станешь. Будем пользоваться тем, что досталось. Запоет, соловей импортный… у меня точно запоет! Уж, как развязать язык самому отъявленному молчуну, еще в Чечне научился.

— Липа, займись клиентом.

— Есть.

…Все! Живых больше нет. Кто найдет — пускай разбирается, что же тут произошло. И чего это они друг друга перестреляли?! Гильзы только свои собрать, чтобы следов не было. Несработавшие мины снять — еще пригодятся.

Неплохо получилось. Почти два взвода на распыл. Вот бы так и дальше прокатывало!

— Липа, ты как? Перевязал этого?

— Готово уже.

— Тогда давай его в сторону оттащим, а потом доберись до брода. Не остался ли кто там?

— Есть. Сейчас проверю.

А я пока посмотрю, какие там еще документы имеются… Солдатских книжек полно, только они без надобности. А вот удостоверение личности лейтенанта разведотделу пригодится. Ага! Из-под крышки радиостанции какие-то бумаги торчат. Пусть Трошин со Смирновым разбираются. Вот и Лыков…

— Командир. Брод свободен. Они, похоже, все сюда по нашу душу кинулись.

— Давай тогда пойдем к нашим. Немца с собой. Он как, идти в состоянии?

— Побежит, если надо. Плечо — не задница, на скорость не влияет.

— Тогда, подъем! Двинулись…

Пусть гансы думают, что мы через брод ушли. Следочки на месте перестрелки мы табачком присыпали. Да и без него через несколько часов по такой жаре собаки след уже не возьмут. Дух разлагающейся плоти все перебьет. Псы вконец озвереют. Сейчас придем к своим, пообщаемся с «языком». Много интересного рассказать должен. Радисты, как правило, знают больше остальных солдат. Уж, кодовую таблицу-то должен знать, как «Отче наш…». Никуда не денется, вещать будет, как Цицерон[47].

Жарковато нам сейчас придется. После диверсии фрицы должны «землю рыть». А уж после того, как две группы порешили, они как с цепи сорвутся. Чувствую, на всех мало-мальски пригодных для прохода местах посты стоять будут. Это что же получается? Громадные силы мы на себя оттянем. Ну что ж, на передовой легче будет. А мы как-нибудь прорвемся!

…Так, что у нас со временем? Уже половина одиннадцатого. Подзадержались мы из-за разборок с погоней. Неплохие часики мне «по наследству» от лейтенанта достались. Швейцарские, «Longines». Изготовлялись по заказу вермахта для офицеров. На задней крышке клеймо «DH» стоит, то есть для сухопутных сил. На кожаном черном ремешке. Несколько штук еще и с солдат сняли. Те попроще будут. «Zenith», тоже швейцарские, в стальном корпусе, циферблат черный, с контрастными белыми цифрами. Стекло пластиковое, ремешок кожаный черный.

Идти еще порядка двадцати километров, а немец, подлюка хилая, темп сдерживает. С нашей скоростью длительное время бегать не подготовлен. Сейчас бы его допросить, да немецкий для меня — темный лес. У Лыкова — аналогично. Кроме «Хальт!» и «Хенде хох!» практически ничего и не знаем. Аккуратнее с ним придется, когда мимо населенных пунктов станем пробираться. Придется кляп вставлять, а то еще заорет ненароком. Таким макаром со своими встретимся только часа в три, не раньше. Кстати, пленный на нас как-то зашуганно смотрит. Оно и понятно, очень уж мы на леших смахиваем в нашем одеянии, да и лица в гриме. Такого еще не видал никогда. Будем надеяться, что это удержит его от опрометчивых поступков. А пока пошевеливайся, тормоз ты наш!

Выбиваемся из графика. Как было намечено планами командования, идти не получится. Придется сейчас к основным целям пробираться кружным путем. Второстепенные объекты — пока побоку. Интересно, кто нас от «СМЕРШа» контролирует? Не может быть, чтобы с таким важным заданием — и без присмотра. Марина?.. Возможно. Не хотелось бы так думать, но она — идеальный вариант. Даже независимая от меня связь имеется. Что она передает, я проверить просто не в состоянии. Шифры знать не положено, да и «морзянки» не знаю. Хотя, не факт, что Марина. Мне ее слишком явно навязали. Понимают, что подозревать в первую очередь ее буду. Опять же, зная, что я так буду думать, именно ее и могут контролером сделать, потому как слишком явная подстава. То же самое и с Ботаником. Опять же — «левый» пассажир, навяленный нам начальником разведки. Почему бы и не предположить, что сделано это по согласованию с особистом, или даже по его требованию. Придется подмечать всякие мелочи, делать выводы. Неприятно ощущать себя «под колпаком», но выводы напрашиваются сами собой. Интересно, что будет делать «смотрящий», когда узнает об изменении маршрута и порядке прохождения целей?