— Вот что еще, отец. Нам бы как-то убитых спрятать получше, да и машину тоже. Ты же сам говоришь, что каждую тропинку в округе знаешь, так и посоветуй.

— Как ты думаешь, командир?.. Ты же командир у них? — показывает на бойцов.

— Ну так…

— Как думаешь, фрицы дом мой сожгут?

— Думаю, да.

— Тогда пусть с пользой сгорит. Давай всех убитых в дом, да и эту гниду туда же. Потом подожжем. А кто там дальше разберет, сколько в огне сгорело, да отчего померло. Может, сам я дом и поджег вместе с супостатами. Пусть и дальше считают, что я с партизанами якшался. А машину и прятать не надо. Просто подогнать к самому дому, она вместе с ним и сгорит. Тоже для немцев загадка, что раньше загорелось: дом или машина?

— Да, дед! Погиб в тебе великий комбинатор.

— Кто, кто?

— Это я о своем, не обращай внимания… Док! Как там Чибис?

— Жить будет. И даже, возможно, счастливо. Кость не задета, на вылет прошло. Можно сказать, в рубашке родился.

— То есть, ходить может?

— Думаю, через пару-тройку дней даже бегать будет. Похромает только немного.

— Хорошо. Позови ко мне Фею.

— Есть!

Достаю карандаш и лист бумаги из планшета.

— Слушай, отец. Раз уж ты с нами пойдешь, мне о тебе хоть что-то знать нужно. Давай, к своему личному составу тебя припишу. Как твои фамилия, имя, отчество? Когда и где родился?

— Ну пиши, раз без этого нельзя. Федотенко я, Поликарп Васильевич. Восемьдесят первого года. Родился и живу все время здесь. Как уже говорил, лесником работаю еще с довоенного времени.

— А жена твоя?

— Зачем это?

— Похоронить-то надо? Так хоть что-то на кресте написать. Одна незадача, подальше отсюда нужно. Вроде, сгорела она вместе со всеми…

— А-а! Тогда: Федотенко же, Матрена Филипповна, восемьдесят девятого года. Похоронить можно не очень далеко отсюда. Тут болотце неподалеку, с полкилометра, так на нем островок есть. Немцы туда не сунутся, а я тропу на остров знаю. Вот там и похоронить.

— Так и сделаем. Только тебе показывать придется. Машина до болота пройдет?

— Зачем?

— Вместо катафалка, на руках далековато будет, а потом уже и подпалим. Жена-то местная?

— Вон для чего! Пройдет. Тутошняя жена-то тоже… Чудно́ вы как-то друг друга называете, хлопцы!

— Так надо, отец. И тебя тоже как-то звать нужно будет. Если так и будешь — Отец? Годится?

— Раз надо — так и зови.

— Хохол, возьми с собой бойцов, поедете с Поликарпом Васильевичем, похороните его жену, — и тихо, почти шепотом: — Посматривай там за дедом. Понял?

— Есть! — и так же тихо: — Понял.

— Выполняйте! Фея, сколько по времени сеанс связи займет по резервной схеме?

— Зависит от объема информации.

— Запеленговать смогут?

— Практически нет.

— А поподробнее?

— Там передавать будут для меня, мне только останется… Да не забивайте себе голову, командир. Вам же нужно быть уверенным, что нас не обнаружат? За это не переживайте.

— Когда очередное время сеанса?

— Через пятнадцать минут.

— Ясно. Передать нужно вот что…

— Что скажете, Виталий Сергеевич? С какого перепуга Слепого воевать с эсэсовцами потянуло? Ему бы сейчас без шума из района убраться, а он опять внимание к себе привлекает. Да еще и гражданского зачем-то в свою группу включил.

Полковник Марущак пододвинул начальнику разведотдела шифрограмму.

Секретно

Гефесту

На хуторе возле Каза́чки вступил в бой с зондеркомандой. Уничтожено 18 солдат, 1 офицер. Незапланированный контакт — Федотенко Поликарп Васильевич, 1881 года рождения, местный, до войны работал лесником в Харьковской области. Супруга Федотенко Матрена Филипповна, 1889 года рождения, убита. По неподтвержденной информации Федотенко связан с партизанами. Вынужден включить в группу.

Одиссей.

Говоров внимательно прочел документ, о чем-то задумался, пощипывая пальцами нижнюю губу.

— Может у него просто выхода другого не было, кроме как бой принять? А гражданский вполне мог случайно в это дело попасть. Другой вопрос, что Слепой сам подозревает о возможной подставке абвера, поэтому так подробно и сообщает о Федотенко. Считаю, следует проверить этого лесника по вашим и моим каналам. У вас, я знаю, есть выход на Строкача[50]. Я могу связаться с Корнеевым[51]. Если Федотенко на самом деле с партизанами связан, информация о нем, хоть и не моментально, а появится.

— Ну давайте так и поступим. Я со своей стороны еще и с НКВД попробую состыковаться. Вдруг да найдется кто из тех краев. С лесниками это ведомство всегда тесный контакт имело. Если же совсем никакой информации не накопаем, то тут есть большая вероятность происков ведомства Канариса[52]. Желательно бы еще и словесный портрет Федотенко составить, если такой на самом деле существует.

Ох, и свербит же у меня в одном месте! Что-то чувствует любимая пятая точка. Точно такое же чувство посетило меня как-то в Черноречье на окраине Грозного. Там вовсю еще шли боевые действия.

Перестреливаясь с боевиками, вышла наша группа из пяти человек к полуразрушенному дому на улице Армавирской. Закрепились в нем. Остальные собровцы тоже укрылись неподалеку. Хоть крыши над нашей головой практически нет, но по сравнению с открытой местностью — просто сказка. Снаружи пронизывающий до костей ветер, температура около пяти градусов. Под ногами — каша из подстывшей грязи, в которой так удобно прятать проволоку растяжек. По времени — уже вторая половина дня. Последний раз ели еще рано утром, потом не до того было, да и не вспоминалось как-то. А тут, спрятались от ветра за стенами, под ногами твердая поверхность, хоть и заваленная хламом. Кажется, уже и теплее как-то, хоть это и иллюзия. Сразу есть захотелось — спасу нет. Хорошо, с собой «Вискас» был, как мы называли итальянскую тушенку «Икар» из гуманитарной помощи. В нормальной обстановке такое и в рот не полезет, а в Чечне в начале войны на ура шло, только за ушами пищало. Это уже потом избаловались шашлыками из баранины и осетрины при последующей относительно спокойной жизни в Грозном.

Вспороли по банке «Вискаса», прямо с ножа покидали в рот. Совсем захорошело, даже на дремоту пробивать стало. Рация периодически что-то неразборчиво каркает. Нас вроде пока не вызывают. Даже стрельба как-то слегка поутихла. Идиллия, да и только. Вот тут у меня и зазудело. Вроде, предпосылок никаких нет: сиди в укрытии и радуйся. Но вот не дает что-то покоя, неуютно как-то стало. Давит и давит. Говорю бойцам:

— Валить отсюда надо! — А они в ответ:

— Да, зачем? Плохо нам тут что ли?

Пользуясь правами старшего группы, настоял на своем. И вовремя. Отойти еще от нашего укрытия толком не успели, как туда выстрел с «Мухи» и пара ВОГов[53] прилетели. Вот и думай потом, есть оно, шестое чувство, или нет?

…Сейчас те же самые ощущения. К чему бы это? Правильно, конечно — подзадержались на хуторе. Давно пора сваливать отсюда, да Белый с лесником все еще не вернулись. Трупы фрицев уже в дом занесли, раскидали их по всему дому. Старосту порасспрашивали немного, но толку от этого никакого. Как источник информации, он полный ноль. Так и списали в расход. Радиостанция трофейная, вытащенная из кузова опеля, стоит сиротливо в углу и молчит, как будто все вымерли. Скоро уже карателей хватиться должны. Не сами же по себе они сюда примчались, явно команду получили. От боевого охранения тоже никаких сигналов. Нездоровая какая-то ситуация, как затишье перед бурей.

Вот наконец-то раздался звук мотора. Слава богу, Белый возвращается. Повыскакивали с машины, а ее прямо вплотную к дому подогнали.