— Лен, ты не откажешься покружиться со мной, так сказать, в тихом танго? — Осмоловский протянул Лене руку.

Она согласно кивнула и вышла из-за стола. Славик воспринял это как вполне естественное желание жены потанцевать с другим парнем, ну и ладно. Хочется ей — пусть потанцует. Петр подхватил Олесю под руку и тоже отправился в зал, где гремела музыка и сверкали лазерные лучи. Анри пригласил Гулю, но она отрицательно помахала ладошкой.

— Славик, этот Осмоловский — гнилой чувак, — сказала она. — Не понимаю я казака, который позволяет всяким там танцевать с женой.

— Да пусть потанцует, — беспечно ответил Славик.

— Что значит пусть? — упорствовала Гуля. — Ты казак или нет?

— Гуль, я казак. Но ты ж понимаешь, я пока не могу содержать свою семью… Так получилось… Но если этот парень обидит Ленку — я набью ему морду.

Гуля тяжело вздохнула, глядя на Славика.

— Не надо, — возразил Анри. — Ты мне скажи, я сам это сделаю. И никто не догадается, в чем тут фишка.

— Идиоты, — пробормотала Гуля.

— Кстати, ребята, а почему вы до сих пор не поженитесь? — спросил Славик. — Обалденная пара получится.

Гуля посмотрела на Анри, а тот недобрым взглядом уставился на Славика: мол, чего болтаешь лишнее?

Через пять минут вернулись Петр с Олесей. Петр взял на всех пива и сказал, тяжело плюхнувшись на стул:

— Славик, по-моему, Осмоловский кадрит твою жену. Они остались на другой танец.

— Ты чего, Петя! — одернула его Олеся. Она была новым человеком в их компании и не слишком много говорила. Но сейчас не выдержала. — Они просто танцуют.

— Действительно, — сказал Анри. — Пусть Ленка потанцует, отвлечется от скучной семейной жизни. У нас же демократия, верно?

Гуля презрительно хмыкнула. Она уже устала от такой «демократии», а этот глупый француз до сих пор не может понять, что нужно девушке. Почти два года спят вместе, в квартире, которую снимают для Гули ее родители, а он все еще думает, ну «тормоз», самый настоящий!

Лена вернулась только через полчаса, раскрасневшаяся, в сопровождении возбужденного Осмоловского.

— Ребята! А вы не танцуете, да? — спросила она. — Там так классно!

— Отлично потанцевали! — сказал Осмоловский, схватил стул от соседнего столика, придвинул его к их столику, сел рядом с Леной.

— Слушай, мужик! — нарочито грубо сказал Анри. — У нее муж есть, так что вали отсюда.

— А ты что, за мужа решаешь? — ухмыльнулся Осмоловский.

— Решаю, — уверенно заявил Анри. — Потому как если он станет решать — я тебе не завидую.

Петр положил тяжелую ладонь на плечо Осмоловского, отчего тот машинально согнулся, и почти ласково пробурчал:

— Чего тебе непонятно, корешок?

Осмоловский сбросил ладонь Петра, вскочил на ноги, приятно улыбнулся Лене и удалился.

— Да вы что, ребята? — удивилась Лена. — Мы же просто танцевали с Никитой, и все.

— Ты теперь не просто так, а жена Славика, — ответила за всех Гуля. — А он наш друг, понятно?

Если бы она сказала «ты наша подруга», Лена была бы благодарна ей. Но — «он наш друг»!.. А она кто же тут?

— Ну ладно, повеселились и хватит, — сказал Славик. — Мы поехали домой, завтра утром на лекции нужно просыпаться… Верно, Лена?

— Кому нужно, а кому и нет! — зло ответила Лена.

— Всем нужно, — заверил ее Анри, хотя примерной посещаемостью никогда не отличался.

Лена поняла, что вечер не удался, ну и… пошли они все! Решительно встала из-за стола и двинулась к выходу. Славик направился вслед за женой.

— Интересно, а с каких это пор ты стал защитником семейных ценностей? — спросила у Анри Гуля.

— Я защищаю своего друга. Не забывай, моя мачеха Полина — из Левобережной. А Оксана — моя сводная сестра. А Славик ее друг, так что мы почти родственники. Да и вообще…

— Хороший парень дуре достался, — сказала Гуля.

— Это верно, — согласился Анри.

Хмурое осеннее утро просачивалось в спальню сквозь неплотно прикрытые вертикальные пластины жалюзи. Уюта это не добавляло, настроение не улучшало, да и никакая погода не влияла на его настроение в последний год. Он оказался в другом мире, а это все равно что на другой планете, и не важно, пять или десять лун восходит на горизонте, три или два солнца, — все кругом чужое, непонятное, и, чтобы выжить в чужом мире, нужно надеяться только на себя, а не смотреть за окно.

Славик осторожно повернул голову, посмотрел на жену — Лена сладко посапывала во сне, до подбородка натянув атласное одеяло в махровом пододеяльнике. Они вернулись домой и сразу легли в постель, он так торопился, что даже не прикрыл плотно жалюзи спальни. Все было замечательно и… странно.

До сих пор он не мог понять, как оказался в этом мире. Ведь не стремился сюда, не мечтал, и даже мысли не было такой. Да, знал, что есть этот мир, где люди ездят на иномарках, совсем не думают о том, как заработать денег на пропитание, как сэкономить, чтобы купить понравившиеся джинсы или кроссовки. Да, знал, а кто же не знает, что есть артисты, спортсмены, певцы всякие, которые живут в роскошных особняках, летают на своих самолетах… Ну и пусть себе летают! Он работал на свиноферме, получал огромные деньги — семь тысяч рублей в месяц, что-то откладывал, намереваясь построить свой дом… лет через пять. Дружил с красавицей Оксанкой Зарубиной, надеялся, что рано или поздно она все же станет его женой. А потом Оксана решила поехать в Москву, к своей тетке, которая была замужем за французом. Поехала… О нем и не вспоминала, хотя он через день приходил к тете Зине, ее матери, спрашивал, какие новости и не надо ли чем помочь. А когда тетка Зинка получила от сестры телеграмму, мол, приезжай, с Оксанкой беда приключилась, кто же должен был сопровождать пожилую женщину в Москву? Кто должен был помочь Оксанке в этом страшном чужом городе? Понятное дело — он. Поехал, хоть его там никто и не ждал. Познакомился с ее сводным двоюродным братом Анри, хоть и мулат, а нормальный парень. Вместе они рисковали жизнями, но освободили… парня, в которого была влюблена Оксанка, которого считали мертвым. И его освободили, и Оксанку тоже, ее-то удерживали на даче Ленки потому, что считали убийцей.

Он все сделал для Оксанки, но… оказался в дураках, потому что она, узнав о том, что Федор Бочаров жив, больше ни о ком и думать не могла.

Как сейчас видится тот октябрьский вечер, дача с железными воротами, хрупкая девушка в джинсиках, на которую его новые друзья смотрят с откровенным презрением, считая предательницей. А она такая беззащитная, такая нелепая… Ну как не помочь девчонке? Да он же ее совсем не знал и злиться на нее просто не мог. Поэтому обнял ее, повел в дом, чтобы немного успокоить… А она стала причитать, что теперь не может оставаться одна на этой жуткой даче. Да и вправду тяжело тут было торчать, кого-то недавно убили прямо в доме, он и сам бы не остался ночевать в таком месте, а Ленке некуда было ехать, она ж не москвичка, и друзья отвернулись.

Остался, чтобы помочь, поддержать ее, больше ведь некому было. А она виски достала из бара, целоваться хотела, ну, раз хочет, так ладно… В итоге оказались в постели, и все было просто замечательно. Он хотел забыть об Оксанке, которая только и мечтала о встрече со своим Федором Бочаровым, она хотела не думать о друзьях, которые возненавидели ее.

А потом прилетел папа. Да, именно прилетел, на вертолете. И приземлился прямо во дворе дома. Когда он узнал, что это папа и что прилетел на вертолете, быстренько свалился с кровати, едва успел джинсы натянуть. Папа! Прилетел! От таких пап подальше нужно держаться, ведь и убить могут. Если у них вертолеты имеются, так и киллеры — наверняка.

Но Ленка заявила папе, что выходит замуж и он — ее жених. Вот так сразу, ни больше ни меньше.

Папа оказался не таким уж страшным, по крайней мере уничтожать внезапного жениха не стал. А он не стал отказываться от этой роли.

Почему? Ну, во-первых, его давняя любовь Оксанка окончательно предпочла его московскому студенту. А во-вторых, Ленка доверилась ему, искала в его лице защиты, помощи, и он не мог отказать этой глупой девчонке. Как бы это выглядело? «Извини, дорогая, побаловались, и будя?» И хоть он не собирался «баловаться» с ней в тот вечер, просто пытался поддержать испуганную девушку, но получалось так, будто воспользовался ее растерянностью.